… : Тигрис. 1: …
7 июля… Джон так радовался этому дню, ведь ему исполнялось целых двенадцать лет! Он пойдет в шестой класс! Он станет на год взрослее и ближе к своим восемнадцати! Он… ему останется лишь чертовых шесть лет до того момента, когда он сможет от них съехать. О, Джон ждал этого потрясающего момента и ждал он довольно долгое время. Он уже представлял как будет один жить в квартире, в которой каждый угол не будет вонять алкоголем. Он заведет самую лучшую семью, в которой не будет ссор, не будет беспричинных драк и битья посуды. У него будут свои дети, которых он будет воспитывать, во всем им помогая, оберегая от всех угроз и напастей и читая им сказки. А еще он обязательно будет верным своей второй половинке, своему соулмейту, с которой или с которым он заведет семью. И вот сейчас он старательно не засыпал на своем ложе, отсчитывая секунды до наступления полуночи. Говорят, что появившиеся ночью, в первые минуты нового дня на природе тотемы намного больше обычных и связывают с Родственной душой крепче. И вот, наконец, стрелки часов показали без пяти двенадцать. Хэмиш осторожно поднялся с настеленных на полу тряпок, стараясь не разбудить ни сестру, ни спящих через стенку родителей. Укутавшись в простыню, словно античный римлянин из учебника истории, Ватсон-младший поспешил к двери, выходящей в лес. Они жили в старом, но теплом доме, доставшимся маме от родителей, который стоял на окраине их маленького городка, затерявшегося в Шотландии. Мальчик вылетел из дома и пулей рванул в лес, а точнее к одному уже давно примеченному дереву. Джон любил прогуливаться среди больших деревьев, любил забираться на высокие сосны и продираться сквозь заросли кустарников, любил сидеть в выступивших из-под земли корнях одной большой и старой сосны, к которой он как раз сейчас и спешил, про себя отсчитывая секунды. Было«Дорогой сын, Я и твоя мать поздравляем тебя с твоим первым совершеннолетием. Я не буду расшаркиваться, желая тебе того, что ты и так получишь, рано или поздно. Ты и без того уже знаешь, что здоров и вполне способен сам найти свое счастье. Так вот, в этот день у тебя появится твой тотем. Поздравляю. Теперь ты, хотя бы, знаешь хоть что-то о твоей Родственной душе. С гордостью и наилучшими пожеланиями, Мистер и миссис Моран»
Такое длинное и нехарактерное для отца письмо удивило мальчика. А как же! Ведь обычно отец пишет коротко и ясно, только по существу, не распыляясь больше чем на пятнадцать-двадцать слов. Обычно письма на Дни рождения больше походили на второпях чиркнутые записки. И выглядели соответствующе:«Дорогой сын, Поздравляю тебя с праздником. Твой отец, Огастес Моран»
А сегодня прямо полноценное письмо, так еще и мама подписалась внизу. Ухмыльнувшись, Себастьян отложил исписанный родительским почерком лист и потянулся было к подарку, как посреди его комнаты возникло белое пламя, кверху расходившееся синими языками. Моран с интересом поддался вперед, всматриваясь в свой тотем, точнее тотем своего соулмейта, который останется с ним на всю жизнь. И тотем, и соулмейт, если, конечно, они встретятся. На пол комнаты, выделенной ему, как ученику колледжа, мягко ступили красивые белые лапы, а после показался и сам зверь. Он оказался белым волком, довольно крупным для обычных особей, к слову, волком. Хищник осторожно подошел к кровати и остановился на расстоянии вытянутой руки от мальчика, не выражая никакой агрессии. Себастьян осторожно опустил на тумбочку выхваченный на рефлексах нож, который ему подарил отец на позапрошлый День рождения, точно так же, в коробочке с письмом, и продолжил вглядываться в свой тотем. «Волк? Белый волк? Мой соулмейт серьезно олицетворяет собой белого волка?» — недоумевал он, автоматически оценивая физические данные. — «Большие черные когти, прячущиеся в лапы, которые только со стороны выглядят тонкими. Под пушистой шерстью скрываются мышцы, и из-за нее же волчара кажется милым и безобидным… Круто, мне нравится». — Назову тебя до поры до времени Патрон, — уверенно теребя за ухом, произнес мальчишка, думая каким командам да и в общем чему можно было бы обучить свой тотем.… : Тигрис. 2: …
Джон быстро понял, что способность выделяться из общей толпы до добра не доводит, так что уже к седьмому классу он накопил на нормальный амулет для своего тотема. Амулеты были придуманы не так давно, четыре-пять десятилетий тому назад. В них можно было спокойно переносить свой тотем, не беспокоясь о том, что он куда-то пропал и не нервируя окружающих. Это изобретение произвело потрясающий фурор во всех слоях населения, так что уже до того времени, как Джон родился, получило достаточное распространение и крупный толчок в развитии, совершенствуясь по многим направлениям. Однако Ватсон не стал углубляться в суть и просто купил себе самый обычный амулет, в котором его тотему не будет дискомфортно, по крайней мере так щебетала продавщица, выдавая квитанцию и гарантию на год. Амулет выглядел обычной стекляшкой, вытесанной в форме капли, на веревочке, но Джон не жаловался, потому что такой амулет — единственное, что он мог себе позволить. Прибежав после школы на свою поляну, он вынул из фирменного магазинного пакета коробочку с эмблемой-круговоротом на крышке и открыл ее, доставая свое приобретение. Ватсон перевел взгляд на тотем, с которым у него давно установилась мыслесвязь — одно из следствий того, что он встретил свой тотем на природе, ночью и один. Как оказалось, поверье не было выдумкой, однако мало кто сейчас о нем вообще знал или помнил. Сам Джон узнал это от своей бабушки, пока та еще была жива и жила вместе с ними в одном доме. Бабушка была доброй… она любила и Джона, и Гарри и, казалось, всех-всех на этой планете, однако ее боялись и прислушивались отец и мать, что только добавляло ей очки в глазах внука… Между тем тигр уже, внезапно появившись напротив, стоял, порыкивая, для