молебен, продолжавшийся вечно

Некоторые люди умели поражать. Они были.... Как будто не от мира сего. Нет, конечно, это образно говоря. Они были самыми обычными людьми с самыми обычными желаниями и слабостями. Проще было осудить их за наличие недостатков, чем хвалить за что-то неподдающееся описанию, но, все же, они разительно отличались от остальных. Сколько бы должников не прошло мимо него, сколько бы игр он не видел лично, сколько бы смертей не вычеркнул из собственной памяти — ведь в такой работе переживания могли свести лишь в одно место, в могилу — он никак не мог окончательно забыть одного из таких людей. В нем что-то притягивало со страшной силой, не харизма, не обаяние, он такими вещами вообще не обладал, этот человек, но... Это называли дьявольской удачей. Не иначе, как сами демоны подарили её этому человеку, ведь иначе и быть не могло. И раз за разом проматывалось в голове все то, что тот человек натворил во время своего разрушительного похода, четко откладывалось в памяти, но образ его казался неправильным, неверным. Как какой-то неудачник с игровой зависимостью мог обладать настолько дьявольским умом и удачей? Ито Кайдзи. Как мог дьявол оказаться самым настоящим дураком? Как мог невразумительный идиот оказаться самым настоящим дьяволом? На некоторые вопросы не было ответов. Это просто нужно принять. Через «Тэйай» такие обычно не проходили, им везло. Такие люди не сталкивались с долгами, они играли, играли и играли — и побеждали. И этот побеждал, но как-то неправильно, сначала за свои долги, а потом по чужой воле, и никогда по собственному желанию: как истинные демоны подпольного мира, что взвывали к удаче и собственному расчетливому уму не в те секунды, когда это было необходимо, а когда хотели. В отличие от... Долг — признак неудачника. Никто в здравом уме не возьмет в долг под большие проценты у якудза. Но мусор продолжал брать и молить о пощаде, ведь это был их единственный шанс выжить в мире на день или два дольше, ведь в своем мизерном бесполезном существовании они не видели разницы между глупостью и мудростью. И поначалу этот человек — Ито Кайдзи — был точно таким же. Если бы не то, что он сотворил впоследствии, никто бы и не вспомнил его после игры на «Эспуаре», разве что те, чью победу он забрал. Но так же, как быть дураком, ему мастерски удавалось разрушать чужие жизни. Это ощутило на себе много людей. Идя за праведным делом — этого у него было не отнять — Ито Кайдзи в попытке спасти одних людей уничтожал других. Можно было лишь восхититься тому, с каким спокойствием он вытворял это, ведь, как выяснилось, за маской бездомной глупой собаки скрывался настоящий волк. Такой только и выждет, чтобы вцепиться в протянутую к нему в злых намерениях руку, и укус этот будет равносилен гибели. Умереть — не страшно, шутили теперь в компании. Страшно проиграть Ито Кайдзи. Он работал на «Тэйай» добрых десяток лет, видел взлеты и падения компании за этот долгий период, но ничто из этого не могло сравниться со стихийным бедствием по имени «Кайдзи». Это было хуже, чем дефолт в девяносто первом, произошедший из-за краха финансового пузыря. Никакой кризис не оставил шрамы страшнее, чем несколько игр этого человека с людьми из компании. Неважно, были ли они на верхушке или на дне корпоративной лестницы, пали все. Вряд ли Ито Кайдзи собирался останавливаться, покуда «Тэйай» жаждал его головы... Покуда следы его пылали огнем. И сейчас нужно было разобраться с одним из последствий его разрушительных действий. Этот человек был одним из тех, чье поражение Ито Кайдзи нанесло огромный урон компании. Не такой, конечно, как игра с младшим сыном председателя, но достаточно весомый. Бросив безразличный взгляд на телефон, где на открытой карте ярким пятном мигала алая точка, он быстрым шагом направился вперед, через лабиринт заплесневелых пустых стен. Его путь лежал вглубь старого заброшенного здания на окраине Токио — именно тут возникла одна определенная проблема, заставившая сорваться с места его и напарника. Когда-то тут царила жизнь, ровно до того момента, как это место оказалось свидетелем резни и бойни одной из группировок якудза, которая тут же самоустранились. Что мог забыть поставленный под их наблюдение человек здесь? Столько вопросов. А ответы находиться не желали. Точка продолжала мигать, не