Правда, не собирался

Асфальт закончился быстро, стоило им свернуть с автострады. Машину затрясло на гравийке, Ваня сбавил скорость и тяжело вздохнул. Мирон завозился на пассажирском сидении, заблокировал телефон, покосился на Рудбоя и уставился в окно. — Поле, русское поле, — прокомментировал он, игнорируя ванькины вздохи. — Интернет пропал. Ваня посмотрел на включенный навигатор и согласно кивнул. Все, кранты цивилизации, дорога закончилась, интернет отрубился, Мирон кукухой тронулся. Нет, Мирон тронулся раньше, ещё в Питере, когда предложил Ване свалить в деревню, на пару недель. Ваня-то что? Он думал, что Окси ему по пьяной лавочке заливает очередную идею фикс, и сам, не намного трезвее же был, вот и согласился. Мирон сказал: — Там хорошо, птички поют, деревья ветками колышут, стихи нашептывают. Ване б задуматься, что там Мирону деревья? Что вообще происходит? Но Ваня был пьян, весел и немного обезбашен. Потому и согласился. Алкоголь — это зло. — Вот чё мы тут забыли? — проворчал Рудбой, когда налетел колесом на особо крупную кочку. Гравий, кстати, тоже закончился очень быстро. Теперь они ехали просто по накатанному и Рудбой подумал, что во время дождей тут можно капитально увязнуть. — Я тебе предложил, ты согласился, — Мирон пожал плечами, и небрежно бросил телефон на панель. — Мог бы и не ехать. Ваня собрался съехидничать, спросить на чем бы Мирон Яныч добирался до этой дыры? На автобусах с пересадками? Ваня рассмеялся, представив Мирона трясущимся в каком-нибудь доживающем свой век пазике. Мирон удивлённо приподнял брови, посмотрел красноречиво и махнул рукой. — На чем бы ты тогда добирался, а? На волосатом мотороллере? — все же не удержался Рудбой. Окси дёрнул щекой. — Ой, завались. Зря он, конечно, про мотороллеры шутканул, вон как у батьки всея рурэпа щеки затряслись от злости. — Да успоко-о-ойся ты, — протянул Ваня, мстя за предстоящие две недели в деревенской глуши. — Хуле ты дуешься? Мирон не счел нужным отвечать, отдав предпочтение разглядыванию однотипных пейзажей. Было б на что смотреть. Зелёные, с проплешинами пожухлой, пожелтевшей травы поля, да темнеющий неподалеку густой лес. Но, судя по всему, Окси нравилось. С чего-то он предпочел найти домик в деревне, а не улететь куда-нибудь в Европу, где блага цивилизации подаются на блюдечке с голубой каёмочкой. Просто в Европы эти всякие Мирон Ваню не звал. Сам летал, когда надо и куда надо. Ваня чертыхнулся сквозь зубы, и мысленно приказал сам себе заткнуться. Нечего над истинными причинами поездки размышлять. Согласился, потому что нажрался. Точка. — Скоро приедем, — подал голос Мирон, выплывая из своей задумчивости. — Нормальная деревня, не бухти. И дом нормальный. Ты вот прям уже сортир на улице представил, да? Воду из колодца… Вдалеке замаячили дома и Рудбой даже мысленно обрадовался. От многочасовой езды спина взялась колом, и болела поясница. Хотелось есть, мыться и спать. Интересно, а там душ есть? — Что? — переспросил Ваня, прокручивая в голове сказанное Мироном. Нет, он все расслышал, но, так, фоном, на первом месте были мысли о наличии душевой в арендованном жилье. Мирон открыл было рот, собираясь повторить сказанное, но Ваня уже обдумал услышанное и сформулировал ответ. — Я думаю, что все так и есть. — Так вот, все так и есть, — мстительно согласился Окси, наблюдая за выражением Ваниного лица. — Что с ебалом? — Троллишь? — с надеждой спросил Ваня. — Троллю, — согласился Мирон. — Безбожно издеваюсь. Деревня была… Как деревня. Ваня ожидал увидеть почерневшие от времени деревянные срубы, выпущенную на вольный выгул птицу и скотину, ребятню занятую незатейливыми играми. Но все было не настолько клишированно, как представлял Рудбой: деревянных домов было не так уж и много, коровы по дороге не бродили. Проезжая мимо очередного добротного кирпичного дома, Ваня заприметил спутниковую тарелку, закрепленную под синей, из профнастила, крышей