того чтобы привлечь к себе внимание. Им обоим было понятно зачем и почему Джон купил этот амулет, да, черт возьми, они даже вместе его выбирали, пока тигр улегся на крыше — единственном месте, где не бродили люди. В современном обществе было не принято везде с собой таскать свой тотем, только если он не превышал размером твою руку, и если ты не некто высокопоставленный и независимый. Ни тигр, ни сам Джон в эти рамки явно пока не вписывались, хотя в школе и было одиночное помещение для тотемом, однако неугомонный кошак все время оттуда, каким-то неведомым образом, выбирался и шел искать Джона. С одной стороны это было очень даже плохо, ведь таким образом они срывали уроки, подрывали дисциплину и все такое, однако, если посмотреть с другой стороны, тигр ни раз, ни три выручал его в школьных потасовках, защищал от чужих «неожиданно разбаловавшихся» тотемов, даже один раз вытащил из-под машины. — Так, она говорила надеть себе на шею и погладить его, думая о своем тотеме, так? — вертя кулон в руках, вслух — так ему было удобнее сосредоточится — спросил Ватсон, на что получил утверждающий рык и мысленное одобрение. Не то что тигр имел свой собственный разум, нет. Просто… они как будто были единым целым: мыслили одинаково и понимали без слов в прямом смысле этого выражения. вот и сейчас тигр спокойно плюхнулся на пятую точку, пока Джон проводил махинации с амулетом. Мальчик остановился только тогда, когда осталось только потереть, словно волшебную лампу, только джин — тотем — не появиться из нее, а отправиться туда. Ватсон грустно взглянул на тигра, поддававшегося после этого вперед и потершегося о него своей усатой мордой. «Все будет хорошо», — успокаивающе и в то же время обреченно пронеслась фраза внутри головы Джона и тот улыбнулся, поглаживая тотем. Из этого, стандартного амулета тотем можно будет достать только лишь двумя способами — разрушить амулет или причинить вред Родственной душе, к слову, последняя функция была нововведением, так как в прошлых амулетах даже при смерти соулмейта тотем не мог выбраться из своего вместилища. Не давая себе возможности передумать, Джон легонько провел по амулету, чувствуя как внутри него становиться немного свободнее… немного… пусто. Ватсон смотрел как его тотем затягивает в амулет, смотрел и плакал. Все-таки было неправильно, когда частичку тебя запечатывает в чем-то не до конца понятном, однако он так и не перестал чувствовать тигра. Конечно, немного приглушенно, но он чувствовал его! Ватсон в поиске поддержки погладил каплю у себя на шее. И та отозвалась мягкой пульсацией тепла, а в ушах фантомно прогремел знакомый рев. Домой он пришел в разрозненных чувствах, слишком тихий и обманчиво спокойный внешне. На выпускном Джон выяснил, что все-таки правильно выбрал свою профессию, потому как, когда он вышел из спортзала, в котором проходил весь выпускной, плавно перетекавший в спонтанную дискотеку, на улицу, чтобы немного проветриться и пошел по направлению к медблоку, то услышал сначала смачный хруст. Оглянувшись вокруг себя, но так ничего стеклянного или, не дай бог, хрустального не обнаружив, Джон за веревочку вытащил единственный возможный вариант, который пошел трещинами. Не сложно было догадаться от чего, амулет идет по швам, а внутренний тотем беснуется, как умалишенный. Белея с каждой секундой все больше, Ватсон подбежал к двери в медблок, дернув ее на себя, и та, к величайшему облегчению, поддалась. Срывая с себя кулон и подлетая к шкафчику, парень не чувствовал паники, только холодная пустота в голове и рациональные мысли — вот что обитало и правило на этот момент в голове. Промывая руки, он силой кинул кулон о пол, высвобождая свой тотем, который, благодарно рыкнув, опустился на пол, тяжело дыша. Даже не думая о том, что впервые за много лет видит свой тотем в живую, Джон подсел к нему и нагнулся, чтобы лучше рассмотреть рану. Зверь поджал к себе правую переднюю лапу, но с, мягко сказать, неохотой ему пришлось расслабить мышцы и откинуться на прохладную плитку пола. «Огнестрел… не прошел насквозь… не задел кость… что же делать?» — сквозь вакуум рациональности начала пробиваться паника, однако Джон быстро запихнул ее подальше. Ему надо было что-то сделать, и сделать это быстро, потому что после он просто будет не в состоянии хотя бы соображать. Ватсон подлетел к шкафчику и закинул в рот сразу две таблетки обезболивающего, запивая водой из-под крана. Выхватив жгут, обезболивающее средство, которое Ватсон быстро набрал в шприц, чтобы обколоть рану, как говорилось в книгах, которые он нашел в городской библиотеке, и вату с бинтами, парень упал у стены, у которой улегся тигр. Усевшись поудобнее и сосредоточившись, как-то на уровне инстинктов потянувшись к тотему, Джон не смог сдержать болезненного шипения — на правом предплечье начала разрываться кожа, медленно углубляясь вовнутрь. Боль нарастала с каждой секундой, а обезболивающее как будто не хотело работать. «Кретин, оно может начать работать и через пятнадцать, и через двадцать минут…» — пронеслось в голове, поэтому плюнув — ну, насколько это вообще можно было сделать школьнику-выпускнику — на боль с крепко сжатыми зубами, он перетянул жгут выше раны, приспустив задранные до плеч рукава. Итак, он остановил кровотечение, теперь надо обработать рану. Руки подрагивали от напряжения и бьющегося где-то за стенкой в сознании страха, который не пробивал барьер каким-то чудом. Наконец он почувствовал, как боль начала медленно отступать — сначала это было даже как-то неощутимо, однако потом онемение распространилось по коже. Джон облегченно выдохнул, с трудом начиная обращать внимание на крутящегося вокруг него обеспокоенного тигра. «Наверное, мой соулмейт… родст… Родственная душа… она тоже удивилась, когда внезапно… рана затянулась и… удивилась», — без всяко связи подумалось Джону, обкалывающему