песнь тысячи бумажных журавликов

Когда Ясуока сказал ему, что фальшивка, пытавшаяся примерить шкуру Акаги, померла, тот даже расстроился поначалу. Проблема была не в самом факте смерти как таковом, факт этот ничуть не пугал Акаги — он был более чем уверен, что смерть подделка заслужила своим проигрышем. Смыслом азартных игр всегда были бессмысленные смерти, он и сам чуть не умер вчера — рана на плече болела, но, даже вместе с холодным осознанием, что все случилось так, как и должно было быть, Акаги чувствовал легкий дискомфорт от того, что Хираяма Юкио — так назвал его Ясуока — умер. Одно дело идти на смерть самому, зная, что тебя ждет, и совсем другое — быть вовлеченной марионеткой. Сначала фальшивка плясала под дудку Ясуоки, играя чужую роль, а потом ее завлекли в опасную игру против своей воли. Может, у Акаги не было повода жалеть Хираяму, но ему становилось определенно неприятно от того, что так вышло. Мог ли он сказать, что это была его вина? Мог ли он предотвратить это? Кто знал. В любом случае, Хираяма Юкио был мертв — и смерть его нельзя было отменить. Конец. Финал. — Ладно, отдыхай. Ясуока жестом выпроводил Оги за дверь, стойко проигнорировав его раздраженный взгляд, после чего развернулся на пятке к Акаги. Их взгляды встретились буквально на секунду — и во взгляде продажного копа он увидел решительность, какую помнил из давно ушедших времен, когда сам он был еще глупым мальчишкой, согласившимся на безумную игру на смелость. То был взгляд хищника, который ухватил ценный кусочек. Для него он был таким же инструментом, каким был этот Хираяма Юкио. Можно было злиться из-за лжи и лести, что так старательно ворковал Ясуока, но одно было известно точно — как только ему станет не выгодно, он мгновенно откажется от своих слов. Как было это в матче с Урабэ — когда Хираяма проиграл. Акаги это не понравилось, но он не подал виду. — Тебе нужно выздоравливать. Ясуока пожелал это с улыбкой, но в ней Акаги увидел лишь яд змеи. Пели цикады. Стоял летний вечер; было безветренно, жутко душно и жарко. Стоя у неработающего автомата с газировкой, Акаги рассеянно смотрел вдаль. Кажется, тут он... Кого-то ждал? Из-за пекла думать абсолютно не хотелось, и он опустил взгляд на наклейку «не работает» на автомате. Как жаль, было бы неплохо выпить чего-то холодненького... — Э-э-эй! Акаги резко обернулся. Там, на склоне холма, стоял человек в белом. Тонкий и высокий, он так странно напоминал Акаги самого себя, словно тот в зеркало смотрелся — только узкие розовые очки закрывали его глаза. Кто это, удивленно подумалось Акаги, и он не сдвинулся с места даже после того, как отражение махнуло ему рукой. И только в тот момент, когда копия начала приближаться, он вдруг вспомнил. Ах да, это Юкио. Хираяма Юкио. Они, кажется, знакомы так давно... На клумбе росли белые цветы, и Акаги ненадолго задержал на них взгляд. Когда впереди раздался раздраженный вздох, и чья-то тень закрыла цветы собой, он наконец обернулся — только для того, чтобы встретиться взглядом с Юкио. Тот даже приспустил очки, смотря на Акаги сердитым взглядом. — И что ты сейчас делаешь? Мы опаздываем. — Знаешь, что говорят про спешку? Рассмеявшись лающим смехом, Акаги ловко уклонился от попытки заехать ему в челюсть. Кулак у Юкио был костлявый, слабый, но синяк бы он ему точно оставил. Продолжая держать дрожащую от злобы и нетерпения руку Юкио, Акаги по-лисьи ухмыльнулся и потряс головой, после чего мягко произнес: — Или ты дурак? — Сейчас я швырну тебя в клумбу, и дураком будешь уже ты, — отчеканил спокойным голосом Юкио. После чего внезапно сделал подсечку. Не ожидая такой подставы, Акаги