двигаясь с места. Сигнал значил только одно — часы, работавшие как напоминание об оставшемся времени и вместе с этим как устройство слежения, были разбиты. Они выдавались каждому, кто выбирался из подземного ада хотя бы на день, и служили чем-то вроде ошейника для этих грязных псов, познавших весь ужас собственных долгов лишь там, под землей. А если они были разбиты — значит, должник попытался их снять, чтобы прекратить слежку и сбежать. Иногда проще было упустить должника и не искать его. Затраты, направленные на поиск одного человека, никак не могли оказаться равноценными его собственному долгу. В «Тэйай» гласило правило — начинать активный поиск должников лишь после превышения рамки в шесть миллионов, если до этого нужный им человек не обнаружился раньше. И сейчас тоже можно было бы махнуть рукой, будь долг меньше шести миллионов, но... Семьсот — это не шесть. Семьсот миллионов — это огромная сумма. Впереди, там, в холле, где находились сломанные часы, было тихо. Можно было бы предположить, что искомый им человек уже давно сбежал, если бы не знания об устройстве этого несложного механизма, точнее... О его креплении на руке. Снять их было тяжело, проще — разбить, чем и пользовались многие, рассчитывая на прекращение слежки. Но наивность всегда была первым врагом этого мусора. И, видимо, в этот раз все было точно так же... Но почему точка не двигалась? Почему бывший член корпорации «Тэйай» не знал об этом? Это подозрительно... Эномото, его напарник, остался в машине, дожидаться дальнейших приказов. И перед тем, как остаться, он спросил лишь одно, осторожно, будто бы боясь последствий. — Ты уверен, что тебе не нужна помощь, Каато? Но спрашивал он не про помощь. Когда-то давно он разговаривал с этим человеком — Ито Кайдзи, тем, чьи следы сейчас убирал. Тогда он увидел лишь глупого пройдоху, который потратил последние деньги в пачинко. Эмоциональный дурак без силы воли. Такие люди не привлекали, лишь отвращали, но стоило помнить, что слезы эти были лишь маской, пусть и правдивой — пусть он и был подобен побитой дворняге, это был сильный человек. Тот, кто оказался способен довести, казалось бы, фатальную игру до победы, пусть и огромным риском. А таким людям прощалось всё, даже их природная мягкость. Тогда он оказался впечатлен этим — то, как одна и та же персона сочетала в себе абсолютно несовместимое. Дурак и гений в одном лице. Безвольная тряпка и рвущийся до победного конца зверь. И это настолько поразило его, что он даже дал денег этому идиоту, лишь бы тот отправился к своим друзьям — за чью свободу играл. Не только лишь за свою. Такое тоже поражало. Должники думали лишь о себе. Кроме Ито Кайдзи. Они с Эномото не говорили об этом больше. Об этой маленькой слабости не знал председатель. Каато думал о том, какие странные люди иногда попадаются в сети «Тэйай», но лично он видел лишь светлую сторону игр Ито Кайдзи. Не тот хаос, что он оставлял после себя тем, кто проигрывал ему в неравной схватке. Неравной не для них. А значит, пришло время встретиться лично с одним из невольных творений его деяний. С последствием победоносного хода, от которого имя «Кайдзи» стало нарицательным в устах тысяч безликих подчиненных их корпорации. И с этими мыслями он медленно вошел в пустой пыльный холл, где стеклянный потолок давал слепому оку луны заглянуть внутрь этого мертвого места. Он остановился в дверном проеме, глядя вперед на того, кто привел его сюда. Увиденное... Нет, он не был поражен, пожалуй. В том понимании, что шокирован. Хотя то, что вызвать кого-то в это грязное место этот человек додумался именно таким способом, пожалуй, его удивило. Сощурив глаза, Каато сделал шаг вперед, и шаг этот в пыльном пустом холле создал эхо. К виду крови он привык давно, а потому зрелище впереди не показалось ему пугающим. — Кто сделал это? Скорее, риторический вопрос. Был ли смысл выяснять? Вряд ли. Некоторые вещи могли оставаться под завесой мрака ровно до того момента, как им нашлось бы применение. А вот то, что когда-нибудь Каато потребуется узнать имя человека, виновного в сцене, развернувшейся перед ним сейчас, он очень и очень сомневался. Он не назвал бы фигуру на полу изломанной. Неестественная поза — да: лицом вниз, на животе, где и была рана, ставшая источником лужи крови на полу, растекавшейся всё сильнее с