поданным тигром шприцом края двух ран — куда пуля залетела, прорывая кожу, и откуда вылетела, не менее «деликатно» повреждая плоть. А зачем он вообще это делает? Ватсон же вовсе не должен… Какая чушь! Он мужчина, он будущий глава семейства, он обязан защищать свою женщину. И тут в голову внезапно пришла мысль о том, что его соулмейт может и не быть девушкой от слова «совсем». Хэмиш даже завис от такого на несколько мгновений, тупо пялясь перед собой, а ведь ему никогда не приходила эта мысль… Он всегда думал, что у него будет жена, однако все же может сложиться абсолютно по-другому… Вяло встряхнув головой — обезболивающее в таблетках все еще действовало, замедляя его реакцию — Джон ватой, пропитанной растровом водорода, промыл края раны, смотря как пузыриться розовая жидкость. Перебинтовав обычным бинтом руку, парень, пошатываясь, поднялся с пола и потопал к выходу. Обессилившей левой рукой он кое-как открыл дверь и чуть не упал от наплыва свежего воздуха — его поддержал вовремя появившийся тигр, лапа которого, как успел заметить Ватсон, теперь выглядела как новенькая. На улице было уже темно, поэтому странную парочку — человека, опирающегося о здоровую кошку — топающую в направлении к поликлинике никто и не заметил. Уже потом у Джона был срыв. Который он, как и все предыдущие провел в лесу, около старой сосны, вместе со своим тотемом, миролюбиво подававшего в руку выпускника ветви и камешки, которые Джон по возможности зашвыривал куда подальше или ломал. И все это сопровождалось руганью, подобранной из всех родительских скандалов. В тот день он опять заночевал в лесу. Из-под корней сосны была вынута сумка, в которой хранились старые одеяла. И вот опять привычная для этой поляны картина — тигр свернулся полукругом под большой сосной, а его живот стал подушкой для уже подросшего мальчика, накрытого пледом в клеточку. Отличие заключалось только в том, что в этот раз парень не спрятал под одеяло правильно перебинтованную и обработанную настоящими медиками правую руку, а положил ее сверху, мирно сопя на левом боку в шерсть тотема с мыслями о том, что он все-таки поступил правильно, а вдруг у его соулмейта просто не было бы возможности добраться до врачей.… : Люпус. 2: …
Это было его первым заданием. Моран со своим тотемом приехали на место — крыша обычного жилого пятиэтажного здания — и он принялся собирать винтовку, как учил отец. подготовив все для выполнения работы, Себастьян принял более удобную и незаметную позу и начала ждать. Волк прилег поодаль, спокойно ожидая конец операции. Парень обернулся на него только раз и то, чтобы удостовериться, что тот до сих пор не поменял изначальное положение. Эта операция должна была пройти как по маслу: объект приезжает, объект чувствует себя в полно безопасности, объект выходит из здания, и Моран снимает объект, после чего спокойно уходит с крыши по своим делам. Ничего сложного. Ничего не предвещало беды. Ровно до того момента как его не вычислили. Это произошло уже после того, как он выполнил свою работу и как обычный музыкант выходил из жилого дома. Внезапно к нему двинулись те громилы, что были охраной его цели. Себастьян сначала добросовестно отыгрывал свою роль, однако потом, поняв, что дело пахнет жаренным, обманным маневром оторвался от своих преследователей. Как оказалось, не на долго. Его новые знакомые нагнали в одном из проулков и завязалась потасовка. Активно используя папин нож, парень вывел из строя трех громил, но подоспели еще и пришлось принять тактическое отступление. Когда он почти скрылся за углом очередного дома, то услышал звуки выстрелов и внезапно его руку пронзила просто адская боль. «Задели!» — с какой-то отчаянной злостью подумал Себастьян, перепрыгивая ограждение и прячась на стройке. Так он и оказался сидящим в каком-то недостроенном гараже истекающий кровью с простреленной правой рукой и винтовкой за плечами. Моран содрал с руки пропитавшийся кровью рукав и недобро уставился на потоки крови, вытекающие из ранения. Скоро адреналин перестанет буянить в крови, и тогда он начнет чувствовать боль, НАСТОЯЩУЮ боль. Чертыхнувшись, киллер пережал себе руку наушниками чуть выше огнестрела, чисто на автомате прислушиваясь к посторонним звукам, как и учили. Рядом крутился обеспокоенный волк, его белая шерсть была заляпана кровью, однако сам он не пострадал. Он также участвовал в стычке, но действовал из тени не видный чужому глазу, обезвреживая тотемы громил. Вдруг он остановился и подошел к парню, носом касаясь правой руки, по которой тут же пробежала волна синего пламени. Себастьян не успел отдернуть руку, но с готовностью это сделал минуту спустя, настороженно смотря на тотем, который прихрамывая отошел к стенке и улегся у нее. И только потом до сознания дошло, что боли больше нет, как нет и раны на руке. Уже мало что могло в этом мире удивить парня, но сейчас он чуть ли не с отвисшей челюстью рассматривал полностью здоровую, нигде не поврежденную руку с одним невысказанным вопросом на губах: «Как?» Пораженный взгляд переметнулся на тотем, скромно лежавший в сторонке и скалящий зубы в сторону, притом явно не от плохого настроения. И мысли тут же с чудесного исцеления перескочили на хищника. А вот сейчас было абсолютно не до удивления — что-то случилось с тотемом. Киллер нахмурился, неужели его ранили? И ранили настолько, что тот начал прихрамывать на переднюю лапу и даже лег на пол, чтобы облегчить боль. Но он же был здоров, не так ли? Парень, еще раз осмотревшись в поисках преследователей, подобрался к тотему и начал осматривать его. Ровно до этого момента он мало интересовался своим соулмейтом и тотемами, да и вообще связью Родственных душ в целом, предпочитая посвятить себя тренировкам и будущей цели. И очень об этом жалел, смотря на отворачивающегося волка, он не мог понять почему его зверь начал вести себя так