и эта тарелка стала для него символом цивилизации. Рудбой скосил взгляд вправо — Мирон наблюдал за ним, щурился хитро и было непонятно то ли это ему сигаретный дым в глаза попал, то ли он спалил выражение облегчения на Ванином лице. — Налево, — коротко попросил Мирон. Между делом, ожил навигатор в мобильнике — значит, интернет тут ловил. Плюс один к спутниковой антенне. Ваня свернул на указанную улицу и вопросительно глянул на Мирона. — Нам почти до конца, — упредил его вопрос Окси. — Тут и речка есть. Лес видел какой? По грибы ходить можно. Они проехали почти всю улицу, ловя на себе взгляды местных: кто-то выглядывал из-за невысоких заборчиков, кто-то, не скрывая любопытства, разглядывал машину в упор, сидя на лавочках около домов. Хоббитшир, мать его. Рудбою что-то показалось странным, но мысль все ускользала и никак не хотела укореняться в уставшем с дороги мозгу. — Приехали! — радостно воскликнул Мирон. — Тормози, Вано. Ваня положил руки на руль и опустил голову на ладони. Пока он видел только покрашенный зелёной, облупившейся от времени краской, деревянный забор, и черепичную крышу дома. Проглядывающий через зелень заборной краски другой, выцветший синий цвет, доверия не внушал и навевал меланхолию. И похрен на спутниковое ТВ и мобильный интернет. Тухло здесь. Вот чего Мирону за дурость в голову ударила, а? И какую власть надо над ним, Ваней, иметь, что бы Рудбой влип в эту сомнительную авантюру. О власти думать было нежелательно и Ваня переключился на самого авантюриста. — А мы точно сюда на две недели, а? — получилось жалобно и вымученно. Мирон показал ему язык и вышел из машины. Ваня поднялся на скрипучее, старое крыльцо и обречённо закатил глаза. Заросший бурьяном огород особенно радовал глаз, заходить в дом было страшно. Небось, там русская печь на полкомнаты стоит, даром, что строение из кирпича, могли и поверх бревен обложить, да и дело с концом. — Заходи, не ссы, — донеслось из глубины. Ваня прошел внутрь и понял — его опасения были напрасны. Скрипучие половицы хозяева заменили ламинатом, никаких деревянных стен, маленький санузел и газовый котел на кухне обеспечивали максимум комфорта. Мирон обнаружился в спальне. Ваня бросил взгляд на кровать, на распотрошенную сумку, из которой торчали футболки и пара книг — твою мать, в Питере ему не читалось? Вот совсем не то? Окси поймал его взгляд, улыбнулся: — В Питере прочитать не успел, — пояснил он. — Сейчас колонку зажжем, а там и искупаться можно. Твоя спальня напротив. Ване снилось, что он в заснеженном Санкт-Петербурге, сидит на холодной, кое-как очищенной от снега лавочке и пьет ледяное пиво. Пьет, понимая всю абсурдность ситуации и цитирует кого-то. Как вкусно. Как холодно. Как вкусно. Как, сука, холодно. Хммм. Дилемма. Но дилемма дилеммой, а пиво и вправду было вкусным. А воздух холодным. И вообще, что к чему, черт его знает. Следующим было осознание, что бутылку у него отнимают. Варварски вырывают из руки. — Отъебись, блядь! — Ваня делиться не хотел, поэтому дёрнул на себя стеклотару. — Хватит спать, вставай, — сказал неизвестный любитель чужого алкоголя голосом Мирона. Ваня героически открыл глаза и тут же зажмурился от яркого, бьющего через распахнутые шторы, света. — Давай поднимайся, — повторил Окси и потряс Ваню за плечо. — Сейчас позавтракаем и на речку пойдем. Ваня захныкал, укрылся тонким одеялом с головой. Сам пусть идёт на свою сраную речку, а он хочет спать. Вот че он пристал-то, а. Пальцы у Мирона были холодные, он нашел лазейку, и вцепился Рудбою в бок, пробежался по ребрам в тщетной попытке взбодрить щекоткой. Щекотки Ваня не боялся, но взбодрился мгновенно, скинул с себя руку и укутался плотнее. — Сейчас встану, — пробормотал он, пытаясь скрыть замешательство. Меньше всего хотелось, чтобы Мирон к нему прикасался. Рудбою не претили его прикосновения, все было намного проще — у него моментально встало. Просто, от