каждой секундой. Когда-то давно Каато искренне поразился бы этому и струхнул, но время лечило от недугов вроде страха и неприязни к некоторого рода зрелищам. Чуть приспустив очки, он присел на одно колено и поводил рукой перед чужим лицом, застланным разметавшимися волосами, проверяя, жива ли его цель. Дыхание слабое, но ощущалось. Достаточно для того, чтобы убедиться в настоящей цели виновника этого маленького переполоха. Вот хитрец — оставалось лишь поражаться, что в такой ситуации он догадался до подобного. Думать о том, что сделал бы он в подобном случае... Каато знал свои лимиты, а потому он предпочитал не размышлять о глупостях, ведущих не к самым приятным выводам. — Уничтожение собственности «Тэйай» карается жестоко. Разве ты этого не знаешь? Опять же, риторический вопрос. Мертвецов не спрашивают. Тех, кто стоит одной ногой в могиле — тоже. Хотя у его цели были все шансы выжить, если постараться и поспешить. Скосив взгляд на крепко зажатый кулак с чем-то, он осторожным быстрым движением разжал чужие пальцы — холодные, неудивительно — и достал из окровавленных рук банковскую карточку. Одним движением стряхнув с неё остатки крови, он с сомнением уставился на кусочек пластика у себя в руках, думая, что сейчас держал у лица чью-то жизнь. Почти буквально. — Я подумал... что это быстрее призовет кого-нибудь сюда. Потому что вы... Только и делаете... Что заботитесь о такой чуши. Ах, значит, живой и в сознании. С трудом поднявшись на локтях, его цель вымученно улыбнулась рыжими от собственной крови зубами и хрипло рассмеялась, и было что-то пугающее в этом зрелище смеющегося человека с текущей изо рта кровью и глубокими порезами на лице. Может, то была искаженная улыбка или края раны, раздвигавшиеся при каждой эмоции. — Мы тебе не скорая помощь, чтобы прибегать и спасать твою шкуру, — Каато озлоблено цыкнул, но сильным тычком заставил человека перед собой лечь обратно. — Не вошкайся, только быстрее помрешь. И что теперь с ним делать? Был смысл дотащить до машины. И дальше — в больницу, подконтрольную «Тэйай». Но это бы он точно сделал лишь в том случае, если бы был таким же необучаемым кретином, как и Кайдзи — тем, кто рискуя своим положением бежит спасать других. Помощь должникам и так считалось чем-то излишне абсурдным и ненормальным, Эномото припоминал те тридцать тысяч, что Каато когда-то давно по дурости отдал Кайдзи на, глупость-то какая, выпивку и еду. А если он сотворит что-то настолько невразумительное — как спасение жизни должника, который сейчас не имел ровно никакого отношения к «Тэйай» — то что подумают о нем другие, узнай? А они узнают. Ведь если тащить в больницу, то самому. Больше никто и не согласится. Предыдущие проблемы казались пустым звуком на фоне этого театра абсурда. — Выиграть семьсот миллионов за неделю... Впервые в жизни Каато чувствовал себя настолько беспомощно, и, смотря на жертву чьей-то попытки вернуть себе назад все эти деньги, он ощущал лишь то же пустое разочарование, что и с Кайдзи. В этом всем не было ровно никакого смысла. — Поразительно. Решил стать легендой, как Кайдзи? — Не произноси... это имя. Сузив глаза, Итидзе — кажется, так его звали — слабо оскалился. Человек, проигравший почти миллиард Ито Кайдзи. Сомнительное достижение, принесшее дурную славу как и его творению, той чудовищной машине, так и добавившее пару очков ужаса к имени этого неописуемого болвана. Какая злая ирония, что сейчас на месте Ито Кайдзи был тот, кто когда-то давно пытался мешать ему остаться на поверхности. Он со слабой ухмылкой отвернулся в сторону и медленно покачал головой, будто бы не веря во всё, что только что произошло. В то, что Каато так и не застал. И выигрыш тоже. Может, то было к лучшему. Некоторым событиям стоило оставаться личными, такими, чтобы их знал минимум людей. — Разве же это... легенда? Так... жалкая пародия. — Баснословная сумма для пародии, — отчеканил Каато. Ему было не понять этого. Вне контекста удивлений, просто он хорошо знал себя и никогда не совался в места, где становилось возможным ступить на острие риска, как делали это все, кто играл. Отчаянно или же нет — становилось неважно. Иногда самая безумная выходка может спасти игру, но порой и холодный расчет становится победной тактикой. Стоило ли помогать ему? Что-то внутри говорило, что нет. В конце