странно, как будто он стеснялся показывать свои раны — только лапы поджать под себя он не мог, болели. Моран нахмурился еще больше, когда на правой передней лапе тотема нашлась идентичная сквозная рана, бывшая у самого киллера буквально несколько минут назад. Вдруг зверь наклонился над лапой и начал зализывать рану, которая понемногу переставала выделять кровь. — Что все это значит, черт тебя дери… — абсолютно не понимая ничего в творящемся дерьме — именно так охарактеризовал эту ситуацию мозг — но будучи сильно обеспокоенным за здоровье своего тотема, к которому он уже успел прикипеть за годы совместной жизни, Себастьян сделал единственное правильное решение — набрал отца. Как выяснилось потом, его соулмейт каким-то непонятным образом перетянул огнестрел на себя, заинтересовав тем самым начинающего киллера. За неделю поисков Моран выудил о соумлейтах и тотемах всю информацию, которую только можно было собрать: разновидности, аксессуары, показы тотемов, самые необычные тотемы, выставки тотемов, связь и ее виды, болезни тотемов, особенности некоторых тотемов, особенности некоторых пар соулмейтов — все, что только можно. И сейчас он хмуро смотрел на осторожно вытянувшего три здоровых и одну больную лапы волка. На передней правой уместилась повязка, судя по достоверным источникам (интернет и старые книги), в точности или насколько это будет возможно передающая повязку его Родственной души. Криво ухмыльнувшись, Себастьян подошел к зверю и присел около него на корточки, на что тот лишь тяжело перетащил свою голову в его сторону. Не не подумайте, тотем спокойно ковылял за парнем куда бы и с какой скоростью тот не шел, даже выглядел вполне нормальным, просто стал менее активным и при каждом удобном случае спал или лежал, как будто был не из семейства псовых, а из тех же ленивых кошачьих. — Выходит, мы из тех «особенных»? Чтение мыслей, передача нужных на какой-либо отрезок времени предметов, обмен умениями и знаниями… Черт… И ладно бы что-то из этого списка — я уже смирился, что мой соул и я отличаемся, но чтобы раны… — Моран сам не заметил, как его рука произвольно запустилась в белоснежную шерсть и начала теребить ее, проходясь по расслабленным мышцам. И с каждой новой мыслью эти движения руки становились все беспорядочней, все дерганей и все более болезненными для волка, который стойко терпел своего соулмейта, не желая прерывать ход его мыслей. — Черт. Я ведь его даже не искал, ведь в этом нет смысла. На Земле более семи миллиардов человек, и вероятность того, что я встречу именно того самого стремится к нулю с каждым умершим и новорожденным. Черт! Да я даже не интересовался всей этой чепухой с Родственными душами! А эта мать Тереза взяла и так напомнила! Черт! Черт! Черт! Я же только недавно пошел по стопам отца! Я только недавно закончил свое первое дело! Да у меня даже пальцы не дрогнули перерезать глотки всем свои тренерам по боевке! И тут, блять, появляется мой соул и у меня уже в глазах темнеет от беспокойства о нем — незнакомом и, без сомнений, далеком человеке. О чужаке! Черт возьми! Я даже сказал это вслух! Черт!.. Я киллер, у меня не должно быть значимых больных мест! Даже… даже если это мой соулмейт… Беспощадный убийца. Машина без чувств. Монстр с винтовкой в руках и ножом за пазухой. У меня нет слепых зон и слабых мест… Не должно быть… Моран плюхнулся на ковер, прикрывая глаза рукой. Не должно быть… И тут в его осенило. Это было самое страшное, по мнению всего земного стада, что звалось человечеством, но самое рациональное решение. — Патрон… Как только я ее или его встречу, я убью без раздумий, понял? Не вини. Я не могу позволить какому-то человеку, пусть и «нареченному судьбой», встать между мной и моей целью. Горло упрямо отказывалось выдавать эти жестокие слова, а сама суть его противилась этому высказыванию, но Себастьян уже принял решение. Волк это видел по решительно настроенному мертвому взгляду видел и прижимал уши к себе, не смея позволить животным инстинктам, который сейчас вопили о том, чтобы забиться в дальний угол и не выходить оттуда еще долгое время, взять вверх, ведь он был нужен этому неразумному человеку, который так и не понял все до конца.… : Тигрис. 3: …
Джон Хэмиш Ватсон, уже студент. Уже третьего курса самого Королевского колледжа в Лондоне. Джон гордился собой, когда все-таки смог поступить на медфакультет именно в это учебное заведение. И даже замотанная в бинты правая рука не помешала ему на отлично сдать вступительный экзамен. Да, на него косились, провожая любопытными взглядами, но никто не решался подойти и в лоб спросить об этом. А потом все просто свыклись с тем, что низкорослый блондин со странным оранжевым широким браслетом на руке, откуда иногда, если прислушаться, доносилось рычание, постоянно ходил с какими-либо перевязками и пластырями. Из-за чего с самого начала поползли слухи о том, что Джон — редкостный хулиган и задира, а еще он держит целую уличную банду и обожает боль от синяков и ран, которые перепадают ему на стрелках. И ещё много каких вариантов. Все эти слухи Ватсон узнавал от своего друга — Майкла Стэмфорда. Майкл или, для друзей, просто Майк был типичным ботаником с лишним весом и слишком длинным языком. Познакомились они не очень однозначно — спустя пару недель с начала занятий их случайно заперли в одном классе во время дежурства. Ставший тогда бледнее трупов Стэмфорд начал жутко заикаться и судорожно просить прощения за любое неловкое движение или громки звук у ничего не понимающего Джона, который не стремился ни с кем общаться, с головой уйдя в учебу, а потому привлек к себе внимание сплетниц и сплетников. И только благодаря тому, что у Джона в конец лопнуло терпение и он, зажав между учительским столом и макетом скелета сокурсника, потребовал внятного объяснения с, желательно, полной историей. После этого разговора, в котором