безобидной попытки пощекотать. — Не вздумай снова уснуть, — предупредил Окси, задержался на пороге, глядя на пошедшее розовыми пятнами лицо Вани и вышел. — Господи-и, ну что за хуйня, — простонал Ваня, принимая сидячее положение. — Ну нахуя мне это все, а? Ответа дать не мог никто, даже Ваня не мог, а уж мифический мужик тем более. Хотелось побыть с Мироном вдвоем, вот, пожалуйста. На тебе, Евстигнеев деревню, бурьян в огороде, речку и горящие воодушевлением еврейские глазищи. Мирон откровенно тащился от места, где они находились, ему, почему-то, здесь нравилось. Раз нравится Окси, то можно и потерпеть. Рудбой поднялся с четким решением не ныть и получать от отдыха максимум позитива. Какой тут может быть позитив, кроме общества Мирона, Ваня не знал. Оказывается, на обратной стороне дома находилась веранда, занавешенная светлым невесомым тюлем с ярким принтом из мелких цветов. Веранда Ване понравилась, так же, как и затея завтракать именно на ней. С веранды открывался вид на зеленый, покрытый кустарником холм и копающихся в импровизированных огородах местных. А еще понравились кресла, жутко удобными оказались. В общем, Рудбой бы тут две недели просидел. Ваня пригубил горячий кофе и, наконец-то, поймал ускользающую со вчерашнего дня мысль. — Слушай, а где вся молодежь? Одни старики тут живут что ли? А ключи ты где взял, от дома? Хозяева не тут? Мирон закурил, подтянул к себе пепельницу и принялся отвечать на вопросы. — Ну, молодых тут немного, кто есть, те с утра на работе уже. Птицефабрика неподалеку, — пояснил он. — Ветер направление сменит, сразу поймем, в какой стороне находится. А мелочь на речке наверное. Подростки тоже там, скорее всего. Вечером дискач в местном клубе. Затусим? — Ты ебанулся? — риторически поинтересовался Ваня. Мирон фыркнул, старательно пряча улыбку. — А ключи в Питере забрал. Они этот дом сдают вот таким изнеженным цивилизацией, как ты, Вань. — Ой, блядь, — возразил Ваня и махнул рукой. Препираться не хотелось. Сидеть на веранде и смотреть на плывущие над холмом облака было довольно успокаивающим. Ваня понял, что Мирон здесь уже бывал, после того, как тот потащил его в местный магазин, закупиться продуктами. Он уверенно шел по улице, и остановился только один раз, решая, здесь им повернуть или идти дальше. — Нет, дальше, — сказал Мирон то ли Ване, то ли сам себе. Ваня тащился рядом — все улицы казались ему одинаковыми. — Надо будет пива купить, пива хочу. И на рыбалку потом сходим. В ночь сходим на рыбалку. Ваню вроде бы и не спрашивали. Так, перед фактом ставили. Рудбой закатил глаза, представляя, как его сжирает местное комарье. Вот унесет, к чертям, вместе с палаткой. Потом наступило осознание, что никакой палатки они с собой не брали. — Я не хочу на рыбалку, — попытался возразить Ваня. — Не хочу. Хочу на веранде сидеть. Мирон раздражённо повел плечом и улыбнулся продавцу — доброжелательной пожилой женщине. — Пиво бери, — он протянул Ване пакет с полторашками. — Сейчас холодильник затарим и на речку. Ваня был согласен тусить на речке, но вечерами он хотел сидеть дома, тем более, что интернет ловил тут как-то выборочно. В доме он был, но стоило выйти в заросший огород — пропадал или полз со скоростью виноградной улитки. Речушка оказалась неширокой, с поросшим ивняком берегом и чистой, прохладной водой. Мирон оказался прав: дети предпочитали гулять и играть у реки, а не бегать в самой деревне. Рационально, чё. Купайся, сколько влезет, загорай, развлекайся. Ваня лежал на полотенце и думал о насущном. О Питере, куче любимых кафешек, о Мироне. О Мироне думалось легко, радостно. Рудбой уже успел окунуться, ощутить насколько вода холодная и теперь предпочел подставлять под солнечные лучи бледную, лишённую загара кожу. Нахрен такое купание, он не морж, в конце концов. — Ты раскрашенный? — произнесли у него над головой и Рудбой повернулся на источник звука. Девочке было от