Оглянуться кто не вправе, Вспомнить, словно сквозь сон, Что нашел и что оставил, Что запомнил он. “Ярмарки краски” Так какой из снов ты выбираешь, Кетху Ринко? Какой из них был на самом деле? Боги-Близнецы
Слух о том, что в город приезжает ярмарка из Тейдена, до Школы докатывается быстро, а по самой Школе проносится и того быстрее - можно даже путь проследить по глазам младших учеников, загорающимся как фонарики с этой самой ярмарки. Старшие выглядят невозмутимее и степеннее - просто перешёптываются тише и не о яблоках в карамели, а об особой тейденской стали, которую наверняка привезут на ярмарку тоже... Мастер Дайр ходит с лицом абсолютно непроницаемым, будто бы не слышит всех этих перешёптываний по углам и страшных многозначительных взглядов. Какая ярмарка, ни о какой ярмарке не знаю. А на утреннем построении объявляет, что, дескать, завтрашний подъём - на час позже. И, пока никто не заплясал от восторга, добавляет, что любой, кто опоздает хоть на секунду - отправится из Школы догонять ярмарку. Иногда Ринко думает, как он вообще заслужил всё, с ним произошедшее - и вот мастера Дайра в частности. Опаздывать он не намерен, разумеется. Но очень хочет, чтобы этот лишний час на сон был ему дан не просто так. - Ты пойдёшь на ярмарку? - практически невозмутимо спрашивает он у Рамиллу, даже не глядя на него. - Не собирался, - пожимает плечами тот. - Но все наверняка туда потащатся, так что лучше я здесь… - “...потренируюсь в тишине”, ага. Но ты учти, - Ринко прямо гордится своей невозмутимостью, ты смотри просто, как хорошо получается, - на ярмарке действительно будет неплохое оружие, и если туда приезжает один торговец, которого я там несколько раз встречал - у него лучшая сталь во всём Тейдене. - Да мы же и так можем договориться насчёт поставок их стали напрямую в Школу, - слегка удивлённо смотрит Рамиллу, и невозмутимость рискует дать трещину. - Сразу и будут присылать лучшую. - Да дело твоё, конечно. А я пойду на их мечи посмотрю, может, выберу себе что-то хорошее. - Ты, надеюсь, в курсе, что достойным воином тебя делает не обладание лучшей сталью, а владение ей? Боги, откуда ж ты такие формулировки берёшь-то. - В курсе. Но мой учитель вроде бы считает, что я не безнадёжен. - Он в это очень хочет верить, - поднимает брови Рамиллу. А потом внезапно слегка улыбается. - Ладно. Пойду тоже, посмотрю, что ты там выбирать будешь. Иди, я догоню. Невозмутимость, пожалуйста, не уходи никуда.***
Добравшись до ярмарки, Ринко быстро обегает всех оружейников - и разочарованно заключает, что тот торговец, которого он видел уже трижды или четырежды, всё же не явился. Впрочем, и кроме него есть у кого поглазеть на товары… Ринко привычно берёт в ладони пару кинжалов, взвешивает на пробу несколько метательных звёзд. Но он тут не за этим. - Вон тот неплохой. Вздрогнув от звука знакомого голоса, он оборачивается, чтобы увидеть Рамиллу, разглядывающего выставленные мечи. Торговец с поклоном протягивает ему один из них. Рамиллу с тихим звоном вытаскивает меч из ножен, и непривычно тёмная сталь с глубоким мягким блеском ловит в себя зажигающиеся ярмарочные огни. Это красиво, думает Ринко, глядя на меч в его руках. Рамиллу выбирает ещё несколько разных клинков, взвешивает каждый из них, хмурится, сравнивает. Ринко только наблюдает за тем, как одно, второе, третье лезвие мягко ложится в его руки, как следит он, легко ли обнажается сталь. Как каждый меч становится его частью. - Вот эти два хороши, - Рамиллу кивает, наконец, на пару клинков. - Остальное даже в руки не бери. Ринко кладёт ладонь на искусно оплетённую чёрным шнуром рукоять одного из мечей и сжимает пальцы, принимая вес оружия. Чёрные ножны, тёмная сталь. Тебе подходит. И кто это сказал - Рамиллу, он сам или голоса тех, кто… присматривает за ним? Будь они неладны. Эй. И оцени, кстати, тот факт, что это он сам для тебя выбрал этот меч. Ринко медленно заносит меч над головой, чувствуя всю его длину и отдавая вес клинку, ощущая, как