алмазные псы

В последнее время дела шли не так. То есть, шло все правильно. Хорошо, нормально, почти стерильно. Все должно было быть отлично в будущем, ведь жизнь сейчас шла как нельзя лучше, другие бы завидовали. Они и завидовали, а ему самому было тошно от однообразности этого бесцельного существования. Даже если оно было правильным. Даже если это был тот самый хороший конец из разряда «жил долго и счастливо». Накане Сюхей был сыном якудза, страшной легендой своего поколения, грозой всех тех, кто пытался ему взять да приказать что-то — ведь слушать в те далекие времена он предпочитал лишь себя. Но сейчас он работал в банке — как было правильно, дружил с начальством и не перечил ему — как было правильно, даже завел страницу в сети — потому что это считалось нормой общества. Сейчас он не был успешен, он просто был — никому не интересный серый человек, часть массы, живущей лишь для того, чтобы затеряться в истории. И это было неплохо, по сути, но что-то его угнетало. Можно было бы назвать это кризисом, но Накане не был уверен, что это именно кризис. Ему было от силы двадцать четыре — кто-то называл это время самым расцветом жизни, — да и свои проблемы он осознавал излишне хорошо, как и их мизерность. Хотелось бросить все, вернуться туда, где был отец, сделать все так, чтоб уж его точно запомнили! Но Накане хорошо понимал, что это не выход. Мечты мечтами, а прожить долго вот так он не сумел бы. Это была бы красивая, но очень короткая жизнь, как взрыв фейерверка — бам, и нет ничего. А Накане хотелось прожить долгую жизнь, такую, чтоб и за себя пожить, и за еще одного человека... Человека, который хорошенько ударил ему по мозгам и доказал, что старших иногда слушать стоит. Человека, который изменил всю его жизнь. Но его сейчас не было. Был ли смысл продолжать это? Был ли хоть какой-то смысл в его нынешней жизни? — Ого! Ого? Ого-ого-ого! Какие люди! Внезапный окрик заставил его обернуться. Позади стояла... Он мог бы назвать ее «партнером по преступлению». Единственная из всей оравы бывших товарищей, кто продолжал поддерживать с ним связь, и единственная, кто в принципе понимал его. Сидзука. Он не рассчитывал наткнуться на нее ночью недалеко от дома, но то, что он повстречал ее тут... Может, это знак? — Выглядишь так себе, — без приветствия прокомментировала она, откидывая волосы назад. Накане лишь покривил губы. — И тебе не хворать. — Что-то случилось? Премию не дали? Она постоянно измывалась над ним такими способами — по-детски почти. Спрашивала о работе, ведь сейчас, какой ужас, работа и правда занимала всю жизнь Накане. И это заставляло его дрожать от отвращения, хотя на деле он просто крепко сжимал кулаки. — Если бы это было так, я был бы счастлив. Сидзука лишь присвистнула в ответ и вдруг прильнула к нему. От нее пахло клубничной жвачкой. Томным голосом она прошептала: — Ты можешь поделиться со мной, если хочешь. Я очень хочу, подумал Накане. Но стоит ли? В конце концов, ей нет до этого дела... И не будет. Однако взгляд Сидзуки заставил его поменять свою точку зрения. — Кажется, что я застрял на одном месте. Знаешь, как стабильность, только... Изъедающая. Все хорошо, у меня есть неплохая квартира, вменяемая зарплата для такого юнца, как я, да и знание английского пригодилось. Считай, начальство меня любит, все хорошо! — Поджав губы, он зло скривился. — Только вот больше никому я и не нужен. Никаких друзей, ничего. Выпить с коллегами после работы — разве ж это общение? И сижу я такой, никому к чертям не сдавшийся, зато карьера строится. Тьфу. Вот раньше-то, когда мы собирались бандой на банду, было отлично! Помнишь же, ну?! Он развел руки в стороны, чувствуя, как с каждым воспоминанием о разборках с мотоциклистами и иными сборищами кровь закипает в жилах. — Ты же помнишь, да?! Как мы дрались не на жизнь, а на смерть, как тебе голову могли в любой момент разбить, но вот она была — жизнь! А не жалкое существование! И все это я упустил, подумав, что если это Куросаву довело до могилы, то и мне не стоит туда лезть! Последнее слово он едва ли не крикнул, но вовремя остановился, тяжело переводя дыхание. Незачем было это все — эмоции, воспоминания. Он только