силы лет пять, она смотрела на покрытую татуировками Ванину грудь и хмурила белесые брови. Рядом прыснул Мирон и приложился к стакану с пивом. — И ты в картинках, — припечатала девчушка. — Есть такое… Девочка замолчала, соображая, что ещё сказать покрытым татуировками мужикам. Незнакомцы были интересными, а чувство самосохранения, видимо, было ребенку чуждо. — Это тату, — решил помочь ей Мирон и показал руку с колесом Сансары. — Татуировка. — У папы тоже есть, — ожила девочка. — Вот такая, — она попыталась показать указательным и большим пальцем размер татуировки. — Папа говорит, что далеко заплывать нельзя, мавка под воду утащит. Ваня закрыл глаза, ну до чего же чем-то старославянским повеяло. Вот тебе и интернет, газ, вода в доме. А в реке мавка, которая утащит. — Понял, Вань? Мавка. Не русалка, ундина, наяда. Мав-ка, — Окси рассмеялся. — Непередаваемый колорит, ну. Ваня вздохнул и перевернулся на живот. — Не лезь на глубину, а то точно утащит, — пробурчал он, провожая взглядом возвращающуюся к своим друзьям девочку. — Видишь, тебя даже ребенок предупредил. Налился пивом, нехуй в воду лезть.Тем более, в такую ледяную. Конечно же, Мирон его не послушал. Допил свое пиво, поставил стаканчик на покрывало и в воду полез. Евстигнеев подозревал, что кому-то тупо отлить приспичило. Вода ближе, чем кусты. Мавка, не мавка, а тонул Окси живописно. Так, что все из округи на берег сбежались. Мирон просто пошел поплавать, а потом заорал хрипло, зовя Ваню на помощь и исчез под водой. Так и болтался, отсвечивая лысой башкой, бликующей на солнышке, как маяк. Рудбою казалось, что он плывет непозволительно медленно, что холодная вода сковывает каждое движение, что если он не успеет, то можно и не выплывать обратно. Мирон хватал воздух широко открытым ртом, цеплялся за Ваню, и бестолково молотил руками по воде. — Держу, блядь, — прохрипел Рудбой, в попытке успокоить Окси. — Ногу судорогой свело, — просипел моментально протрезвевший Мирон, пока Ваня буксовал его к берегу. Ваня молчал. Ваня молчал, когда они шли домой, Ваня молчал, когда Мирон звенел на кухне посудой, видимо соображая что-то на обед. Ваня молчал. Внутри все тряслось, дрожало мелко-мелко, словно желе на новогоднем столе и сердце предательски заходилось от страха. А если бы он не успел. Ваня молчал, когда Мирон мягко коснулся его плеча, зовя на поздний обед. Он же просил его, не лезть в воду, он же его просил. Страх был запоздалым, вызревшим, всеобъемлющим. — Завтра уезжаем отсюда, — сказал Ваня и отставил тарелку с отварной картошкой в сторону. — Завтра же. Хватит приключений. Мирон посмотрел на него, отвёл глаза и тихо возразил. Ожидаемо. — Нет, Вань. Рудбой подавил желание разбить себе лицо фейспалмом, разбить лицо Мирону и вообще просто что-нибудь разбить. — Вань… Вань, — попросил Мирон и неожиданно погладил его по руке в робкой попытке успокоить. — Вань. Ваня вздрогнул, фыркнул зло, вырвал из-под чужих пальцев ладонь. Ване стало неуютно. Зря он это сделал. Зря. Теперь Окси его вообще не тронет. Мирон глянул на свою ладонь, в глазах такая растерянность сквозила, будто он ее впервые увидел и спрятал руку под стол. На кухне повисла неловкая, гнетущая тишина. — Я испугался за тебя, — признался Ваня. После мимолетного прикосновения признание далось легко.— Очень испугался, Мирон. Мирон вздохнул, посмотрел на Ваню и неожиданно улыбнулся. — Ладно. Ладно, мы отсюда не уедем, но! — Рудбой поднял палец вверх. — Никаких ночных рыбалок. А то утащит тебя мавки и что мне делать? У погоды были свои планы, которые с планами Федорова не совпадали совершенно. С утра зарядил дождь. Собственно, дождь Ваню и разбудил. Вечером Евстигнеев долго не мог уснуть, бродил между спальней, залом и верандой, курил, сидя в кресле и все думал: зачем Мирон потащил его с собой? Общаться вечерами они особо не общались. Мирон уходил к себе и затихал. Читал свои книги, зря что ли