сила перетекает по лезвию до конца и обратно в него. Не задумываясь, он отдаёт за меч половину жалованья. Да, вернувшись в Школу, он должен будет передать его Дайру и притронется к нему ещё не скоро - младшим ученикам хранить оружие всё ещё запрещено - но уйти без этого меча уже не может. - Спасибо, - смотрит он на Рамиллу, задумчиво разглядывающего метательные звёзды. - Не за что, - пожимает плечами тот. - Сталь и впрямь хороша, таким мечом владеть не стыдно. Ты тут ещё остаёшься? - А ты нет? - А что здесь делать? Ринко подавляет глубокий вздох. - Развлекаться, Рамиллу. Я не знаю, съесть яблоко в карамели, лепёшку с травами, посмотреть на ярмарку, побыть за пределами Школы, получая удовольствие от жизни? - В последний раз, когда я за пределами Школы получал удовольствие от жизни, - поднимает брови Рамиллу, - на меня в подворотне напал с кинжалом какой-то наёмник. - Тебе пообещать, что сейчас я этого делать не собираюсь? Рамиллу смеётся.***
Они довольно быстро теряют друг друга в толпе - и, бездумно перебирая кожаные ремни и перевязи на одном из лотков, Ринко пожимает плечами - но а чего он, собственно, хотел? Пить вместе горячее вино, дурачиться и кусать одно карамельное яблоко вдвоём, целоваться в укромных углах? Так не того человека его угораздило выбрать. От тонкого холодного укола почти незаметной горечи куда-то в живот он понимает, что, наверное, чего-то такого и хотел. Впрочем, за карамельным яблоком он всё-таки идёт. И у лотка пирожника нос к носу сталкивается с Тхиа, с невыносимым изяществом откусывающим поочерёдно от трёх сразу яблок, и Рамиллу, взирающим на это с поистине священным ужасом. - Тхиа, - осторожно осведомляется Ринко, - а ты догадываешься, что тебе завтра тройную полосу препятствий бежать? - Я тебе больше скажу, судя по его взгляду, я её ещё и с полным утяжелением бегу, - Тхиа невозмутимо хрустит яблоком. - Но это же не повод. Лонса вот не смущает. Рамиллу, да не смотри ты так! Попробуй сам, не отравишься! Скепсис на лице Рамиллу написан гигантскими буквами, но яблоко он берёт - красивое, ярко-красное, обсыпанное колотыми орешками - и осторожно кусает. Карамель окрашивает его губы алым. В целом, весь вид Рамиллу с красным яблоком в руках пробуждает совсем не те ассоциации, о которых хотелось бы вспоминать, но, но, но… Ринко отворачивается и уходит к другим лоткам до того, как краска бросится ему в лицо. Боги, не смейтесь, ну пожалуйста. Споткнувшись неожиданно о корень и подняв взгляд, Ринко понимает, что стоит у одного из украшенных к ярмарке деревьев - оно увешано кусочками бумажек с заветными желаниями. Да нет, он не собирается, ну. Обрывок красной нити колышется перед ним - мол, привяжи, ты ведь хочешь? Ринко качает головой, поднимая руку и осторожно гладя нить кончиками пальцев. Что вам неведомо о моих желаниях? Впрочем… Нет, он всё ещё не собирается этого делать, но вид нити наводит на хорошую мысль. Ринко довольно быстро отыскивает под яркими навесами лотки с тапавской шерстью, почти скрытые за лёгкими тёплыми шалями и тяжёлыми длинными плащами. Торговца нигде не видно, правда - но он всё равно шагает ближе, легонько касаясь мягких мотков пряжи. Тёмных, светлых, окрашенных в разные цвета… И невольно ловит обрывок чужой фразы. - ...и можно пытаться не принять судьбы, предназначенной Узором, но, друг мой, чем большая роль тебе предназначена, тем труднее от нее уклониться. Колесо плетёт так, как того желает Колесо, и тогда, когда оно того желает. Замерев, Ринко ловит каждое слово, проникающее в самое сердце - будто внутри него шьёт по живому шёлковой нитью. Пальцы неосознанно гладят тёплую пряжу. - Колесо вплетает нас всех в Узор так, как ему угодно, но мы, по крайней мере, можем встретить свою судьбу с прямой спиной… Немногим дана возможность влиять на Узор, это правда. Но некоторых поворотов Колеса невозможно избежать - и невозможно не ощущать. С лёгким шорохом из-за ширмы за прилавком с лотками появляется старик, закутанный