делал себе хуже тем, что продолжал жить прошлым, но настоящее приелось до одури. — Но Куросава же не умер, — вскинув бровь, бросила Сидзука. Накане зло покачал головой. — То состояние... Скорее смерть, чем жизнь. — Значит, опять этот старик наворотил у тебя в душе черти что, и ты сидишь страдаешь? Почему-то это вызвало у Сидзуки громкий смех. Встав рядом с Накане, она опустила на него такой взгляд, словно он сморозил огромную глупость. Возможно, она была права — все это было глупостью, и, хотя Накане так не считал, что-то глубоко в душе говорило ему, что это так и есть. Абсолютно. — Какие-то надуманные проблемы. Сидзука смотрела на него хитро, будто ждала чего-то, и Накане кивнул ей в ответ. Может, она права. Очень глупо, очень... Он не мог это описать. Жизнь застряла на одном месте. Он продолжал день за днем подлизываться к начальству, повышать похвалу и премии за отличную работу, но это его не устраивало. Хотелось... Хотелось... — Ну, ничто тебе не мешает начать новую жизнь, верно? Сидзука с легкой усмешкой смотрела куда-то вдаль, и ветер трепал ее волосы. Она была свободна и делала то, что хотела — в этом он ей жутко завидовал. Неописуемо... Наблюдая за ней, Накане вдруг выдавил из себя вялую улыбку и опустил взгляд. — Ты права. — Он прикусил губу. — А блондинкой тебе все же было лучше. — Предлагаешь мне тоже вернуться к истокам? — со смехом спросила она. Нет, конечно. Но было бы неплохо. Накане скучал по тем временам, когда они были глупыми подростками, которым никакие правила не писаны — творили такое, что по закону каралось не просто жестоко, а излишне жестоко. И что сейчас? Он — законопослушный гражданин, работник банка, офисная крыса, а Сидзука?.. Впрочем, что-то подсказывало ему, что она все еще связана с тем миром, к которому он так сильно жаждал вернуться. И хотелось прикоснуться к нему, хотелось... — Нет. Я... Он замялся. И что ей сказать? — Я хочу... Чего он хотел? Что он мог сказать ей? Их встреча была знаком судьбы? Или простой издевкой от жизни, которая решила дать посмотреть на то, что он потерял? Для него Сидзука была олицетворением ушедшей жизни, и то, как близко и далеко они сейчас были, угнетало его больше всего. — Чего же ты хочешь? Голос Сидзуки звучал сладко, подобно меду. Она была уже не той отвязной девицей, девушкой, женщиной — но во взгляде ее сохранилась та частица, что связывала ее настоящую с ней прошлой. Той, что должна была, пусть и мимолетно, вернуть Накане ощущение ушедших цветных дней, когда и молодость только-только приобретала краски, и он видел тысячу перспектив, и все еще был жив... — Эй, Сюхей. Сидзука прервала его размышления. — Не называй меня по имени. Когда рука Сидзуки потянулась к нему, Накане перехватил ее запястье. Он не любил этого. Фамилия была последним, что связывало его с тем далеким ушедшим прошлым, которое сейчас казалось идеалом жизни. Он пытался сохранить это чувство, а то, что Сидзука отбрасывала так легко последнюю связующую нить, его раздражало. — Так чего же ты хочешь? — Удиви меня, — с усмешкой пробормотал он. — Что, как в старые времена? — Меньше разговоров... В его квартире было грязно, везде валялись бумаги, но ее это устроило. Накане нравились аккуратные маленькие девушки — даром, что для него, вымахавшего под два метра, почти все такими были, — но вот с Сидзукой было как-то иначе. Она не была... аккуратной. Хорошо сложенной — да, и фигурка у нее была спортивной, бедра — что надо, что уж тут говорить. Не даром спортом в школе занималась, одна из лучших по бегу, верно? Как там было? Сейчас эти времена казались Накане лишь мутными сладкими воспоминаниями. Быстро стянув с себя одежду, не желая терзать его долгими прелюдиями, Сидзука замерла перед ним абсолютно нагой. Затем почти мгновенно очутилась у стола и поманила его пальцем, смотря в глаза таким взглядом, словно ждать не собиралась. И, повинуясь магии ее чарующего взгляда, Накане подчинился и очутился рядом, после чего нежно коснулся ее бедер, провел руками вверх, до груди, и сжал ее в ладонях. Пальцами он коснулся сосков. — Ведешь себя как девственник, — с ухмылкой прошипела она, и Накане в ответ лишь зло цокнул. — У нас в офисе такие