притащил? Прикосновение к руке, то самое, мимолетно-успокаивающее, засело в голове и Ваня крутился с боку на бок, пытаясь убедить себя, что никакого подтекста в этом не было. Мало ли кто чьи руки своими накрывает? Что за детский сад, господи. Рудбой корил себя за несдержанность, за агрессию, ему казалось, что он все перечеркнул своей невольной отмашкой. И как теперь все исправить, как объяснить Мирону, что ради прикосновений, хотя бы прикосновений, он сюда и приехал. А если это безобидный дружеский жест, а он как девочка-подросток ерундой мается? Накрутил-напридумывал. С этими безрадостными мыслями Ваня и уснул. Дождь барабанил по черепице, бил тяжёлыми каплями по стёклам. Ваня проснулся, потёр глаза и героически заставил себя подняться. Может, он бы и позволил себе поваляться подольше, но мочевой пузырь был против. Мирона в доме не было, Ваня даже в спальню заглянул, на заправленной постели валялась книга и темнел телефон. Рудбой вышел на веранду, отодвинул столик и кресла ближе к стене, чтобы не намокли и побрел на крыльцо. Мирон обнаружился у соседского забора, насквозь промокший, но жутко довольный. Мирон пиздил, то есть воровал, огурцы. Окси сидел на корточках и, сквозь дыру в сетке-рабице, обрывал нежные, маленькие корнишоны. — Ты чё творишь, а? — выдавил из себя Ваня. — Окси! Мирон нахмурился, шикнул на Евстигнеева, и поднялся с корточек. — Не ори, блядь, — Мирон поднялся на крыльцо и продемонстрировал Ване сложенную в футболке добычу. — Сейчас картоху разжарим и с огурцами схарчим. — И не стыдно тебе, — предпринял Рудбой последнюю попытку пристыдить. — Окси, вот ты… Вот ты Оксфордский выпускник, рифмоплет, известный человек. Вот чем ты занимаешься? Мирон разулыбался, прижал к себе добычу и провел рукой по ванькиному плечу. — У тебя веснушки на плечах высыпали. Красиво, — и ушел в дом. Ваня выдохнул и закурил. Думать о двусмысленных прикосновениях становилось все легче и радостнее. Дождь стих, моросил так, слегка. Ваня сидел на веранде, кутался в плед и искал в мобильнике советы по анальному сексу с мужчиной. Нет, у него был опыт с парнем, но Ване казалось, что его явно не достаточно. Ваня статью нашел, даже начал читать, потом закрыл вкладку к чертям собачьим. За спиной послышались шаги, Мирон вышел на веранду с книжкой наперевес. Рудбою стало неловко, словно Мирон успел за ним подсмотреть и вообще знал о нем все-все. А все-все включало в себя желание Мирона целовать, трахать и нести всякую херню на ухо. — Вань, — вдруг сказал Мирон и уселся тощей задницей на подлокотник кресла. — Зачем ты со мной поехал, а? Тебе здесь не нравится, ты изначально не хотел ехать. Ваня поднял глаза, посмотрел на длинные ресницы, на едва проступившую — Мирон утром забил на бритьё — щетину и решил не врать. Хватит уже, в конце концов. — Из-за тебя, — признался Ваня и отвёл взгляд. — С тобой побыть хотел. — Будешь, — пообещал Мирон, ни капли не удивившись и наклонился к Ваниным губам. Целоваться с Мироном — это самое правильное, что могло с ним случиться за всю недолгую жизнь. Ваня забрал у Мирона книгу, положил, не глядя на столик и перетащил Окси к себе на колени. Кто-то недавно пил кофе, пронеслось в голове, пока Рудбой прижимал к себе теплого уютного Мирона. — Вань. Ва-ня, — Мирон уткнулся лбом в плечо. — Пойдем в спальню. Ваня был не против. Когда Мирон вытащил из бокового кармана сумки смазку и пачку презервативов, Ваня понял, что его догадки, которых он боялся, которые мучили его всю ночь, были обоснованны и верны. И от этого понимания исчезли остатки скованности, и задышалось легче. Мирон — от него пахло кофе, гелем для душа и дождевой водой — откинулся на подушки, посмотрел лукаво на Ваню и улыбнулся. Ваня сглотнул, вело его от Мирона, от глаз его, казавшихся в сером, бьющем из окна свете, светлыми-светлыми, почти прозрачными вело. Настолько хотелось его, обычного, но самого красивого, что в груди, за ребрами