выяснилось, что Ватсон вовсе не криминальный авторитет и не мазохист, Майк стал совсем по-другому относиться к Джону, а потом и вовсе стал его другом, лучшим и единственным. К слову, профессора и учителя тоже были в курсе всех слухов, однако не лезли к Ватсону только по одной причине — он был лучшим в потоке, а остальное их, по большей части, не должно волновать. Что же касается личной жизни, то тут Джону похвастаться нечем — пара-тройка почти невинных поцелуев, сосчитать которые можно было на пальцах одной руки и полный целибат. Иногда, задумываясь об этом, Джон краснел, пряча лицо в свитер — любимый предмет одежды, который было не разрешалось носить разве что на физкультуре — но так и не решался закрутить с кем-либо роман. Этому еще способствовало и регулярное появление то огнестрелов, то рваных ран, то переломов на тотеме, которые, в большинстве своем, после перекачёвывали на тело Джона. К слову, тигр теперь находился в подаренном за поступление в Королевский колледж Гарриет браслете. Это была более дорогая и усовершенствованная модель амулета, из которой тотем по собственному желанию и желанию его владельца мог появляться и туда же уходить. Так что тигр не был стеснен в своих передвижениях. Правда было поначалу слегла не то чтобы неудобно — непривычно оттого, что тигр мог выходить наружу, сидеть рядом с ним в комнате, пока парень делает очередной доклад или учит конспекты и спать в его ногах, обвивая хвостом то руку, то ногу. А иногда обнаглевший кошак брал и весь — то есть всем своим немалым весом — укладывался на грудь Джона, придавливая его к кровати. Студент тогда просыпался от нехватки воздуха и грубо сталкивал с себя довольного жизнью тотема, сильно поднатужившись при этом. Ах, да… И его соулмейт. На протяжении всех этих лет его Родственная душа как будто специально подставлялась под ножи, ловила все пули и была просто невыносима! Джон по правде замучился перевязывать себе рану и шагать в медблок, где практиковались курсы постарше. Ему даже начало казаться, что профессора точно знают, когда он придет и какую контрольную и проверочную устроить для своих студентов, пытающих потом своими ошибками их подопытных кроликов, в число которых стабильно входил и Ватсон. Конечно, профессора не были извергами и совсем балбесов не допускали к живым пациентам, отдавая на растерзание морг, но и у лучших из группы руки иногда были не из того места. В общем, Джон для себя решил одно — когда он встретиться со своим солмейтом, то точно отомстит, конечно, сначала выяснив почему и где именно соул получал такие трофеи, а потом уж и решит сломать челюсть или ограничится проломом разума с опухолью совести, может, именно тогда она хотя бы появиться у его половинки. Половинки, из-за которой у него на теле появилось столько шрамов. К слову, изо дня в день у Ватсона росло подозрение, что его половинка — носитель его гендера. Ну не может ни женщина, ни даже девочка-подросток получать травм и при всем при том лезть за новыми — то, что именно это и делала его РД Джон не сомневался ни на миг, спустя какое-то время получая доказательства — новое украшение на теле. Впрочем, все эти повреждения заживали довольно быстро, ведь они были, с медицинского сленга, переносными — как бы говоря «с-другого-тела» — да и шрамы были такими же. Другими словами, шрамы должны были убраться в небытие сразу же после… кхм, первого полового акта с соулмейтом. Когда парень читал про это в одной из библиотечных книг колледжа из секции о Родственных душах, то чуть со стыда не сгорел, хотя уже не маленький вроде да и видел такое пару раз заглянув не в ту аудиторию. Хорошо хоть парочки были настолько увлечены друг другом, что не замечали отчаянно покрасневшего студента, который мигом вылетал из помещения и несся куда глаза глядят, лишь бы подальше от любвеобильных сверстников. В общем, жилось парню нормально. Вот только дела семейные… Несмотря на то, что Джон, как и планировал с раннего детства, оборвал все связи с семьей, недавно обнаружил входящий вызов с номера его сестры, который он до сих пор помнил. Было вообще чудо только то, что Гарриет звонила однако еще большим волшебством было то, что она звонила именно ему. Вся в слезах. Не трезвая. Она так и ничего высказать связного не смогла, а потому сбросила трубку со звуком выходящей наружу непереваренной организмом субстанцией. Джон потом еще много раз набирал ее номер, чувствуя что-то неладное, но та не отвечала или находилась в не зоне действия сети. Спустя каких-то пять-шесть дней он все-таки смог услышат с той стороны не автоответчик и не механический голос оператора, а заспанный, привычно хриплый голос родной сестры, которая явно пребывала не в лучшем своем состоянии. Однако, несмотря на то, что у Гарри было жутчайшее похмелье, у них состоялся чуть ли не единственный разговор по душам. Она плакала и рыдала, истерила и срывалась на крик, пересказывая всю свою историю заново, с ее стороны. Это, конечно, не сильно-то ее оправдывало, но уже более менее сглаживало углы непонимания, прораставшими неприступными стенами между ней и младшим братом с самого рождения второго. После трехчасовой исповеди Джон чувствовал какое-то странное облегчение внутри себя, как будто с души спала если не половина, то хотя бы какая-то часть спутывающих ее оков. Однако было еще и чувство того, что сестра ему чего-то недоговорила, умолчала о чем-то важном, но Ватсон-младший отбросил это как что-то не столь существенное. Впоследствии они стали созваниваться один раз в неделю. Гарри поначалу скомкано, будто бы с чужим — хотя в каком-то понимании так и было — обсуждала общие аспекты своей жизни, погоду в Шотландии и последние новости, робко спрашивая об учебных успехах брата, однако потом она становилась все более и более уверенной и уже через год с лишним стала рассказывать о своих прошлых любовных похождениях