Господи, нужно сесть за работу
За работу. За работу. Клиентов нет. Никому не нужна унылая пустая адвокатская контора с видом на слепого избитого уставшего адвоката и его неутешительную перманентную головную боль. Ещё одна встреча головы и асфальта, и придется ехать в больницу. За два часа в офисе Мэтт не сделал ничего. Он сидел в кресле, открывал и закрывал ящики. Пытался думать, искать что-то, пытался работать, но все мысли врассыпную убегали от него, только он хватал одну из них. Будто кот против огромной стаи крыс. Это было бесполезное занятие. Трата времени. Мэтт выпил еще, на этот раз воды, и поднялся. Потирая лоб ладонью, он натянул на себя куртку. Может быть, ему просто нужно проветриться. После третьего круга по району стало ясно, что дело не в нужде поскакать по крышам, как Бэтмен, не в затхлом воздухе помещений и не в тишине. Шум, на самом деле, служил локомотивом для головной боли и, радостно свистя, толкал ее вперед носом. Регулярно. Ударами. В голову словно всверлили шуруп, нарочно используя шуруповерт на самой медленной скорости: чтобы подольше, поярче ощущения.“Абонент не отвечает. Оставьте сообщение после звукового сигнала”
Земля тебе пухом, Фог, если ты честно прослушаешь эти четыре минуты тишины. Мэтт, на самом деле, был рад, что Фогги не ответил. Им больше не о чем говорить. Он не стал звонить снова, стоя посреди улицы с тростью и невидяще безэмоционально нависая над кнопочным телефоном. Доставать Карен в такой день было бы просто неприлично. Телефон вернулся в карман. Дойти, что ли, до Джоззи? Навязчивое воспоминание о необходимости платить за выпивку подкралось незаметно. Медвежий капкан схлопнулся. Мэтт направился домой, вполне уверенно рассчитывая провести всю ночь в более подходящем костюме, избивая тех, кто вместо носков с подарками этой ночью решил залезть в чужие сумочки и плавки. Ринг проплыл мимо, забытый богом и не украшенный. Мама Фогги хотела, чтобы он стал мясником. Папа Мэтта не хотел, чтобы он стал боксером. Родители Карен? Родили Карен. Господи, сегодня же рождество? Или завтра? Чего-то не хватало. И то ли Мэтт был любимчиком фортуны, то ли Санта, чьи пути неисповедимы, решил, что Мэтт Мердок был хорошим мальчиком в этом году и заслужил подарок, но печальному серому плану спасти этот город (точно не от скуки) не было суждено сбыться. В тайском ресторанчике пахло порохом. Неуловимо, никто другой не обратил бы на это внимания, но только не Мэтт. Порох означал опасность. Этот кто-то носил с собой пушку, бы потенциальным убийцей и точно недавно ее использовал. И прямо сейчас он чавкал. Так глупо, Мэтт прошел мимо него, встал в очередь у стойки и понял, что до сих пор не знает меню. Парень с пушкой напрягся. Сердцебиение его участилось лишь самую малость, но он точно глаз не сводил с увлекательной черной спины, черных очков и трости. Не черной. Какие-то вещи очевидны даже для слепых. — Мне что-нибудь в меру острое на — в кармане лежало всего несколько мятых бумажек. Вся мелочь ушла на аспирин. На самом деле, обращение с деньгами доставляло определенные проблемы. — Одиннадцать долларов? — Здесь семь. Проклятье. — Бумажник, — поджимая губы и улыбаясь, выдохнул Мэтт. Ладонь коснулась лба, потирая. Он собрал деньги обратно в карман. Честно говоря, вряд ли что-то было в бумажнике. Счастливого рождества, Дьявол Адской Кухни. — Разрешите? Перегораживающий дорогу парень отошел в сторону. Все внимание занимал тип, провонявший порохом. А еще от него пахло собакой. Не так сильно, но ощутимо, если принюхаться. Он пил неприлично громко, но ел гораздо тише, смакуя и не прерываясь. И почему он казался знакомым? — С дороги! Косяк двери едва не коснулся лба. На мгновение трость зависла в воздухе, а равновесие нарушилось. Кто-то толкнул прямо в дверях. Пахло адреналином. Стучали каблуки. Парень, еще молодой, судя по голосу.чирк