что-то ёкнуло от нахлынувшей нежности. До головокружения и трясущихся пальцев рук Мирона желалось. — Хочешь? — Мирон улыбнулся и подмигнул пошловато. Ваня сжал крепкую теплую ладонь, сковано плечами пожал. — Хочу. Очень, хочу. Миро… Раздевались они молча, быстро. Ваня чертыхнулся, запутался в штанинах, стянул кое-как ненавистную тряпку, отшвырнул небрежно ногой. Стояло железобетонно, в паху неприятно тянуло. В тишине громко щелкнула крышка тюбика и Ваня понял: все, путей к отступлению нет. Правда, он отступать и не собирался. — Какой ты… — Ваня наклонился и поцеловал улегшегося на живот Мирона в шею. — Какой ты красивый. — Я знаю, — без тени стеснения согласился Окси. Сволочь самовлюбленная, что с него взять. Мирон заскрипел зубами, выдохнул расслабленно, уткнувшись лицом в подушку. Ваня целовал напряжённые лопатки и елозил пальцами между худыми ягодицами, осторожно касаясь подушечками сжатой дырки. Мирон промычал что-то нечленораздельное и недвусмысленно приподнял бедра. Ага, понятно. Таможня дала добро. — Да ну бля-а-ядь. Вань, ну давай уже, — Ваня героически игнорировал хныканье Мирона и терпеливо продолжал его растягивать, пальцами, куда надо, давил. Ваня хотел, у Вани колени сводило и он, наконец-то вытащил пальцы, погладил ладонью по бледной ягодице и толкнулся членом, аккуратно проникая в Мирона. Мирон ахнул, сжался и замер стараясь расслабиться. — Мирон. Мирон, эй…— Ваня переполошился, подтянул его за бедра на себя, заставляя встать раком. — Так удобнее, а? — Да, — буркнул Окси и качнул тазом. — Не тормози. В Мироне было тесно, узко, горячо. У Вани тряслись поджилки, и страх слишком быстро кончить бился под черепной коробкой, приводя хоть немного в чувство. Рудбой зажмурился, стараясь не смотреть, вниз. Слишком возбуждающая картина открывалась. Мирон утыкнулся в сгиб собственного локтя и Ваня, наклонился, глянул на хищный профиль, усмотрел складку между бровей. Мирон зажмурился, охнул, после особо сильного толчка, на щеках желваки заиграли. — Больно? — Ваня замер. — Больно, да? Мирон выдохнул куда-то в подушку, поднялся, цепляясь пальцами за ванино бедро и доверчиво прижался лопатками к груди. У Вани медленно, но верно сносило крышу. Мирон притерся задницей к его паху, толкнулся, насаживаясь по самые яйца, извернулся изящно, напрашиваясь на поцелуй. Ваня обхватил ладонью вялый, упавший от неприятных ощущений член и задвигал рукой, качнул бедрами пару раз, чувствуя, что не напрасно дрочит. — Так продолжай, — попросил Мирон и, после очередного несдержанного толчка, застонал, вдруг, низко, хрипло. Запрокинул голову, упираясь затылком в плечо. — Ванечка… Губы у Мирона были обветренными, потрескавшимися, с влажными от слюны корочками. Ваня наивно думал, что его может накрыть только от вида собственного члена в заднице Окси. Он понял, что ошибался. Не только. И задница была узкой и тело, сильное и жилистое, под Ванькиными ладонями готово было лопнуть от напряжения, как струна. Ваня дрочил, трахал, целовал смазанно и, удивлялся, между делом, каким таким чудом удается сдерживать собственный оргазм. Кончил Мирон неожиданно, затих, зашептал севшим голосом: Ваня- Ванечка и сжался судорожно, утаскивая Рудбоя за собой в оргазм. Ваня медленно выплывал из неги, рядом Мирон в потолок залипал, бездумно так таращился. — Мирон… Мирон лениво повернул голову, улыбнулся тепло так, открыто. Довольная улыбка была, Ване от нее радостно стало, тепло. — Так что, хочешь домой? — спросил Мирон и свои пальцы с Ваниными переплел. — Тебя хочу. Опять. Мирон нахмурился, задумчиво покосился на Ваню, обдумывая ответ. Рудбой приподнялся, поцеловал Мирона в плечо. — А домой не хочу… Мирон фыркнул, дёрнул плечом: — Мне так нравятся твои веснушки, Вань, с ума сойти, как. Ваня опустился на подушку, потянул одеяло, укрывая себя и Мирона. Внутри тлело умиротворение, тихо звенело любящее тишину счастье. За окном мерно шумел дождь.