Immortel Amour / Бессмертная любовь

Тот день, когда Уилл осознал, что Ганнибал разлюбил его, был самым обычным днем. Они покидали музей, временную выставку, которую Ганнибал хотел посетить. Он говорил с другим ценителем искусства на крыльце перед входом, и Уилл терпеливо ждал его неподалеку. Когда Ганнибал повернулся к нему, закончив разговор, его лицо не воссияло, как прежде, и Уилл, знавший его лучше, чем себя, все понял. В тот день он решил свалить вину на дождь, размывавший французские улицы, на неоправдавшую ожиданий выставку, на проваленную охоту предыдущей ночью (нож соскользнул, испортив орган). Ганнибал не терял самообладание по пустякам, но и богом он ни был, что бы они оба ни думали. У него тоже были плохие дни. Со временем Уилл понял: он не там искал корень проблемы. Ни дождь, ни выставка, ни охота не были причиной отстраненности Ганнибала. Напротив, причиной его нескончаемого раздражения был сам Уилл. И Уилл не знал, что делать. Он представлял себе множество вариантов развития событий на протяжении последних лет с того момента, как в обнимку с Ганнибалом бросился с обрыва. Что угодно могло пойти не так: неудачная охота, задержание иностранными властями, возвращение в Америку. Жизнь, проведенная за решеткой, или смертная казнь. Или, что хуже всего, разлука. Но чтобы Ганнибал разлюбил его? Такого он представить не мог. Он был достаточно жалок, чтобы поверить в собственную уникальность, слыша об этом так часто шепотом на ухо после крышесносного оргазма или сказанном с улыбкой над шкворчащими на сковороде легкими незнакомца. Его способность принимать, имитировать, превосходить даже самого Ганнибала даровала ему высший статус, возвысила на трон. Он был ослеплен своей самоуверенностью. Тем временем Ганнибал продолжал безупречно играть свою роль: либо из уважения к человеку, которого когда-то любил, либо тянул время, разрабатывая план (Уилл предполагал, что избавиться от подельника и любовника-каннибала в одном лице не так уж просто). В любом случае он почти без колебаний принимал предложения Уилла заняться любовью и напрягался совсем незаметно под его прикосновениями. Иногда заставлял себя засыпать лицом к нему и никогда не мешал положить голову на свое плечо, и Уилл его прощал. Удовлетворение и нежность из его улыбок исчезли, и Уилл делал вид, что не замечает. Ганнибал никогда не давал ему ласковых прозвищ. Эта часть отношений осталась неизменной. Они редко говорили «я люблю тебя» прежде, а теперь Уилл лишился и этого. Ведь умолчать лучше, чем солгать. Несколько недель он думал, что с этим можно жить. Он любил Ганнибала, а тот позволял себе быть любимым. Не так уж плохо. Вот только как бы не так. Все стало на порядок хуже, когда нашлась замена. Одним вечером за ужином он впервые упомянул некую Кларису Старлинг. Рассказал, что она новый рекрут Джека Кроуфорда, и Tattlecrime окрестили ее новым Уиллом Грэмом в одной из последних статей. Оригинального Уилла Грэма от такой формулировки передергивало, но он не подавал виду, и только слушал, коротко кивая время от времени. Ганнибалу нужно что-то свежее. Он слишком умный, слишком любопытный, чтобы довольствоваться одним и тем же. Когда-то Уилл питал его интерес, но его потенциал иссяк. Возможно, он сам этого не заметил, но от Уилла это не скрылось. Он поддерживал все более и более долгие дискуссии о Кларисе Старлинг. Ганнибал никогда не встречал ее вживую, но она заинтриговала его, так же, как и когда-то Уилл, еще до того, как Джек обратился к доктору за помощью в составлении психологического портрета, несколько лет назад. Теперь эти годы казались веками. Его глаза загорались при упоминании ее, и Уилл упивался благоговением на его лице, причиной которому был не он. Хотелось взять нож и вырезать глаза Ганнибала из глазниц, положить их на тумбочку возле кровати, чтобы они смотрели на него и только него с навсегда застывшим в них восхищением. Ганнибал говорил и говорил, а Уилл улыбался, окунувшись в фантазии. Тот день, когда он понял, что не может больше терпеть, был самым обычным в череде дней, как выставка в музее. Они готовили снаряжение для предстоящей охоты, тщательно придерживаясь образов в маскараде, который сами придумали (будто бы достаточно не упоминать о проблеме, чтобы она перестала существовать). Но Ганнибал был безмолвен, более, чем обычно, и Уилл вгляделся в его лицо. Когда на его губах заиграла полуулыбка, а на нож, который он затачивал, упал нежный взгляд, Грэм знал, о ком он думает. Знал, что не о нем. Он медленно подошел ближе, прервал движения Ганнибала и осторожно забрал из его руки нож. Он улыбнулся, но Ганнибал лишь взглянул на него удивленно: нежность испарилась из его взгляда, сменившись раздраженностью с ноткой любопытства. Ему никогда не нравилось, когда его прерывают во время подготовки. В последнее время ему вообще в Уилле не многое нравилось. И вот так, не говоря ни слова, Уилл вонзил нож в его живот. Время будто застыло, и Грэм отчетливо видел каждую деталь этой сцены: изумленный взгляд Ганнибала, луч солнца, падающий на его седеющие волосы, теплая красная кровь на пальцах. Ганнибал молчал, шокированный, оцепеневший, и Уилл положил руку на его бледную щеку. — Я люблю тебя, — сказал он, виновато дернув плечами. Он резким движением сделал широкий надрез; слева направо: точь-в-точь как Лектер много лет назад. Почему-то это казалось единственным логичным решением: он должен умереть точно так же, как чуть не убил Уилла. Он вынул нож, и Ганнибал упал на колени, схватившись за живот, не говоря ни слова, но его неверящий взгляд ни на секунду не покинул Уилла. Тот же опустился рядом на колени и положил руку на лоб возлюбенного. Он повторил: — Я люблю тебя.  — Уилл… — и в этот момент, впервые за долгие месяцы, скрытая за шоком и болью, в его глазах появилась гордость. Удовлетворение. Только им, только для него. Губы Ганнибала дернулись в улыбке. Тогда Уилл понял, что победил. Его непредсказуемость вновь завоевала интерес Ганнибала. Он снова был на пьедестале. Эмпат улыбнулся нежно и вернул Лектеру окровавленный нож. С ножом в одной руке и собственными внутренностями, капающими кровью на пол, — в другой, Ганнибал прислонился к кухонной тумбе и едва заметно кивнул. Уилл знал его достаточно хорошо, чтобы все понять без слов. Он устроился между ног Ганнибала, спиной к нему, будто то был один из бесчисленных разов, что они сидели в ванной вместе, и положил голову на его плечо, полностью обнажив свою шею. Поцелуи на затылке он чувствовал куда ярче, чем сталь, пронзающую яремную вену. Именно так, подумал Уилл, он и хотел бы уйти. Теперь их любовь никогда не умрет.