Ни одна причёска не пострадала (только кактусы)

      Эбонитовый водопад.       Сплошной поток чёрного, стекающий по хрупкой фигуре. Плечи образуют небольшой порожек ровно в центре, где поток изгибается и далее беспрепятственно течет вниз. Вот два ручья по обеим сторонам лица — зеркальные отражения друг друга, — отделяются от каскада, прокладывают собственное русло: едва касаясь шеи, льются зигзагом и ложатся на аккуратную грудь. Тоненькая струйка сочится между серебряных глаз.       Но стоит хозяйке тряхнуть головой, как в воздух взмывает ореол чёрного дыма, настоящее газовое облако.       Поутру оно густое, словно разжиженный метал, полное блеска; в полдень — матово-угольное; и только на закате оно то самое, эфемерное, сразу всех цветов. Если к тому вдобавок это облако ещё собрать в пучок, или заплести косой, или…       — Богиня… — вздыхает Катай.       Хигучи, дёрнувшись, едва не сносит ближайший кактус.       — Не смей, — шипит она, поправляя горшочек с растением, — так больше делать. Никогда.       Парень вмиг конфузится до состояния, когда от него не то что извинений, а связных слов ждать бесполезно, и утыкается в монитор. На всю парикмахерскую раздается клацанье клавиатуры.       Хигучи, не поднимая головы, оглядывает салон. К счастью, кажется, что ни коллеги, ни посетители не заметили маленького переполоха за регистрационной стойкой: один Тачихара давится хохотом, параллельно подравнивая клиентке каре. Для Гин, по обыкновению расположившейся возле окна, их с Катаем словно и вовсе не существует — у девушки на уме только раскрытые перед ней учебники.       — Кроме того, — вздыхает Хигучи вполголоса, — не мне об этом говорить надо, а ей.       Клацанье резко прекращается.       — Ты правда так думаешь?..       — Мм?       Хигучи, отвлёкшись от метания раздражённых взглядов в сторону Тачихары, разворачивается к Катаю. Тот, руки в кулаки, зажмурившись, повторяет:       — Ты действительно считаешь, что мне лучше признаться?       — Эээ…       — Конечно, — бормочет он, — я не смею и надеяться…       Хигучи стоит, слушает и пребывает в прострации. Её комментарий не должен был означать ничего в таком роде: Ичиё всего-то и хотела разрядить обстановку.       — С другой стороны…       Теперь, однако, уже поздно. К концу своего монолога Катай так расходится, что Хигучи, честно говоря, в диковинку, каким образом на них обратила внимание вся парикмахерская, но только не Гин.       — Решено, — выдыхает Катай. — Я признаюсь ей здесь и сейчас.       Он слитным движением встаёт со стула, вынимая из-за пазухи чистенький, хоть и чуть мятый конверт.       — Пожелайте мне удачи, Хигучи-сан.       Тачихара, что-то там сигнализируя, трясёт ножницами, но Ичие лишь машет на него рукой.       Она бы, конечно, пошла заодно с Катаем, для моральной, что называется, поддержки, но половина их персонала, включая Акутагаву-семпая, сейчас в законном отпуске. Акутагава-семпай в отпуске, и это значит, что Хигучи временно несет ответственность за всё их заведение, поэтому, если что случится (а оно непременно случится, стоит Ичиё покинуть регистрационную стойку), голову открутят именно ей.       Не дойдя пару шагов до предмета своего воздыхания, Катай бросает на неё последний взгляд; Хигучи показывает два больших пальца вверх. И прячется за кактусом.       Шутки в сторону, Ичиё действительно желает парню удачи. Катай, хоть и странный до крайности, но безобиднее мухи. Таскается к ним по четвергам, вечно разглагольствует о программном обеспечении и ни при каких обстоятельствах не расстаётся со своим одеялком, — всё это, попутно заправляя семейным магазинчиком электроники напротив. Хигучи в курсе, конечно, что заглядывает Катай в парикмахерскую главным образом из-за Гин. Она также в курсе, что ему ничто не мешает брать деньги за ежемесячную проверку их оборудования.       Хигучи действительно желает Катаю удачи. Но незаметно для самой себя надеется, что свободное время Гин по-прежнему будет проводить у них.

