дарование бессмертия

У Эдварда руки не просто холодные, ледяные, но Маргарет нравится. Когда впервые осмеливается прикоснуться — примерно через неделю их странных встреч-случайностей — то пытается отогреть их дыханием, с трепетом ожидая последующей реакции, парень то оказывается вспыльчивый. Но Эдвард только улыбается уголками губ, показывая кончики белоснежных клыков и шепчет: — Ты просто сумасшедшая. Додсон застывает от неожиданности и даже удивляется от странно-теплых ноток в его бархатном голосе, насколько это приятно, — улыбается до хруста челюстных костей и сжимает его руку, надежно впиваясь в большую ладонь пальцами, и уже не отспукает до конца учебного дня. — Эдвард, перестань. Отдай, — она смеётся звоном сотни лопающихся пузырьков яблочной газировки, заполняющих его черепную коробку мелодичным смехом и пытается протестовать, когда на перемене, он забирает "Убить пересмешника" из её рук и поднимает высоко над головой, задыхаясь от смеха и неожиданных чувств оккупировавших мертвое сердце. Маргарет чувствует себя крошечной и совершенно беспомощной, когда и без того высокий парень встаёт на носочки, не теряя ни капли равновесия; прыгает и пытается совсем по-ребячески отобрать у него книгу; надувает щеки от обиды и не по-детски закусывает нижнюю губу от усердия. Но запутывается в собственных ногах и падает на кафель, счесывая кожу ладоней в кровь. Додтсон даже понять произошедшее не успевает, как Каллен напрягается каждой мышцей прекрасного тела — каменеет и становится ещё белее — то ли от страха, то ли от вида крови, и отрывисто цедит: — Как можно быть настолько неуклюжей? эмоционально не стабильный. пылающий. живой. То, чего не хватает в сером, насквозь прогнившем и вечно-дожливом Форксе. Он, как глоток свежего воздуха, в отсырелой и душной комнате с этими странными перепадами настроения и не менее странным поведением. Не такой как все — и от этого самый желанный. — Сама в шоке, — отзывается, ведь не на помойке себя нашла. Девочка-с-характером встряхивает серебряными кудрями и вздергивает острый подбородок — храбрая. — Сам-то как? В порядке? — Вполном, — холодно произносит он, возвращая способность двигаться и старается успокоить животные инстинкты; мышцы не расслабляет, не позволяет утратить контроль, слишком резко хватает ее за руку и без всяких усилий ставит девчонку на ноги, тут же отступая. — Я твердо стою на ногах. Не то что ты, — и сверхестественно сверкает яркой янтарной радужкой — не специально, скорее из-за запаха крови и секундного помутнения рассудка. Маргарет хмурится, но не может оторвать взгляд; с внезапным осознанием и ужасом смотрит в раскаленное золото его зрачков с белой россыпью прожилок по периметру всей сетчатки, пока страх множеством длинных игл медленно проникает в сердце. Она отшатывается, копчиком упираясь в подоконник, и прерывисто дышит, быстро поднимая и опуская грудную клетку. Эдвард печально усмехается, отводит пылающий взгляд и молча уходит, за считанные секунды достигая школьной парковки. Додсон как в тумане идет в медпункт, отказываясь принимать произошедшее и не обращает внимание, когда медсестра заливает раны перекисью водорода, которые начинают жечь в ходе дезинфекции. Только в окно неотрывно смотрит и чувствует какое-то неправильное чувство где-то под селезенкой что холодит нутро; покрывает его отвратительной ледяной коркой и сжимает внутренности в своих тисках. Она штурмует всемирную паутину в поисках ответов, проводит часы в библиотеке и пытается судить рационально, мол, показалось, пока не находит то что искала. В а м п и р — слово, которое врезается в память раковой опухолью; кровавыми буквами вырезается на ее перламутровой сетчатке. Эдвард Каллен становится для Маргарет Додсон самым приятным и страшным сном, где он обнимает ее за талию, крепко сжимая сильными руками и покрывает горячими поцелуями ее марианские впадины ключиц, а после впивается острыми клыками в нежную кожу шеи, пачкая рот в её артериальной. Блондинка просыпается в холодном поту, цепляется за белые простыни, комкая их пальцах. Ее сны превращаются в кошмары, которые петлей опаясывают шею, затягивают удавкой и тянут-тянут-тянут её вниз. в Ад. Эдвард видится даже в тени от прикроватного светильника — видятся его вихри каштановых волос, полураскрыте губы и медовые глаза-огни. А нехватка Эдварда болезненная, ломает кости, дробит их на осколки, которые впиваются во внутренние органы, только сердце не задевают, но и так чертовски больно. Настолько, что тело в судороге сводит и слезы на глазах наворачиваются. Как на зло, на уроках не появляется и родственники молчат, только Элис как-то по-лисьи улыбается и смотрит своими огромными глазами так лукаво из под челки-ежика, что у Додсон мурашки вдоль позвоночника пробегают. А у Маргарет железная выдержка уже заржавела, полная голова волнующих вопросов и зрачки наполнены вселенной грусти. Она кутается в джинсовку и прячет ладони в карманы — погода в Форксе как всегда пасмурная, холодная. Небо темно-серое почти черное, усеянное кварцовыми облаками. В лесу темно и обманчиво тихо, так, что кончики пальцев немеют от напряжения, а сердце сжимает от зудящего в голове роя мыслей. Густые кроны не попускают солнечные лучи, лишь тусклый свет, который прорезает сумрак. — я знаю что ты здесь, — шепчет в темноту, и морозное облако срывается с её губ. Эдвард ухмыляется, видит — она храбрится, сдерживает дрожь в коленках и вдыхает полной грудью, продолжая идти в глубь чащи. Чувствует же изменения внутри себя и странное жжение в четырехкамерном, при мыслях о ней, но был одиноким так долго, что любой намек на симпатию вызывают у него естественное желание закатить глаза и уйти — только не в этот раз. Эдвард двигается бесшумно, подкрадывается к ней и прижимает к ребристой поверхности ствола, заставая врасплох. Пока та даже пискнуть не успевает и замирает в ожидании худшего. Каллен гипнотизирует ее улыбкой, легкой, жадной, многозначительной — говорящей «разгадай меня». А у Додсон коленки подгибаются от страха желания разгадать и докопаться до его черной сути. — разве родители не читали тебе сказки на ночь, где каждая принцесса знает, что в лесу может быть опасно? — умехается где-то возле уха, томит своей близостью и дождавшись медленного кивка продолжает пытка. — тогда ты знаешь, что происходит с принцессами в лесу. — оставляя мокрый поцелуй на пульсирующей жилке. Смотрит на ее полу-открытые губы, ласкает взглядом тонкие запястья и каждый миллиметр оливковой кожи не скрытой теплой одеждой. А Додсон чуть выгибается — не перестает удивлять Эдварда — наклоняется ближе к нему, шепчет почти в ухо, сама — боже — сама прислоняется шеей к выпирающим клыкам, обдавая вампира терпким запахом цитрусов и хвои: — а кто сказал, что я принцесса? Маргарет никогда не была такой тошнотворно образцовой, показательно-правильной. Она Каллена оттолкнуть не пытается, только руками стягивает кожаную куртку с его атлетических плеч, впиваясь ногтями в ледяную кожу спины от предвкушения грядущего и ощущает набирающее обороты жжение в шее.