и делиться секретами своих успехов. Вот так в жизни будущего доктора Ватсона появилась на еще одну, шаткую, но опору больше, чем в детстве. — Джон! Вот нет во всем колледже человека, который был бы большим книжным червем, чем ты! Я уже и не говорю о том, что битый час пытаюсь тебя отсюда вытащить! — яростно шептал Майк под впивающимся прямо под кожу прищуром библиотекарши, медленно протирающей очередную книгу. Стэмфорт по правде уже довольно долгое время сидел за столом напротив Ватсона и уговаривал того пойти с ним и еще кем-то в кино. Кажется, это была девушка. И, кажется, на сей раз у них там было все серьезно, довольно серьезно. Вот Майк и захотел познакомить ее со своим лучшим другом, попутно показав, что придерживается самых честных правил. Однако со дня на день у Джона должна была быть практика, а потому тот усердно — как в прочем и всегда — закопался в книги и готовился, не проявляя абсолютно никакого желания идти куда-либо с другом. — Ну Джон… Пожалуйста! Хочешь — я на колени встану? Или давай я прокукарекаю шесть раз. Прямо сейчас! Ну Джон! Закатив глаза, Ватсон отложил наконец справочник и с недовольным видом прикрыл компьютер, предварительно все сохранив и перепроверив дважды. Счастью Стэмфорта не было придела. Он говорил как заведенный пока они одевали уличную одежду, пока шли к кафе, что было условным местом встречи… в общем, друг замолчал только тогда, когда на горизонте в кафе вошла какая-то девушка. Джон был так ей благодарен за эти славные минуты тишины и относительного покоя, что не возмутился, когда его фамилию упорством произносили неправильно, когда на него не обращали внимания и вообще вели себя так как будто его не было. Однако уже в кинотеатре затесалась маленькая такая мыслишка: «Зачем меня вообще позвали на это свидание?» Однако это было даже к лучшему. Сейчас он мог спокойно уйти в себя и обдумать то, что недавно было объявлено в университете. А именно — набор добровольцев в Афганистан. Думая об этом и находя только очередные плюсы, Ватсон не замечал, как потирает свой браслет.… : Люпус. 3: …
Себастьян сидел на подоконнике в своей комнате и разглядывал перевязанную лодыжку. Странно, уже как полгода его соулмейт перестал забирать на себя его раны. И это вызывало некоторое беспокойство, которое Моран давил всеми силами: «…Ну, может быть, ему надело. Или он сейчас в коме… Твою мать! Ему просто надоело! И с ним все в порядке! Просто мать Тереза наконец выросла и поняла, что помогать всем направо и налево не выход! Так ведь? Черт! Черт! Черт! Какого я вообще о ней беспокоюсь?! Иди все оно в пекло!» Снайпер схватил нож и метнул его в мишень для дартса, попадая в самый центр. Нервное состояние немного повлияло на качество его работы, а потому отец отправил его в Африку, «охотится на тигров». Несмотря на то, что это была отчасти шутка, а отчасти задание — название мафиозной семьи, обосновавшейся по берегам южного материка, с местного языка переводилось как «Полосатая кошка» — Моран-младший помимо того, что постепенно сокращал популяцию африканской мафии, так еще и по-настоящему охотился на этих грациозных хищников. В его коллекции чучел уже находилось более десяти экземпляров. Чем-то влекли его эти полосатики. Может, тем, что они***
Моран-старший уже почетно был похоронен в семейном склепе, когда его сын вернулся в родной Туманный Альбион. Он планировал на год-два затаиться, ведь на него точили зуб многие: и мафиози-союзники той семьи, что он значительно ослабил, и сама семья, и легавые, которых навели на его след, вне всякого сомнения первые и вторые, — а потому жил на как гражданский, точнее полковник в отставке — отличное прикрытие, которым пользовался еще отец. Но не дали ему нормально отдохнуть — в один ничем не примечательный день на него немыслимым образом вышел сам Мориарти, чье имя проговаривалось только шепотом и только с благоговением, смешанным со страхом. Таким образом он и стал одним из подручных снайпером самого Криминального Короля, обретя хорошую крышу, а потом как-то случайно вошел в круг приближенных, а затем и вовсе в десятку людей, знающих настоящую личину босса, а не только его скаженный до неузнаваемости голос. Так вот, в один из вечеров, вернувшийся с очередного задания гениального злодея-консультанта Моран развалился на диване, слыша как волк укладывается на его кресле. За окном слышалось копошение привычное машин, но то было единственное, что нарушало покой и тишину квартиры. Себастьян даже позволил себе немного вздремнуть… Однако ненадолго, потому что со стороны внезапно начали раздаваться непонятные шорохи, а затем и вовсе тихий скулеж, переходящий в завывание. Себастьян тут же подорвался и уставился на то место, откуда шел раздражающий звук. Нарушителем спокойствия оказывается его тотем. Что странно, обычное его Патрон не позволяет себе нарушать покой своего хозяина вообще никоим образом. Моран выгибает бровь, но не двигается с места, пристально следя за белоснежным волком, который старался забиться в тонкий проем между креслом и стеной и с нарастающим булькающим звуком подвывал. Нахмурившись, мужчина позвал тотем, но получил лишь полное игнорирование со стороны зверя, затем он более громко и грозно окликнул волка и опять — ноль реакции. Пришлось даже вставать и идти за зверем, чтобы узнать, что же с ним происходит. В потемках, не было видно, поэтому по пути Моран включил свет. Зайдя за кресло, снайпер замер: его волк истекал кровью, которая сочилась из раскуроченного плеча. А это значило лишь одно: его родственная душа ранена. И рана смертельна, если ничего не сделать. А что может сделать он? Может, у него получится перетянуть хотя бы часть раны? «Что за чушь! Зачем мне это делать?» — он даже отпрянул. А ведь реально. Так будет намного легче, если не придется убивать его при встрече, хотя этого делать не так уж и хотелось, но… Так! Не