рухнул на землю и зашипел, ударившись плечом о забор. Когда тонкие руки Юкио потянулись уже было к нему в поисках мести, тот вдруг замер — и взгляд его почему-то остановился на клумбе с цветами. Медленно проследив за взглядом Юкио, Акаги покосился на цветы, но не нашел в них ничего примечательного, того, что заставило бы того остановиться. И когда он уже хотел спросить об этом, Юкио вдруг зло цыкнул. — Жить — это хорошо, — заметил он раздраженно. — И цветы тоже хотят жить. Поэтому мне придется пожертвовать своим желанием и оставить тебя лежать у забора. Возможно ты тут сдохнешь, зато как спокойно станет! — Экий ты благородный, — со смехом бросил Акаги. — Я умру и буду навещать тебя призраком. — Найму лучшего оммедзи и изгоню тебя. Юкио показал ему язык и смешно поморщился. Жалость к цветам была чем-то новым для него, а потому он не воспринял столь странный энтузиазм Юкио всерьез. И когда тот тихо фыркнул и бросил что-то агрессивное в ответ, лишь расхохотался громче. Поднявшись на ноги, Юкио бросил на него, продолжавшего смеяться, раздраженный взгляд, как вдруг внезапно изменился в лице. — А! Вспомнил! Он порылся в кармане, после чего вытащил оттуда руку, сжатую в кулаке. — На, держи. Думаю, сейчас это тебе нужнее, чем мне. Акаги непонимающе улыбнулся, не хорошо осознавая, о чем именно Юкио говорил, и неловко опустил взгляд вниз, на протянутую им руку. На ладони у Юкио лежал бумажный журавлик. Акаги широко распахнул глаза и резко дернулся, отчего раненное плечо мгновенно отдалось болью. В окно светило слабое сентябрьское солнце. Был вечер. Шторы трепало легким бризом, шедшим от моря. Нахмурившись, он коснулся рассеченного плеча рукой и потер его, после чего медленно сел, не слишком соображая после сна. Голова горела — может, из-за раны. В голове витали какие-то обрывки сна и непонятные воспоминания, словно там, в этом сне, было что-то до жути неприятное… Но ничего конкретного Акаги вспомнить не мог. Он спрятал лицо в ладонь и за собственными мыслями едва не прослушал вопрос Ясуоки, который наблюдал за ним все это время. — Все хорошо? Сквозь пальцы Акаги внимательно уставился на Ясуоку, ловя взглядом каждое его действие. Тот держал в руках газету — наверняка смотрел результаты вчерашних скачек. Пепельница была пустой, значит, пришел он относительно недавно... Акаги закрыл глаза. И бросил: — Что ты тут делаешь? — Смотрю за тобой, конечно, — растеряно пробормотал Ясуока. Какая глупая игра, рассерженно подумалось Акаги. Ему было не свойственно подобное — злиться из-за пустяков, но после сна отчего-то злило все. Пустая и злобная агрессия, терзавшая его душу. Стоило успокоиться. Громко вздохнув, Акаги резко разогнулся и откинулся назад на подушку. Он медленно покачал головой. — Все хорошо. Просто дурной сон. На центральном рынке воняло скисшим топливом и еще чем-то очень неприятным и навевающим ассоциацию с резиной. Покуривая сигареты, Акаги лениво разглядывал пачку — на прошлой неделе ему по секрету рассказали, что табачная компания начала акцию, и если найти какую-то картину на упаковке, то можно выиграть триста иен. Звучало как абсолютная глупость, на которую не стоило тратить времени, и потому Акаги разглядывал упаковку еще внимательнее. Когда дверь магазина скрипнула, и оттуда вышел кто-то в пижонском белом костюме — Акаги видел его краем глаза — он почувствовал легкое постукивание по голове, а когда поднял голову, на него смотрел Юкио. Он протянул ему упаковку сигарет, на которой был нарисован маленький китайский лев. — Ого, вот это удача. Акаги мягко улыбнулся и хитро посмотрел на недоуменно вскинувшего бровь Юкио. — О чем ты? — Да