───── ◉ ─────

      — Нет, ну вы видели лицо Гин-тян? — хихикает Тачихара, размешивая краску в стеклянной мисочке. — Просто умора.       Хигучи цыкает на него, весьма безрезультатно. Она, впрочем, хоть и жалеет Катая, прекрасно осознаёт, что вчерашнюю сцену мусолить будут как минимум месяц, если не подвернётся чего-нибудь новенького.       — Попробуй назови её «тян» в присутствии брата, — вставляет Хироцу, — тогда точно ухохочешься.       Тачихара обиженно смотрит на коллегу, но Хироцу и сам прячет улыбку в пышных усах.       Несколько секунд спустя внимание всех троих привлекает дверной колокольчик. Внутрь, промокшая под дождём и абсолютно взбешённая, врывается Гин. Влага в её волосах, отражая электрический свет, ослепительно сияет, словно в причёску вплели изысканное бриллиантовое ожерелье. Хигучи на секунду забывает, как дышать.       — …Ты в этом уверен? — шипит девушка в трубку телефона. — Посмотрим.       Гин, вопреки заведенной привычке, направляется прямиком к регистрационной стойке.       — Чем могу помочь, Акутагава-сан? — отзывается Ичиё.       Гин кривится, услышав обращение, и Хигучи краем глаза замечает, как Хироцу с Тачихарой обмениваются вопросительными взглядами.       — Я хотела бы сделать стрижку, — произносит она. — Срочно.       — К сожалению, все наши мастера сейчас заняты, но если…       — Как насчет Вас?       Ичиё от неожиданности хлопает глазами.       — Прошу прощения?..       — Вы заняты, Хигучи-сан? — поясняет девушка. — Вы ведь тоже работаете здесь парикмахером.       — Я…       Она, если честно, удивлена, что Гин её вообще помнит.       — Прошу. Это не займет много времени.       — Иди, — кивает головой Хироцу, когда Ичиё оглядывается в поисках поддержки. — Вряд ли клиентов будет много в такую погоду.       Хигучи машинально поправляет горшочек с кактусом и стремительным шагом, чтобы не передумать, выходит из-за стойки.       Свободных кресел несколько, но Гин выбирает то, что ближе всего к её обычному месторасположению, — возле окна. Хигучи, конечно, не спорит. Её руки дрожат, когда она завязывает рабочий фартук; дрожат, стоит лишь слегка коснуться угольных прядей.       — Какую бы Вы хотели стрижку?       Да что там, она вся дрожит от одной только мысли, что ей позволят придать форму этому совершенству…       — Налысо.       Хигучи застывает столбом.       — Н-но… Как же… Вы уверены?       — Абсолютно.       Мобильный коротко вибрирует в руке Гин, и девушка переключает на него всё свое внимание. Хигучи не может и пальцем пошевелить — только беспомощно разглядывать тёмную макушку.       Даже мокрые, в полнейшем, далеко не творческом, беспорядке волосы Гин — самые прекрасные, что Ичиё видела в своей жизни. Хигучи любит сравнивать их форму с потоком реки, их воздушность — с лёгкостью газа, их цвет — с чернотой угля. Волосы Гин напоминают ей о причёске матери, небрежно уложенной в пучок, с тремя торчащими в разные стороны прядями; вот только тёмные волосы полны жизни — в отличие от матери Хигучи.       Её руки двигаются сами собой. Ичиё едва ли замечает, как пальцами перебирает локоны, распутывает редкие колтуны. Её тело, без её же ведома, тянется за ближайшей расчёской, причём Хигучи даже не нужно глядеть — она и так знает, на ощупь.       Влажные волосы плохо поддаются. Но Ичиё двигает руками нежно, плавно, и вскоре в её ладонях оказывается небольшой пучок. Кончики волос упрямо торчат кверху, образуя своего рода ежик, который Хигучи закрепляет заколкой-невидимкой, машинально вынутой из собственных волос. Три тонкие пряди обрамляют продолговатый овал лица.       А затем она встречает серебряные глаза в зеркале напротив.       — О-одну секунду… — произносит Хигучи на грани шепота, выбегая за дверь.       Нечего и говорить, что остаток дня Ичиё прячется в подсобке у Катая (который, к счастью, ничуть не винит её в своей неудаче) и перебирает в голове возможные вакансии. Потому что теперь-то её точно уволят.