об этом мысли! Мужчина, поджав губы, отошел в сторону. А потом сел на свое место, поудобнее устраиваясь. И попытался заснуть, не обращая внимание на жалобный скулеж. Однако как бы он не вертелся, как бы не старался заткнуть уши, как бы ни сопротивлялся связи соулмейтов, он проиграл. И, скрипнув напоследок зубами, он подлетел к своему тотему, аккуратно перенося его на свои ноги и поглаживая. — Не умирай, — пресловуто-сентиментальное предложение, которое он бы никогда не сказал в своей жизни. Благо он его и не услышал, полностью сосредоточившись на тотеме. Понимание того, что рану он не перетянет пришло под утро, но это же заставило отпустить волка, у которого даже сил скулить-то уже не осталось. Это безумие продолжалось два дня. Все его короткие выходные, пока Патрон наконец-то не успокоился. Себастьяну пришлось достать запасной амулет, чтобы тотем был всегда с ним (на работу все же идти было надо). Благо (Себ сам себе в этом никогда, наверное, не признается), через месяца три Патрон встал на ноги, и, прихрамывая, сам зашагал за ним, а не безвольно лежал на своем любимом кресле, уставившись взглядом на две тысячи ярдов в противоположную стену. С той поры Патрон как-то оживился, но так и не стал прежним. Мужчина только догадывался, что могло такого произойти с его Матерью Терезой, что так повлияло даже на тотема. Что характерно, его ранения с самого изменения волка больше его соулмейтом не забирались. Видимо, не до этого было.*****
— Шерлок Холмс. Адрес: Бейкер стрит 221В, — сказал черноволосый кудрявый мужчина и скрылся за дверью. Ватсон оглянулся на своего друга и вопросительно выгнул бровь. Он, конечно, знал, что после войны гражданская жизнь покажется не вполне обычной, но что настолько? Он разговорился с Майком. Как оказалось, тот уже успел и найти свою родственную душу, и женился на ней. Вот только еще детишек не завели они… «Но ничего, еще успеем», — по-доброму посмеиваясь, сказал он, а затем принялся осторожно расспрашивать самого Джона о его военной жизни. От студенческого приятеля (какими же далекими казались эти деньки) к него не было секретов, а потому он, как и советовала психолог, отвечал на все вопросы, даже если говорить на эти темы не хотелось. Впрочем, Майк, понимая это, переводил разговор в другое русло. Таким образом, Майк услышал смешные армейские байки, узнал о ранении друга, о его чудесном спасении (тотем вытащил из завала и притащил полевого врача на помощь), о месяцах реабилитации и нынешнем самочувствии. Добродушный толстячок пожелал удачи и, случить что, обещал помочь. А Ватсон смотрел на все это и думал, поглаживая наручные часы ()еще один подарок Гарри), в которых находился его тотем. Он вообще после возвращения начал часто и подолгу летать в прострации, размышляя о чем-нибудь. К примеру, он раз в метро пару раз пропускал свою остановку и замечал это только на конечной. А думал он о своей жизни. Денег с военной пенсии ему хватало, что уже хорошо. На жилье Джон не жаловался: хозяйка была понимающей и во многом доброй женщиной, а за военные заслуги брала с него чуть меньше, оправдывая это тем, что у нее сынишка тоже служит и она понимает, как ему может быть тяжело. Так зачем ему переезжать куда-то? Что мог дать ему новый сосед и новый дом? Неужели адреналин? Нет, он уже успел им пару раз захлебнуться, так зачем же повторять этот опыт. Уж лучше солдат Вастон возьмет себе передышку. Прогуливаясь по парку, что располагался рядом с многоэтажкой в спальном районе, Джон лишь слушал шум городской жизни. А затем, присев на скамью, достал недавно купленную тетрадь и гелиевую ручку и принялся описывать середину осени, что сейчас царила на улицах Лондона. Между тем один консультирующий детектив недовольно смотря в окно на дорогу, запустил в дом летучую мышь. Граф, покружив немного, зацепился за кольцо под самым потолком и свесился вниз головой. «Он не заинтересовался?» — удивился Шерлок, думая о военном друге Майка Стемфорта, которого встретил сегодня утром. Холмс думал, что достаточно хорошо изучил этого человека, чтобы его собственные последующие действия заинтересовали этого врача в отставке. Но как оказалось, нет. И это интриговало. Хотелось встретиться с этим человеком вновь. И Шерлок, скучающий без умственной работы, не привык себе отказывать в таких мелочах. Набирая номер Майка, чтобы спросить какую погоду предпочитает его друг, детектив уже привычно накидал пару вариантов, где мог поселится этот человек: «Пришел к другу не в час пик, а тогда, когда университет почти опустел… Не любит шум и суету… спальные районы, но без детей. Значит, окраина…» Итак, узнав адрес Джона Ватсона, Шерлок уже готов был сорваться туда, не взирая на возмущенные выкрики миссис Хадсон, но позвонил Лейстрейд и объявил, что назревает новое дело…***
Джон спокойно читал утренние газеты, сидя на своей излюбленной скамеечке в парке. И, если б его спросили, с уверенностью ответил, что статья об экоактивистах была намного интереснее очередной криминальной бомбы. Хотя, надо признаться, таксист, уговаривающий принять яд — это что-то. Хорошо, что этим видом транспорта Джон не пользовался: слишком дорогой. Над ним нависла тень. Джон поднял взгляд и не скрывая пока что малого раздражения посмотрел на человека напротив. Он показался смутно знакомым… «Байкер стрит 221В…» — пронеслись слова в голове, помогая Джону вспомнить. Это тот самый кудрявый с университета. Вот только его имя… — Простите, но ваше имя я так и не запомнил, — сквозь немного приподнявшиеся уголки губ проговорил Джон, закрывая газеты. — Почему вы не пришли? — не здороваясь, не разводя словесные дебаты, спросил детектив, без приглашения садясь рядом с ним. — Шерлок Холмс. — У меня уже есть жилье, — пожав плечами, ответил Ватсон. Таким образом и началась странная дружба детектива и отставного военного. Шерлок, скорее всего, впервые в