так... Вместе они прошли дальше по рынку, уклоняясь от бабулек с корзинами и от назойливых детей. Запах резины все никак не исчезал, воняло, словно дешевое курево у одного продажного полице... Акаги вздрогнул и проморгался, когда Юкио со всей силы ткнул ему пальцами под ребра. О чем он сейчас думал? — Смотри, какая красота! Не обратив внимания на чужой взгляд, Юкио сел на корточки перед корзиной с цветами, которую продавала одна из женщин. Она что-то говорила ему, и он ей что-то отвечал, но все, что слышал Акаги — неразборчивый гул. Всем его вниманием завладел Юкио. Так странно было наблюдать за тем, как он занимается чем-то нормальным, обычным — тем, что подходило ему, в отличие от... — Ахилловы цветы. Так их раньше называли. Его мысль резко прервали. С умным видом Юкио поправил очки, словно был жутко доволен собственными познаниями. — Их много где используют! — Ты много знаешь, я смотрю, — вяло проговорил Акаги. Что-то тут было не так, он чувствовал, что находиться здесь становилось все тяжелее и тяжелее. Шум вокруг был привычным, нормальным, а сам рассуждавший о растениях Юкио тем более — нормальное явление. Нормальное... ... когда он видел его таким, нормальным? Не фальшивкой. — Конечно!.. — отозвался тот и оглянулся. Посмотрев в ту сторону, куда косился в это время Юкио, Акаги не увидел ничего. Лишь людей, безликую толпу — они улыбались, говорили, но вместо глаз их он видел лишь пустоту, а голоса сливались в едином белом шуме. И слышно — и нет. Он вздрогнул, когда все эти люди вдруг резко остановились и посмотрели на него, после чего резко опустил голову на Юкио. Тот продолжал рассматривать цветы, после чего мягким тоном продолжил: — Или тысячелистник. Но Ахилловы цветы мне больше нравятся. Как имя. Юкио посмотрел на Акаги с легкой улыбкой. — Знаешь, кто такой Ахилл? — Ага, давно читал, — пробормотал Акаги. Он слабо помнил этот миф. Слышал, но не более. Иностранная литература интересовала его крайне мало, хотя бы потому, что ему самому не было до этого дела. Не до того было сейчас, у него уже были планы на будущее — и это... Акаги замер. У него были планы. Какие? — Герой, — Юкио резко поднял палец вверх и гаркнул с серьезным лицом. — Непобедимый! С одной маленькой слабостью. Ну, ты знаешь, да? Про непобедимых героев? — Ты к чему-то клонишь? Склонив голову набок, Акаги сощурил глаза и посмотрел на Юкио с легкой усмешкой. Этот разговор заставил его чувствовать себя неуютно, хотя ничего такого — подозрительного или беспокойного — в нем не было. Замерев на месте, Юкио вдруг замолчал, после чего поднял взгляд прямо на Акаги. И тот увидел, наконец, его глаза — более четко, без искажения. И что-то ему показалось в них неправильным, то, насколько они были... Потянувшись за сигаретами, он открыл протянутую им Юкио пачку. И внутри, вместо сигарет, увидел маленькое оригами в виде журавлика. Почему-то рука дрогнула, и он выронил ее, и они оба проследили за тем, как журавлик упал на асфальт. — Даже непобедимые иногда проигрывают. Юкио вдруг вяло улыбнулся. — Просто к сведению. — Все еще видишь кошмары? Ясуока держал в руках недокуренную сигарету, и Акаги взглянул на него мрачно из-под полузакрытых ресниц. Выглядел он сегодня неважно, словно до этого разбирался с чем-то очень неприятным, и, заметив на себе внимательный взгляд ржавых глаз, Ясуока вяло улыбнулся. — Да так, неприятности были. Оги пошел заканчивать дела. Настоящий кошмар! Не один ты их видишь. В ответ Акаги вяло хмыкнул. — Это не кошмар. Это... ... просто фальшивый сон. Сейчас они были в поместье, где происходила игра с Урабэ; пустом. За окном светили звезды. Они сидели за одним