Нет времени думать. Грохот улиц, шум колес, топот, крики, толпа. Мэтт уже не притворяется слепым. Он просачивается в квартиру так быстро, как может, прислушиваясь к каждому звуку. В ресторанчике тише обычного, но даже сейчас, одеваясь и пряча головную боль под шлемом, Мэтт слышит крики. Кто бы это ни был, он не дурак. В любом другом городе напасть на ресторан посреди белого дня было бы чистой воды самоубийством. В Нью-Йорке это было, скорее, проверкой на то, кто лучше знает подворотни: ты или полицейские? — Деньги на стол!!! Живо!! ШЕВЕЛИСЬ!!! — Сейчас- я- Да парня же сейчас инфаркт хватит, пушка у него в руках дрожит так чудовищно, что уже на подходе Мэтт слышит дрожь. Свежая. Еще непроверенная ни на ком и ни на чем. Заводской запах. — Эй, парень! Сорвиголова замирает ровно над черным входом, зависая на пожарной лестнице. Он знает этот голос. Ровный, хрипящий голос человека, которого не напугает никакое оружие, и, уж конечно, дешевенький ствол из подполья Кухни заставит его только убедиться в необходимости действовать. И он ему нравится. Так неожиданно приятно знать, что в городе еще остались знакомые лица, которые не хотят убить Мэтта. Вернее, не больше обычного. Такая знакомая боль в заднице, что даже хочется ей радоваться. — Успокойся. — Не лезь!!! — Ствол перемещается. Наверняка нацелен на Фрэнка. Мэтт ждет, сам не знает чего. — Деньги, ясно?! — и снова он нацелен на кассиршу. — Бегом!!! Щелкает предохранитель. Кто-то взводит курок, и второй ствол мягко оказывается в игре. Есть такие пушки, которые отлично лежат в руке. Хорошие пушки. В руках Мэтта таких не бывало, но вот руки Фрэнка таких повидали десятки, и со своим пистолетом он чувствовал себя по меньшей мере Халком. — Послушай сюда, ты либо опустишь эту пушку, либо останешься без руки и попадешь в полицию. Уяснил? — Я пристрелю тебя!!! — Твою мать, Фрэнк! Мэтт слышит, как спусковой крючок отходит назад, уже врывается в зал, но не успевает. Хрустят хрящи. Десятки до смерти напуганных сердец усердно барабанят какой-то совсем не ритмичный металл. — Нахера, Фрэнк, просто н а х е р а, скажи мне? — выдохнул Сорвиголова, устало потирая лоб ладонью. — Ты оставил парня калекой. Парень все еще орал. — Срастется. Он грабануть ресторан хотел, Красный, а тебя кости волнуют? За окном уже маячили сирены. Фрэнк дожевывал находу. Недоделанный преступник лежал на полу, зажимая левой рукой локоть правой. Пуля прошла навылет. Кровь хлестала только так. — Тебе необязательно было стрелять в сустав. — Верно, надо было в голову. — Господи, Фрэнк. Они как-то слишком непринужденно вышли из ресторанчика, когда Фрэнк доел. Забраться на ближайшую крышу им не составило труда. Сорвиголова слишком устал, чтобы пытаться сдать кого-то копам. С большим удовольствием он сдал бы себя в психушку. Добрый вечер, меня зовут Мэтт Мердок, мне абсолютно плевать, что передо мной человеку только что прострелили локоть, по полу хлещет кровь, я пережил нападение и сейчас говорю с одним из двух парней с пушкой. И, если честно, я хочу кофе. — Зачем? — Опять завел шарманку? Ты что-нибудь другое крутишь, а? — пальцы Фрэнка опасно близко