в тапавский плащ - и собеседник его остаётся невидимым. - Вы согласны, юноши? - О чём вы?.. - хрипло спрашивает Ринко, стараясь вообще не думать, какого ещё юношу видит рядом с ним торговец. - Древняя вера Тапавы, - загадочно улыбается старец. - Поколениям ткачей, веками наблюдающим за тем, как свиваются нити… многое становится более ясным в Великом Узоре Времени, - он произносит слова с таким ощутимым значением, что Ринко становится слегка не по себе. - А вы, юноша, сделали крайне верный выбор. - Я… что? - помимо воли Ринко, кажется, заливается краской. Старец с улыбкой кивает на моток шерсти под его рукой. - А… да, скажите, какая шерсть у вас лучшая?.. - На плащ, на одеяло, на шитьё? - подмигивает торговец. - На алтарь, - тихо произносит Ринко. Что бы ни происходило теперь, но Колесо ли, неведомый ему Узор или тех-кто-за-ним-присматривает - ему есть за что благодарить. Старик удовлетворённо кивает. - Как я и сказал. Вы умеете выбирать. Расплатившись за шерсть, Ринко отходит, усиленно не глядя по сторонам, но конечно, конечно, когда его подводило боковое зрение, которое Ночных Теней с детства учили развивать так же, как обычное. Выражения лица Рамиллу он не видит, но замершая посреди яркой ярмарочной суматохи фигура и взгляд в никуда угадываются слишком хорошо. - Скажите, - резко развернувшись, он возвращается к прилавку, и голос звучит слишком звонко и громко от напряжения, но тем лучше, - если всё подчинено судьбе, значит ли это, что человеку суждено было почувствовать… то, что он чувствует? Имеют ли значение эти чувства вообще, если они были написаны в его судьбе заранее?.. Старик-торговец по-прежнему улыбается. - Колесо плетёт так, как того желает Колесо. Но его повороты - лишь вехи. Делаешь ли ты свои выборы, когда оно поворачивается или поворачивается оно, когда ты что-то выбираешь, это не так важно - но только твоё сердце может чувствовать что-то или нет. И если оно выбрало, даже если сам ты этого не осознаёшь… Колесо это слышит.***
Не слыша ничего вокруг, Ринко бездумно шагает между рядами лотков, особо не интересуясь, куда он идёт - и выходит к площади с большим помостом. Представление... Что ж, кажется, и впрямь лучше просто поглазеть на плясунов и фокусников, чтобы ни о чём не думать, не слышать своих мыслей. Мало-помалу к помосту подтягиваются и другие зеваки, обступают его. Ринко прислоняется к стволу дерева рядом, ощущая, как сильно устал испытывать всё то, чему даже сам не может дать определений. Верёвки с ярко-красными флажками и мерцающими фонариками натягиваются над помостом, колышутся. От порывов ветра флажки шелестят и хлопают, и ярмарка гомонит, веселится, смеётся, истекает сладкими запахами угощений и душистых пряностей, кружа голову… Ярмарочные плясуны кривляются на освещённом деревянном помосте, кувыркаются, скачут, карабкаются друг на друга, строя невообразимые фигуры и балансируя в воздухе, и барабаны выбивают отдающийся во всём теле ритм, от которого содрогаются яркие навесы, и голову ведёт, как от сладкого рисового вина… А потом в руках плясунов вспыхивает пламя. К голосам барабанов присоединяется тягучее, густое, как тёмный мёд, пение, и низкие гудящие звуки ещё каких-то инструментов, Ринко не различает. Огнеглотатели в длинных чёрных одеяниях с открытыми руками расходятся по кругу, двигаясь плавно и медленно, подобно жрецам. И начинается танец. Странный, завораживающий, затягивающий внутрь себя - поглядел и отвернуться не можешь. Текучие жесты танцоров подобны чёрному водовороту, свивающемуся кольцами и расходящемуся волнами, и огонь в их руках чертит круги, цветы, звёзды, крылья… Без единой заминки, без единой ошибки. Так, как должно. Так, как должно быть. Ринко выдыхает, запрокидывая голову. Это просто танец, но почему и в нём он сейчас видит всё… это? Фонарики в перекрестье верёвок мерцают и вспыхивают от тёплого ветра. Огоньки освещают натянутые волокна так, что они кажутся золотистыми. Ринко, не находящего в себе никаких сил отвести от них взгляда, пробивает сильная крупная дрожь - в унисон с барабанной дробью. Перекрещенные золотые нити. “...