столом, тем, где и происходила игра, которую начал фальшивый Акаги Сигеру и закончил настоящий. Они оба молчали. Немо наблюдая за тем, как Юкио мастерит одного бумажного журавлика за другим, Акаги чувствовал странное пугающее спокойствие, но за его действиями, за тем, как спокойно и аккуратно Юкио складывает оригами — отточенное мастерство — смотрел внимательно, почти голодным взглядом. Почему-то ему казалось, что так быть не должно. Хотя, не казалось. Все, что происходило тут, было неправильным. Злым пустым сном, что был принесен дурными вестями от Ясуоки. — Жить — это хорошо. Внезапно произнеся это, Юкио опустил последнего журавлика на один из разбросанных по столу тайлов и тяжело вздохнул. Глядя на аккуратную поделку отстраненным взглядом, Акаги вдруг резко поднял взгляд на копию, фальшивку — и уже хотел спросить: — Ты же... Хираяма Юкио смотрел на него без тени улыбки, после чего слегка наклонил голову. — Наконец-то понял? — Я понял... Когда... — Акаги облизнул высохшие губы. — Когда увидел странную искусственность. Никого вокруг. И лица у всех... Пустые. Язык отчего-то путался. Помедлив, Юкио кивнул, после чего вдруг с ироничной усмешкой посмотрел на Акаги — такой, какую он видел лишь при первой встрече с ним. И сейчас казалось, будто бы это не он тот демон, которого боготворили Оги и Ясуока, будто он и был той самой фальшивкой, а Юкио, этот усмехающийся Юкио — настоящий. — Я слышал, ты пытался умереть. Глаза у Юкио были выцветшими, почти светло-карими, не того ржавого оттенка, что до этого. Взгляд его был пустым, бесцветным, словно внутри он был опустошен. А ведь он и был, подумалось Акаги, и что-то сродни паники затаилось где-то глубоко у него в душе, маленькое беспокойное чувство... Хираяма Юкио был мертв. — А еще и демон, — пробормотал он, разочарованно цокнув. — Я так боялся тебя, думал, что ты сделаешь что-то такое, о чем мне рассказывал Ясуока... Когда ты одолел Урабэ, так и вовсе убедился в своей никчемности... А теперь вижу, что вовсе ты не демон, а человек. Просто странный. Но человек. Акаги молчал, хотя хотел сказать, что это не так — и о никчемности, и о демонической природе. Юкио не был игроком в маджонг, у него определенно был талант — но игроком он не был. Просто не всем суждено быть ведомыми удачей и понимать психологию игры, где смерть — это лишь результат, а не трагичный финал. — Тебя пытались убить, да? Потому что ты воспротивился чужой воле. — Потому что я воспротивился чужой воле, — эхом откликнулся Акаги. Он протянул руку к плечу, но замер за мгновение до того, как коснуться. Юкио внимательно проследил за ним, после чего вяло улыбнулся и наклонился вперед. Его лицо — эта вялая улыбка, пустые глаза, впалые щеки — буквально кричало о том, что Юкио умер. И на эту же дорожку ступит и Акаги. — Только не умирай, хорошо? Выздоравливай и живи нормальной жизнью. Ну, может, потом, после Васидзу... Но обязательно! Победи его и живи нормально! Заведи друзей, глупых и умных, проживи такую жизнь, чтобы потом вернуться ко мне после смерти и сказать: «Да, это было весело!» Пообещай! Улыбка стала почти горькой, и Юкио крепко вцепился руками в запястье Акаги. Холодными. — Если фальшивый Акаги умер, то настоящий-то должен выжить, верно? «Проживи эту жизнь для меня, исполни мое глупое заветное желание». Это, конечно, было полной глупостью. Но почему-то Акаги, помедлив, кивнул. — Ничего не обещаю. — Опять плохие сны? — пробормотал Ясуока, едва поднимая голову со скрещенных рук. В руках он теребил бумажку, складывая из нее что-то, и когда он заметил внимательный взгляд Акаги, то вдруг неловко рассмеялся и поставил мятого