Они постоянно спорили и редко соглашались. Вечно ссорились. Они терзали друг друга ежедневно. Но их объединяло одно: они с ума сходили друг по другу. («Дневник памяти»)
Парижская ночь выдалась на удивление тёмной и тихой, и ничто не могло нарушить покоя в огромном особняке маркиза де Ла-Моля. Особняк, в котором часа два назад отшумел пышный приём, медленно погружался в сон. Лишь в библиотеке никак не стихало оживлённое движение: шуршали бумаги, поскрипывало перо, безжалостно вырывались и, скомканные, летели в корзину страницы из черновой тетради. Жюльен давно уж мог подняться к себе, но остался и лишь бесцельно и беспокойно перекладывал с места на место документы, касавшиеся многолетней тяжбы с аббатом де Фрилером. Размеренно отсчитывали минуты огромные напольные часы; часовая стрелка приближалась к двум. Юный секретарь нервничал и то поджимал ноги под столом, то резко вытягивал их. Жюльен внушал себе, что всецело поглощён письмами и не пытается услышать шорох платья и лёгкие шаги. Он так сосредоточился на борьбе с самим собой и так увлёкся ожиданием, что пропустил момент, когда потайная дверца в простенке отворилась. В полумраке потайного хода белела женская фигура. Матильда де Ла-Моль замерла в проёме, словно пойманный в капкан зверёк. Жюльен встал, наклоном головы приветствуя даму. От волнения он уронил перо, и мрачное пятно растеклось по страницам черновика, заливая строки ответа аббату де Фрилеру. Юноша захлопнул тетрадь и поднял взгляд на ночную гостью. Он рассмотрел, что дочь хозяев и с некоторых пор его собеседница успела переодеться после бала в домашнее платье и набросить на плечи легкую тёмно-красную шаль. — Зачем вы здесь так поздно? — спросила мадмуазель Матильда, и как бы ни властно прозвучали эти слова, она не сумела скрыть волнение в голосе. — Мой отец отпускает вас в десять, и вам не нужно задерживаться. — Ваш отец, мадмуазель де Ла-Моль, — быстро нашёлся Жюльен, — поручил мне ведение сложной тяжбы, и дело это требует внимательного, долгого и подробного разбора с моей стороны. Едва сказав эти слова, наш герой пожалел о них. Ему стало противно от необходимости оправдываться пред нею. Жюльен осёкся и чуть не добавил своё привычное: «Секретарю вашего отца, мадмуазель, не платят за то, чтобы он излагал свои планы вам.» Матильда некоторое время колебалась, но в итоге шагнула через порог. Бежать теперь, когда Жюльен не только заметил её, но когда уже назревал новый словесный поединок, было бы глупо, трусливо и вовсе её не достойно. Девушка подошла к столу, бросив беглый взгляд на ворох писем и радуясь тому, что в полумраке Жюльену не заметен горячечный румянец на её щеках. Она сама поразилась, откуда в ней столько смелости, но вдруг почти выговорила ему, кивнув: — Вы испортили. — Я знаю. Жюльен шагнул вперёд так резко, что чуть не столкнулся с мадмуазель де Ла-Моль. Её дыхание коснулось его щеки; он ощутил слабый вербеновый аромат и чистый запах её кожи. Подобная близость должна была бы сильно смутить его, но он тоже с внезапной храбростью осведомился: — Извольте, а что здесь делаете вы, сударыня? Матильда задохнулась от возмущения, и было непонятно, что рассердило её больше: простота обращения или наглость вопроса. Дыхание у неё на мгновение будто прервалось, а затем резко участилось; интуитивно Жюльен ощутил, что она вся вспыхнула. Ему вдруг захотелось дерзко прикоснуться к лицу мадмуазель де Ла-Моль, но лишь для того, чтобы подтвердить свою догадку и понять по её пылающим щекам и дрожащим ресницам, насколько он её смутил. — Можете не отвечать. Я знаю и так, что вы пользуетесь замаскированной дверцей, и знаю, зачем вы прокрадываетесь сюда заполночь, — он умолк, выдерживая мастерски длинную паузу, чтобы дать Матильде время поволноваться, а самому сполна