звери, что калечили друг друга

— Я заметил, что ты хуже видишь с правой стороны. Прямолинейности Абэ было не занимать; сидя с какими-то бумагами и выкуривая сигарету, он даже не смотрел на Гая, устроившегося у того в кресле кабинета. На улице моросил дождь, и его почти сморило — быть может, он и уснул бы, если бы не этот каверзный вопрос. Вздрогнув, Гай подался вперед, но Абэ прервал его жестом. — Это из-за шрама? Это из-за шрама, хотел согласиться Гай. Но не сказал. Что-то помешало. Словно страх признать собственную слабость — тот глаз, через который лицо его пересекал страшный рваный след, и правда видел хуже. Но он об этом никогда не знал. И не должен был... — Откуда он у тебя?.. Ох, откуда. Какой каверзный злой вопрос. Гай хорошо помнил это — и вместе с тем не помнил почти ничего. То было последствием перестрелки; может, человек, с которым он заявился в то место, название которого помнил уже слишком смутно, был одним из якудз, а тот вечер стал подписанием ему смертельного приговора. Но все эти детали были неважны сейчас — лишь результат. Лидер стаи и его верные псы ворвались внутрь тихо, быстро, после чего возвели оружие. Тогда Гая собой закрыла... Кто? Стрельба. И тишина, вонявшая запахом пороха. Их тела, тех людей, что были с Гаем, искаженные жестокостью чужого желания и жажды, похожие на куски мяса, а не на то, чем были когда-то, отпечатались в его памяти навечно. Изломанные конечности, проломленные черепа, содранная с лиц кожа, выломленные зубы, пробившие кожу кости, выбитая и лежащая в отдалении метким выстрелом челюсть, раздавленные пальцы, выпавшие кишки, вытекший глаз, вывалившийся язык, черный пролом вместо носа, сквозные дыры в груди, и кровь, кровь, много крови, воняющей едким металлом, растекающейся прекрасным и столь ужасным алым цветом под ногами. Темный след в его памяти, то, что он забыл, но и не забывал никогда. Не смог бы попросту. Изломанные руки тянулись к нему, спрятавшемуся под чужим мертвым телом, словно в мольбе. В воздухе стоял запах крови, стойкий, мерзкий, но он держался, чтобы не выдать своего местоположения убийцам. Даже если ради этого надо было зарыться лицом в чужих выпавших кишках. Их глаза, пустые, безжизненные, мертвые, были направлены на него, и в этих немых слепых взглядах Гай видел лишь обвинение в том, что он выжил — а они нет. Кто были эти люди? Он не помнил. Не хотел признаваться себе в том, что знал их прекрасно. Мертвое должно отойти к мертвому, и их роль была сыгранна отменно, как по нотам — умереть и стать частью того страшного темного существования, что было уготовано ему в дальнейшем. Потому что он выжил, воспользовавшись их смертью. Если бы не их кровь, Гая бы больше не было. Металл оставил едкий след ему на коже, наградив нестираемым напоминанием о том, что было. Но в тот момент рана все еще зияла — и, с искаженным от боли лицом, он смотрел на палачей, пришедших за его головами. Надеясь в мыслях, что его не найдут. Кровь шла не переставая, оставляя на коже липкий гадкий след. И вместо разочарования он ощущал лишь пустое презрение к самому себе и тем людям, что подписали приговор другим людям, незнакомым, не связанным с ними. Словно дикие голодные псы, они отняли у них все, вместе с жизнями, а следом канули в темени прошлого, там, где Гай никогда их не найдет. Словно сама судьба умоляла его забыть о них и не искать мести. Но Гай не собирался. Он жаждал лишь узнать о них, просто... Чтобы забыть наверняка. Чтобы убедиться, что они не начнут на него охоту, как делала это семья Хирата. Чтобы не бояться мести и ножа в спину, спать спокойно по ночам, а с утра вставать с мыслями о том, что начался новый прекрасный день. Чтобы навсегда отпечатать лицо того, кто привел жнецов по их души, отпечатать и хранить, не касаясь прошлого больше. Тот человек, что стоял во главе этой стаи голодных псов. Кажется, он обернулся тогда — но Гай не помнил. То было прошлое. Давно ушедшее и сгинувшее в пучине истории. Но от этого осталось так мало. Лишь размытые воспоминания и желания. Простите, хотелось вымолвить ему, но губы не двигались. И, вяло улыбнувшись, Гай поднял голову на Абэ. Тот смотрел на него внимательно, без тени улыбки — не замечая ничего вокруг. И вперился взглядом лишь сильнее в ту секунду, как он коснулся шрама на лице. — Все хорошо? — У тебя пепел сыпется с сигареты, — бросил Гай. И когда Абэ встрепенулся и протянул руку за стоявшей на краю стола пепельницей, он прикрыл глаза, видя во тьме затухающих воспоминаний слабые образы тех людей, что исчезли в тот миг, оставив ему дыру в памяти и страшный след на лице, как вечное напоминание об ушедшем и утраченном. — Да... — пробормотал он. — Все хорошо.