кривого журавлика на подоконник. От ветра тот накренился набок и упал на крыло, Ясуока тяжко выдохнул. — Как видишь, глупостями занимаюсь... — Все хорошо. Мягко улыбнувшись, Акаги покачал головой. До этой странной встречи — во сне — он, может, точно бы удивился такому времяпрепровождению у Ясуоки — человека, что прогнил насквозь — но сейчас ему казалось, что тот разговор, казавшийся уже жутко далеким, изменил в нем что-то. Точку зрения на некоторые вещи. Даже фальшивки были в чем-то оригинальны. Даже прогнившие люди были в чем-то нормальны и обычны. Даже демоны были людьми. Он повернул голову вбок и вдруг замер. Плечо отдало неприятной тягучей болью, и Акаги сжал его крепко, не отводя взгляда от объекта своего внимания. И внезапно севшим — с чего бы? — голосом спросил: — Что это? В стоявшей на тумбе вазе стояли белые цветы, красивые, мелкие. Раньше бы Акаги не придал им значения, подумав, что их притащил учтивый на традиции Оги или сам Ясуока, даже назвать их не сумел бы, но сейчас он знал. Тысячелистник — так назвал их Юкио, и голос его раздался эхом в голове у Акаги. — Хм? — Ясуока покосился следом за взглядом Акаги и с недоумением уставился на вазу. Они оба смотрели на нее добрую минуту, прежде чем полицейский неуверенно бросил: — Эй, слушай, парень, ты вроде гений, уж цветы-то точно должен был распознать. Или тебе еще и по голове дали, а мы не заметили? — Я не об этом... Облизнув внезапно высохшие губы, Акаги медленно оторвал взгляд от цветов, после чего перевел внимательный взгляд на Ясуоку. Тот, конечно же, ничего не понимал. Куда ему — он не видел этого беспокойного бесцветного сна раз за разом, словно повторение старой затертой до дыр пленки. И там, на ней, ведь были они — эти цветы. Словно прощальное письмо от Него. Акаги видел, как Юкио протягивает руку к клумбе и закрывает глаза. Было в этом что-то символичное, но до жути неприятное. «Жить — это хорошо». Вот что сказал ему Юкио тогда. — От кого они? В ответ Ясуока лишь несчастным взглядом посмотрел на Акаги и медленно покачал головой, словно ответ ему был неизвестен. Он потянулся за сигаретами до кармана пиджака, после чего закурил — шумно и тяжело. — Не знаю, думал, медсестричка принесла. В ответ Акаги не сказал ничего. Лишь протянул руку к цветам. Живые — жаль, что проживут недолго в этой вазе. Они напоминали ему о сне, о том, что он видел, и о человеке в нем, тоже прожившем недолго. Почти коснувшись одного лепестка, Акаги остановился, после чего опустил руку и вяло, не оборачиваясь к Ясуоке, бросил: — Дай сюда своего журавлика, — подумав, он добавил. — Пожалуйста. Кажется, такого Ясуока не ожидал — и медленно, не веря словно, поднялся со стула и подцепил пальцами собственное оригами. Он опустил его в руки Акаги, и тот повертел фигурку в руках, после чего тихо хмыкнул. Мятый, неаккуратный, он, конечно, никак не мог сравниться с журавликами Юкио. Но этого и не надо было. Проследив за его действиями, Ясуока недоуменно вскинул бровь и раздраженно цыкнул, чувствуя в этих действиях какой-то подвох. Для него, как и для Юкио, Акаги был демоном — а значит, ничего человеческого он в нем не видел. Только вот Ясуока ошибался. Акаги был человеком. — Зачем он тебе? Хочешь поглумиться над моим неумелым творчеством? Аккуратно расправив крылья журавлика пальцами, Акаги с лисьей улыбкой осторожно поставил его прямо перед вазой с белыми цветами. Может, это был не самый идеальный журавлик — не как у Него — но явно не самый плохой. — Нет. Сощурив глаза, Акаги поднял взгляд на окно, на далекое бескрайнее море. Там восходили звезды. Юкио бы понравилось — так ему показалось. — Хороший журавлик.