насладиться её замешательством. — Не затем ведь, чтобы смахнуть пыль со стола и проверить книги. Я прав? — Вы, вы… — возмущённо зашептала мадмуазель де Ла-Моль, отшатнувшись от него, как от огня. — Вы спускаетесь ночью, когда библиотека пуста. Обычно я ухожу в десять, после двенадцати в доме всё затихает, и тогда вы проникаете сюда… — Жюльен волновался и в конце разоблачительной тирады утомлённо и как-то неуверенно вздохнул. — Мне казалось, вот за этим… Верно? Ярко-голубые глаза сверкнули так гневно, что Жюльен невольно подумал: вот сейчас она, разъяренная скрытой насмешкой, ударит его по лицу. Он готов был схватить Матильду за руку, лишь бы предотвратить подобную попытку, но вместо этого вдруг отступил и стал напротив неё. Теперь их разделяла гладкая чёрная поверхность библиотечного стола. Жюльен замер, внимательно рассматривая Матильду, потом резко передвинул от себя к собеседнице новый томик Вольтера. Блеснул золотой переплёт — девичья рука перехватила книгу и с силой накрыла её ладонью. — Вы не смели следить за мною; как вы догадались? — сбивчиво зашептала мадмуазель де Ла-Моль, стискивая книгу и рывком прижимая к груди. Казалось, в руках оппонента она видит копьё и пытается закрыться от него этим жалким щитом. Борьба растерянности и высокомерия отражалась на её лице. Но на этот раз презрение в её голосе не задело Жюльена. — Ваше самолюбие слишком уязвлено от того, что хранителем вашей тайны стал простой письмоводитель маркиза де Ла-Моля? — мрачно усмехнулся Жюльен и тут же, смягчившись, прибавил: — Я не хотел следить за вами, мне только стало интересно, что вы читаете тайком. — Отчего же вы прямо не спросили меня об этом во время наших прогулок в саду? — резко сказала она. Невидимое оружие, которым Жюльен наносил ответные удары дочери маркиза, дрогнуло в его руках. Он не мог отвечать правду. Ведь заведи он с Матильдой литературную беседу в саду, она успела бы придумать достойный и строгий ответ, а теперь была застигнута врасплох. Матильда молчала и напряжённо ожидала нового выпада своего собеседника; грудь её неровно вздымалась. Но тот пропускал ход в затянувшейся игре. Тогда она снова заговорила: — Вы ни за что не докажете моему отцу, что я держу у себя эти философические сочинения. Я езжу к мессе с матерью, я почитаю церковь, и вы… — Видите ли… в той щели между книгами, которую я всегда проверяю, недостаёт двух томов, мадмуазель де Ла-Моль, — признался в своей осведомлённости Жюльен. — Ведь они могут находиться и у вас в комнате, и это легко проверить. — Вы туда никогда не проникнете, господин Сорель, даю вам слово, — торжествующе прошипела девушка, с силой отталкивая от себя злосчастную книжку. — А что до моих литературных вкусов, то вам не следует ими интересоваться, равно как и мне — вашими. Мне всё это совсем безразлично… — Ах вот как? — Жюльен мгновенно полыхнул и решительно сделал шаг к ней, огибая стол. Обида, досада, злость на её высокомерный тон, жажда увидеть и (да, Боже, и заполучить её!) сдавшуюся — всё разом смешалось в нём. — Вам безразлично всё? И я, стало быть, совсем вам безразличен, госпожа будущая маркиза? — Безразличны, да, да! — прошептала Матильда и рванулась, но не от Жюльена, а ему навстречу. Её противник чувствовал, что теряет силу, эти слова причиняли боль, словно удар клинка. Теперь её власть над ним, как и каждый раз прежде, перевесила. Сломленный, Жюльен готов был упасть к её ногам и просить пощадить его. И всё же, всё же оставался один козырь, и впервые он готов был рискнуть и воспользоваться именно им. Жюльен протянул руку и взял её за плечо, округлость которого была вершиной его чувственных мечтаний в эти недели. Как он жаждал ощутить это плечико во время их садовых дискуссий, как оно мерещилось ему долгими ночами!.. Матильда приглушённо