что за манера просить!? Берёшь и развязываешь, а если не выходит, то и не должно!..” “...Колесо плетёт так, как того желает Колесо…” Где-то совсем-совсем рядом раздаётся тихий звенящий смех - будто бы кто-то задел раскачивающуюся на ветру связку колокольчиков. Повернись, звенит воздух ему на ухо, и кожи касается тёплый ветер. Ринко медленно оборачивается, как сквозь густое масло или толщу воды - чтобы увидеть то, о чём уже знает, чтобы натолкнуться на тёмный взгляд Рамиллу совсем рядом. Барабаны бьют прямо в его сердце. Где-то далеко с грохотом проворачивается плетущее свой Узор Колесо. Рамиллу делает шаг навстречу. В его глазах отражаются огни. С ним сейчас происходит то же, резко понимает Ринко, то же - непонятное, неназванное, то, что так странно отдаётся в груди барабанным боем. Он ни слова не говорит, но тоже всё это видит, и жрецов-танцоров, и мерцание пламени, и перекрещивающиеся нити, и… но нет, почему, этого же не может быть!.. Предположение обжигает его холодом. Пожалуйста, мелькает мысль, полная паники, пожалуйста, пусть это, пусть что угодно, что произойдёт - его воля. Даже если это всё мне вдруг снится. Что бы ни было, пусть он хочет этого сам. Если вы рядом, пожалуйста... не заставляйте его. Рамиллу ни слова не произносит, просто смотрит, смотрит своими невозможными глазами - и Ринко понимает, что больше держаться не может. Не получится. Всё. Он столько раз уже вставал на самый край, что пора было перестать сомневаться. Не в силах больше размышлять о чём бы то ни было, Ринко, сжав запястье Рамиллу, тянет его к какой-то стене, скрытой в тени, за спины глазеющих на танцы с огнём. Ему хватает секунды, чтобы услышать сбившееся дыхание, заметить расширившиеся зрачки и скорее угадать, чем почувствовать - короткую дрожь. Рамиллу смотрит на него растерянно, будто видит впервые - и ничего, ничего не происходит, только их будто бы отрезало от ярмарочного шума, от заворожённых вздохов зрителей, от песни пламени. Еле слышным стоном выругавшись, Ринко закрывает пылающее лицо ладонями, прислоняясь к стене. Ничего. Он опять всё придумал. И спустя несколько бесконечно долгих секунд Рамиллу медленно отводит его руки от лица, легко сжав запястья, и целует. Неловко, просто прижимаясь губами, забыв, кажется, дышать - и когда он отстраняется, чтобы судорожно вдохнуть, Ринко, чувствуя, как приоткрываются его губы, вздрагивает всем телом - словно снова насквозь прошитый сталью. В голове темно и ни одной мысли. Нет. Одна. Тейн Рамиллу целует так же, как наносит удары мечом. Ещё через несколько мгновений до него, кажется, начинает доходить. Ринко медленно открывает глаза, которые, оказывается, успел закрыть. Рамиллу стоит перед ним, всё ещё, всё такой же - или даже больше - растерянный, и смотрит на Ринко, словно пытаясь понять, что только что сделал. - Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - потрясённо выдыхает Ринко, - только не говори, что в тебя снова что-то вселилось и ты не помнишь, почему решил это сделать. Рамиллу качает головой. - Нет. - Хорошо. - С сердца медленно обваливается огромный камень. - Ты… я… ты что-нибудь скажешь?.. Боги, а что ты услышать-то хочешь... - Нет, - и Ринко может поклясться чем угодно, в уголках губ Рамиллу - да, он смотрит на них достаточно внимательно, чтобы понять - мелькает тень улыбки. - Ладно… Рамиллу отступает чуть в сторону, глядя в тёмное небо. - Очень поздно. Пора возвращаться, если хотим хоть немного поспать. Пойдём? Ринко отлепляется от стены. - Пойдём. Сердце колотится в висках, заглушая все звуки. - Рамиллу? - Да? - Наверное, это нужно будет обсудить позже, да?.. - тихо спрашивает Ринко, пытаясь сдержать улыбку. Разумеется, он отворачивается, шагая вперёд. Ринко, пользуясь тем, что его не видно, дотрагивается до губ кончиками пальцев. За их спинами звенит еле различимый колокольчиковый смех.