стеснительные девочки, что я уже привык понежнее начинать. — Значит, пора отучаться, верно? Как в старые времена. Она была лучше офисных девочек — в ней была та дикая необузданная энергия, которая заводила Накане когда-то давно, когда они были глупыми юнцами, только-только ступавшими на путь взрослой жизни. И это навевало ощущение, что все можно будет вернуть — и прошлое в том числе. И, повинуясь движениям ее рук, он наклонился ниже и поцеловал ее прямо в губы. Сладко. Она наверняка почувствовала — стоял у него колом. Отшвырнув бумаги, он прижал Сидзуку к столу и с силой сжал ее бедра, чувствуя, как с каждой секундой растет желание и возвращается то странное мимолетное чувство, которое он, казалось бы, забыл. Будто сейчас они вновь вытворяли нечто запретное в школьной подсобке под выпускной. Какое-то странное ощущение опасности и безнаказанности в один и тот же момент. Превосходное чувство. — Стоп-слово? Сидзука не ответила ему, вцепившись зубами в губу. На вкус ее поцелуй был похож на клубничную жвачку, такую же, как та, что она вечно покупала в юности. Выгнувшись, Сидзука заставила Накане навалиться на нее всем своим весом, буквально прижимая к столу, после чего впилась губами в шею и медленно, смакуя, провела языком по коже до самой мочки уха. Когда-то давно они уже проделывали подобное, глупо и быстро, но Накане запомнил всё на удивление отчетливо — потому что ни одна из хостесс, что так боялись имени его отца и отдавались всем телом за деньги, не походила на Сидзуку, абсолютно дикую и своевольную, которая не позволит просто ласкать за грудь, а перехватит инициативу на себя, не желая прелюдий. Стоило ему помедлить, как она укусила его за мочку уха и прошептала томно. Просьбу — требование — не ждать знака свыше и начать действовать. Накане грубо схватил ее за подбородок и ответ лицо в сторону, но Сидзука мягко уклонилась от захвата и прильнула к руке, словно желая ощутить тепло его ладони. Прикрыв глаза, она наклонилась ближе к нему, после чего он крепко схватил ее бедра и с силой сдавил их. Сидзука шумно вздохнула — он знал, что она любит, когда он тискает ее ягодицы, но этого все еще было недостаточно. Что тогда, что теперь, она не отличалась особым терпением, жаждала большего, лучшего. У Накане было все, чтобы считать себя счастливым, но он упустил свой шанс. И сейчас глупо утешался в объятиях последней ниточки той прошлой жизни. Если он овладеет Сидзукой — овладеет ли он своим прошлым потом? Она казалась ему олицетворением всех его желаний — жажды достигнуть прошлого, прикоснуться той безумной яркой жизни, к которой он когда-то давно принадлежал, и к которой до сих пор принадлежала она, и... Такие мысли отвлекали. Не желая больше ждать его, она схватила руку, которой он ласкал ее грудь, и поднесла к лицу, после чего, сначала по ладони, а затем и пальцы, обвела языком. Медленно, глядя прямо в глаза — дразнилась и издевалась. Опустив мокрые пальцы вниз, Накане медленно провел ими по клитору. Откинув голову, Сидзука вцепилась ногтями ему в спину, ведя ими выше и выше, пока не дошла до горла. Сейчас она могла вцепиться в него, словно хищник, и Накане чувствовал это. Но Сидзука лишь улыбнулась довольной лисьей усмешкой, словно оттягивая это на конец. И, видя ее глаза, Накане слабо улыбнулся. Все как и тогда. Много лет назад. Не думай о лишнем, говорили ее глаза. Выгибая спину и грудь, Сидзука заставила Накане наклониться еще ниже, прижимая ее к столешнице. Делай то, что считаешь нужным, в том будущем, что так волнует тебя, шептал ее взгляд. А сейчас отбрось все лишнее. В том числе и себя. Да, так и надо. Эта мысль показалась Накане здравой. — Стоп-слово? — повторил он. Он не сомневался в том, что назовет Сидзука — то единственное, что он так сильно не любил и что было так хорошо известно ей, и, потому, как только она собралась озвучивать это, он впился ей в губы сильным поцелуем, заставляя вздохнуть от неожиданности. Крепко держа ее свободной рукой за волосы, заставляя изгибаться, не давая ни единой возможности встретиться с ним взглядом, он зажмурился — и все лишь бы не видеть ее пронзительных светлых глаз. И она назвала его. Единственное слово. — «Сюхей».