───── ◉ ─────

      Хигучи тяжело вздыхает, потирая виски. У нее в глазах уже рябит от бесконечных циферок и Excel’евских таблиц. Ну кто бы сомневался, что в её отсутствие Тачихара умудрится выдернуть провод компьютера из розетки, уничтожая тем самым тонны несохраненной документации. Кто бы сомневался, что переделывать это всё теперь Хигучи.       Её не уволили, разумеется. Во-первых, Ичиё очень ценный сотрудник; во-вторых, просто некому. Акутагава-семпай до сих пор в отпуске, а среди её коллег отсутствуют самоубийцы: все они прекрасно помнят последний раз, когда босса вызвали со свидания с его тигриком-полосатиком.       Дверной колокольчик коротко переливается в тишине пустого салона.       — Извините, — произносит Хигучи, не поднимая глаз, — но мы уже закрыты.       — Даже для бесплатного кофе?       Её сердце пропускает пару ударов, а затем разгоняется словно бешеное. Возле порога, обхватив обеими руками бумажный стаканчик, робко топчется Гин.       — Плохая шутка, — смущённо добавляет она.       — Акутагава-сан…       — Пожалуйста, зови меня Гин, — подходя ближе, морщится девушка. — Мы одного возраста, в конце концов.       Она аккуратно ставит стаканчик кофе прямо рядом с Хигучи и облокачивается на стойку.       — Как идёт восстановление документов?       Тёмные пряди, выбиваясь из причёски, змейками спускаются вниз. Стоит хозяйке податься вперёд, на пару сантиметров, и они непременно упадут на лоб Хигучи, которая внезапно не находит в себе сил сделать вдох.       Гин её молчание трактует по-своему.       — Тачихара мне рассказал, — поясняет девушка, — когда я заглянула сюда в обеденный перерыв.       Эта новость мигом выбивает почву у Хигучи из-под ног. Тысячи бессвязных мыслей закручиваются водоворотом в её голове, не позволяя толком сосредоточиться. «Зачем, зачем, зачем?» стучит о черепную коробку.       Но Гин, глядя на неё, немедленно подбирается, руки по швам, и начинает перебирать подол собственного платья.       — Я пришла поблагодарить, — произносит она. — За… причёску.       — Что Вы, — возражает, наконец, Ичиё, на одних рефлексах, — это я должна извиняться…       — «Ты».       Тоненький голос гонгом звучит в пустом помещении, отчего Гин обхватывает себя руками и значительно тише добавляет:       — Называй меня на «ты», прошу.       Хигучи чувствует, что невольно расплывается в улыбке, и хватается за бумажный стаканчик, поднося его к губам, как единственное спасение. Под предлогом напавшей жажды она молчит и тайком разглядывает Гин. У девушки прямая, словно камень, спина, по-летнему короткое платье, вчерашняя причёска. Кончики тёмных волос упрямо торчат вверх, и у Хигучи внутри резко теплеет — от кофе, должно быть.       — Вчера мы с братом поругались, — в повисшей тишине произносит Гин. — Сильно. И я решила сбрить волосы в его парикмахерской, чтобы отомстить.       На этот раз Хигучи, хоть и жаждет ответить, просто не представляет, что именно.       — Звучит глупо, да? — усмехается девушка. — Как подумаю об этом…       Ичиё, приподняв голову, встречает серебряные глаза напротив. Яркие, выразительные, они посылают по её спине волну мурашек. Гин рассматривает Хигучи в ответ.       — Спасибо, — отступает она через несколько секунд. — За причёску. Мне очень понравилось.       Девушка слегка спотыкается, делая шаг назад, и выглядит готовой сорваться с места.       — Почему ты поругалась с братом? — выпаливает Хигучи, с ноткой паники в голосе, спотыкаясь о местоимение.       Гин застывает на месте.       — Когда я рассказала ему о признании Катай-сана, брат заявил, я в любом случае слишком молода, чтобы заводить себе парня.       Они вновь встречаются глазами…       …И словно по команде заходятся безудержным хохотом; у Хигучи даже слёзы проступают, едва она представляет лицо Акутагавы-семпая в этот момент. Мужчина всего-то на пару лет старше своей сестры, любому известно, но он, тем не менее, вот уже полгода как встречается со своим тигрулей.       Когда приступ смеха, наконец, проходит, напряжения между ними словно и не бывало. Гин теперь выглядит куда свободней, расправляет плечи и улыбается, глядя Хигучи в лицо.       — К тому же, — с кошачьей грацией облокачиваясь на стойку, добавляет она, — я вовсе не парня хочу завести.       Хигучи давится остатками кофе. Весь удар на себя героически принимают кактусы.