жизни, уважая чье-то мнение, делился своими надумками с доктором Ватсоном, а тот в свою очередь, преодолев недоверие, проникся к этому человеку некоторой симпатией и по-дружески отчитывал за необдуманный риск жизнью в некоторых делах. Холмс не втягивал Джона в расследования, за что тот был наполовину ему благодарен (вторая половина еще не отошла от Афганистана и яро требовала что-то сделать). Однако спокойная жизнь отставного полевого врача не продлилась вечно. Именно из-за его приятельских отношений с таким человеком как Шерлок Холмс, как оказалось позже, на его квартиру было совершено нападение. Джон успел лишь вырубить парочку из нападавших до того момента, как его подвела нога. Свалившись с грохотом на пол, мужчина было хотел подняться, как к его лицу поднесли тряпку с хлороформом. «Подготовились, сволочи», — только и успел подумать Джон, прежде чем провалиться в небытие. Проснулся он уже в каком-то помещении с поясом шахида на себе и чуть не выругался. Эту дрянь он видел и не раз. Подделку от настоящего отличить сможет. Так вот, на нем был настоящий пояс. — Фу-ух, а я-то уже разочаровался, что ты не проснешься, — напевно произнес кто-то. Не делая резких движений, Джон повернулся на голос. Позади него стоял молодой человек в довольно дорого выглядящем костюме (Джон в них не разбирался) и немного безумно скалился. — Джим, — представился он, подходя ближе. — А ты, как я понимаю, единственный и неповторимый друг Шерлока Холмса. Приве-ет.***
Впервые за всю его жизнь у Себастьяна Морана тряслись руки, когда он держал кого-то на прицеле. А все почему? Стоит кратко пересказать все с самого начала. Снайпер как обычно занял позицию, которую ему указали и принялся ждать свою цель. Босс вновь решил разыграть спектакль. Ему лишь надо было при знаке от Мориарти снять одну цель. Фото уже было выдано. На изображении куда-то шел, помогая себе тростью, крепкого телосложения блондин. Лишь один из тысячи. Ничего особенного. Ничего не предвещало беды. Признаться, он удивился, когда тотем босса так непринужденно сел на плечо Шерлока Холмса. Еще больше он удивился, когда какое-то животное полетело в сторону Джима и таким же макаром село к нему на плечо… Только потом пришло понимание, что черная сова и летучая мышь — два тотема, а босс с консультирующим детективом — соулмейты! После этого… Моран происходящее назвал бы форменной истерикой двух гениев, которые уже, оказывается, успели один раз встретиться и тогда их тотемы так себя не повели. Напряжение все нарастало и нарастало, пока в бассейне не показалась новая фигура, которая и была, судя по схожести с фото, его целью. Тут-то и произошел еще один конфуз. Теперь уже его собственный тотем, выпрыгнув из амулета галопом (больной лапы как не бывало) поскакал куда-то. Впрочем, через прицел, наведенный на цель, Себастьян все же узнал, куда именно. И убедился в своей догадке когда рядом с ним грациозно приземлился большой тигр, также сбежавший из амулета того блондина. Переживший все стадии принятия, снайпер больше себе не врал: смерти он соулмейту не хотел. И даже не из чувства благодарности (родственная душа не раз вытаскивала), не из-за уз (хотя тут еще можно поспорить), а из-за иррациональной привязанности к еще незнакомому человеку. Поэтому он молился всем богам, в которых не верил, но много чего слышал и в Европе и тем более в Африке, чтобы этот придурковатый гений Шерлок ничего не выкинул, тем самым спровоцировав Мориарти подать сигнал. Он-то, может быть, и ослушается приказа, позже жестоко поплатившись за это (может, даже жизнью), но другим снайперам резона с этого не было. Потянулись долгие для Себастьяна (кажется, самые долгие в его жизни) минуты существования, пока двое гениев решали свои проблемы пока что чистой дипломатией (если не считать того, что Холмс постоянно держал Джима на прицеле, а босс в свою очередь заблаговременно посадил несколько снайперов, о чем и предупредил нерадивого кудряшку). Морану хотелось курить, много курить… но еще больше ему хотелось просто взять и увести свою родственную душу подальше от всей этой гениальной бездны безумия. А этот блондин по-настоящему был похож на волка. Еще не белого (до седины этому человеку еще далеко, если хранить от сильных стрессов, а Моран, если все разрешится в лучшую сторону, за этим проследит), но такого же потрепанного жизнью, как и тот, что крутился у его ног, аккуратно огибая трость. Патрон вновь начал прихрамывать, но сила их этого хищника никуда не делась: он был готов хоть сейчас перегрызть глотку всем, кто попробует навредить человеку, которого он защищает к приходу хозяина. Волк давно таким не был. Видимо, эта еще одна особенность уз соулмейтов. А между тем босс медленно достал телефон, чтоб не спровоцировать только-только опустившего пистолет Шерлока, и что-то в нем начал быстро набирать. Несколько десятков секунд спустя он приложил трубку к уху. Тут у самого Себастьяна зазвонил телефон. — Себ, спускайся, тут ждет твой ненаглядный мистер волк, — с каким-то предвкушением приказал босс. «Значит, все обошлось», — выдыхая, подумал Моран. Тигр около него также заметно расслабился, мягко ступая по ступеням, ведущим вниз. Однако вместо того, чтобы успокоится, его сердце наоборот начало с каждым шагом все сильнее перекачивать кровь. Уже на подходе к бассейну снайпер начал подозревать у себя отравления каким-нибудь летучим ядом. Но все мысли из головы вылетели, когда он, наконец войдя, встретился взглядом со своим соулмейтом, с которого уже сняли пояс. Дальнейшее он не помнил от слова совсем. Очнулся же полковник в отставке только тогда, когда сжал в своих руках свою недавнюю цель, а рядом с ними сидели, привалившись боком друг к другу довольно крупный белый волк и тигр, выделяющийся на фоне всего своим ярким окрасом. На данный момент их было только двое. Джон Хемиш Ватсон. Себастьян Моран.