вскрикнула и попыталась вывернуться, но поздно: Жюльен уже держал её в своих объятиях. — И это безразлично? — он одною рукой прикоснулся к её виску, поправляя пепельно-белую прядь. От нежного запаха её волос кружилась голова. Разум более не служил Матильде, она снова задохнулась и замерла, выжидая, на какую смелость хватит его дальше. Шаль стекла к её ногам, открыв плечи и декольте — Матильда и не пыталась удержать ткань. — И наши разговоры в саду, которыми вы развлекаете себя день ото дня? — он совсем опьянел от страсти и, пользуясь преждевременной капитуляцией, позволил себе уже прикосновение горячими пересохшими губами к уголку её рта. — И то, что я знаю вашу тайну? Всё-всё? — Ах, да, да, — шептала жертва своему врагу. Ей казалось, что она бредит. Как бы ни страшно было подчиниться этому жадному чистосердечному «всё-всё», она покорно отвечала на бурные поцелуи, которыми Жюльен порывисто осыпал её лицо, шею, плечи. Матильда не поспевала за его ласками, не поспевала за ходом разбегавшихся мыслей — о, как полезна была бы сейчас её обычная холодная язвительность! У него горячие ладони, этот жар проникает сквозь кисею домашнего платья и батист сорочки. Оба торопятся и оба неловки от этого. Запонка Жюльена надрывает кружевную оборку, от неумелых движений Матильды отлетают пуговицы на его жилете. Распустились завязки на платье, и вот оно складками легло к ногам. Корсета нет — сняла вместе с бальным нарядом, и сейчас, полуобнаженная рядом с одетым Жюльеном, она чувствует себя беззащитной, словно воин, лишенный доспехов. В библиотеке душно, от горящего камина тянет теплом, но Матильду охватывает озноб. Жюльен выпускает её из объятий лишь на секунду: сбрасывает фрак, следом летят жилет и шейный платок. И теперь руки Матильды сами ложатся на его плечи. Пальцы Жюльена на мгновение смыкаются на её талии, а потом — полированная прохлада стола под её ладонями, шорох сминаемых листов, глухой стук падения злосчастной книжки. От порывистых толчков распадается небрежно сколотый узел прически, дробно рассыпаются шпильки, и тяжёлая копна волос падает на стол. Острая боль лишь отчасти приглушается возбуждением, но где-то внутри уже сжимается тугая пружина и распрямляется толчком, и рассудок гаснет в яростной красно-чёрной вспышке. Догорающая свеча оплывала восковыми слезами, огонёк над ней мерцал и вздрагивал, воздух был ещё тяжёл от горячего сбившегося дыхания. Слабый шорох выдавал неверные движения в попытке привести в порядок безнадёжно испорченный туалет. Никто не проронил ни слова — как это было несвойственно им обоим! На секунду они встретились глазами — Матильда отвела взгляд и отвернулась в поисках оброненных шпилек. Жюльен опередил её движение, легко опустился на колено, поднял мелкие поблёскивающие вещицы. — И это тоже, Жюльен, — она назвала его по имени, но уже не так, как пять минут назад, когда имя это вырвалось случайно, вместе с вылетевшим из груди вздохом. — И это тоже — безразлично.***
— Вы что-то бледны, Сорель. Уж не отложить ли нам эту деловую поездку в Лангедок? — осведомился за завтраком маркиз де Ла-Моль, смерив своего подчиненного внимательным взглядом. — Оставайтесь сегодня дома и займитесь перепиской с нотариусом герцога де Шона. Жюльен через весь стол осторожно посмотрел на Матильду и ответил с расстановкой: — Нет, благодарю вас. Я поеду. Всего лишь не спал нынче ночью. Столовый прибор Матильды выскользнул из её пальцев и с негромким звоном упал на блюдо с нетронутым завтраком. Она тотчас подняла его и коснулась салфеткой чуть припухших губ. В целом же она почти отменно владела собой. «Следовало успеть, — напряжённо стучало в висках Жюльена. — Следовало успеть признаться ей, что я тоже тайком читал этого Вольтера в библиотеке. А впрочем… это тоже ведь безразлично.»