оказались возле шлема. Он зацепил его за затылок, но не пытался снять. Мэтт не двигался. Что происходит? — Где у тебя переключатель? — Хочешь кофе? — неожиданно сам для себя спросил Мэтт. — Головой ударился? — Латте? Фрэнк неоднозначно промычал, и Мэтт попытался понять: это он так говорит “нет”, думает о том, как бы поудачнее пристрелить кого-нибудь или оценивает шансы на постановку мозгов Дьявола Адской Кухни на место при падении с высоты девятого этажа. — Американо. — Пойдешь в таком виде, Мердок? Да, в общем, можно бы переодеться. Дома у Мэтта тихо. Диван скрипит, когда тяжелая груда мышц валится на него, растекаясь по подушкам. Теперь дома пахнет потом, порохом и собакой. Узнаваемая смесь запахов. Приличия ради переодевается Мэтт в ванной, хотя, если честно, ему все равно. Аспирин по-прежнему не действует. Скорее всего, в аптечке что-то есть и, раз Каратель завалился погостить, он должен приносить пользу. На просьбу найти в груде таблеток те, что от головы, Фрэнк реагирует странно. Переспрашивает насчет слепоты Мэтта. Приходится объяснять все снова. Мэтту тоже хочется переспросить насчет того, как догадался Фрэнк, но сложить два и два было, наверное, слишком просто. Пироксикам Мэтт запивает американо. Если кто-то и умел портить испорченное, так это Мэтт. Кофе не то что горчил, но на вкус напоминал ароматные помои. Их обоих устраивало. Кипятка хватило на четыре чашки. Смысла пить кофе больше не было, также, как у Мэтта не было денег, и, так нигде и не поев, он лениво стянул галстук. В повисшей тишине назойливо шумел билборд-переросток. на улицах, где-то за окном, все уже стихло. Толпы растворились. Заглохли двигатели. Многолюдные магазинчики опустели, погасли витрины и зажглись лампы в окнах. Рождество укутало город теплым домашним покрывалом. Дергая его то за одни концы, то за другие, эльфы разбрасывали снег. Хрустнул позвоночник Фрэнка, когда он потянулся на диване. — Дома у тебя подружка твоя лежать должна, а не я, Красный — неохотно проворчал Фрэнк, изучая взглядом окно. Огромные белые комочки спускались на землю под монотонное жужжание электричества. Кружились. Иногда они легонько опускались на стекло, приставая к нему, а иногда взлетали выше, чтобы летать дальше. Гравитации для них не существовало. Напоминает лепестки каких-нибудь цветов. Красный этого не знал. — Ты любишь цветы, Красный? — Наверное, — ответил первое что пришло в голову Мэтт. — Это странный вопрос, тебе не кажется? — Странно, что ты притащил меня сюда, — Фрэнк резко сел на диване, таращась на безжизненного статуеподобного идиота перед собой. — Где все твои друзья? Семья где? Какого хера ты забыл в этой дыре со мной, когда на улице рождество? Послевкусие от кофе всегда отличиается от его собственного вкуса. Так нотки разных сортов раскрываются, тают на языке и позволяют запомнить их особые свойства. Коллекционерами подобное особенно ценится. Послевкусие помоев было горьким. Мэтт промолчал. — Что тебе надо от меня, Красный?что мне надо? не знаю. аспирин? кофе? ванну? хороший спарринг
— Фрэнк, ты когда-нибудь пил водку с угрем? И если в мире было самое нелепое молчание, то молчание Фрэнка превзошло его по всем статьям. Не говоря ни слова, он поднялся с дивана, оделся, бросил в сторону Мэтта его трость и, не дожидаясь его, тяжело зашагал вниз по лестнице. “я только что позвал Карателя в худший бар Адской Кухни” — подумал Мэтт, обуваясь. И, в общем, это было не самое плохое рождество в его жизни.а дальше было только лучше