концов, они друг другу никто. И дело было не в банальной совести или морали, что этот парень наверняка тоже понимал. Они оба работали в «Тэйай» и знали главный принцип корпорации, негласно царивший там — важен лишь ты и твой покровитель. Когда-то давно там царила корпоративная война между двумя приближенными к председателю людьми, но потом Тонегавы не стало (опять же из-за Ито Кайдзи), что дало свободу одной из фракций. Осталось лишь «думай о себе». Каато следовало тоже это сделать. А не поддаваться дурному влиянию Ито Кайдзи. Он замешкался, не зная, что ему делать. Итидзе протянул ему руку, слабую, дрожащую, заляпанную в собственной крови, и в этом жесте Каато увидел мольбу всех тех, кто когда-либо повстречал на своем пути Ито Кайдзи, этот разрушительный ураган, рушивший надежды и мечты. И отчего-то Каато стало неуютно от мысли, что такая судьба ждала всех, кто встал на его пути. За маской простака и болвана скрывалось настоящее чудовище, не осознававшее собственной монструозной силы. И, когда рука, протянутая ему, задрожала, он схватил её крепко, чувствуя, как холодеет кожа от чужого прикосновения. Почему-то сейчас это показалось единственно верным решением. — Сейчас ты умрешь, если что-то не сделать. — Да какая... к черту разница. Я уже... устал от всего... этого. Разбитые потемневшие губы его исказились в страшной улыбке — спокойной. И почему-то Каато вновь почувствовал странный холодок, ползущий по спине. Сегодня случались слишком много вещей, которых не должно было быть. Как эта, например. Как его собственные действия и мысли. Он приехал сюда проследить за должником. И карточка с деньгами была у него в руках. — Пусть сдохну... ты только... заплати. Хочу если сдохнуть... то свободным... Пожалуйста... Некоторых лгунов различить было так легко. Это было частью его профессии — чуять ложь там, где она была. Во взглядах должников, в их словах и действиях. Каждое движение было знаком, важным для определения истины. И то, с какой силой чужие пальцы сжимали его руку, он чувствовал, как в этом жесте проявляется всё — от простого «я не хочу умирать» до... Нет, впрочем. Вряд ли тут было что-то иное. Его это волновать не должно. Но что-то, словно тихий голос, как и тогда, в их последнюю встречу с Кайдзи, нашептало Каато на ухо, словно надо было что-то сделать. Что-то такое, что подняло бы его в собственных глазах — и эта мысль показалась ему настолько абсурдной, что поначалу он опешил. Ему не было дела до чужих пожеланий и смертей, он привык к игнорированию всего того, что не касалось его самого и председателя, хорошо различая то, что принесет пользу или же вред, но... Тогда он тоже послушал просьбу Кайдзи и передал его просьбу тем его приятелям в шахтах. — Какая... какая глупость! Внезапно, Каато поджал губы. Он редко злился. Единственный раз, когда он действительно вышел из себя, был разговор все с Кайдзи же — когда тот оправдывался, не в силах пойти на встречу с приятелями. Такой глупости свет никогда не слыхивал, а потому Каато предпочел обойтись малой кровью и дать этому болвану денег, лишь бы тот не ныл. Но сейчас он был зол ровно так же, потому что человек перед ним вновь находил какие-то глупые отговорки от собственного спасения, от начала новой чудесной жизни. И как Кайдзи отказался от денег, так и этот Итидзе говорил чушь про то, что было бы неплохо умереть. Ну и вздор. Он не в себе, явно. По голове сильно ударили, вот и говорит несусветную дребедень. — Неужели тебя это устроит?! Твоя смерть?! — Нет. Взгляд Итидзе был направлен в стену, но затем он перевел его на Каато, внезапно и резко — и в этих светлых глазах он прочитал точно такую же злость. Может, на себя. А может, всё ещё на Ито Кайдзи. Это было неизвестно Каато, но он и не хотел знать. Его абсолютно не радовал факт, что короткое общение с какой-то бестолочью принесло столько сомнений в его душу. — Но выбора нет, — брезгливо продолжил он, опуская голову ниже. Держать её, наверное, было тяжело. Лужа крови вокруг все росла. — Выбор есть всегда. Не верилось, что ему приходилось говорить эту несусветную чушь. Хорошо, что это слышал лишь Итидзе — Эномото бы не понял его сейчас, хотя уж кто, а он был достаточно адекватным человеком, который спокойно относился к подобным слабостям и жалости. Но осталась ли жалость у Каато? Был ли ему смысл жалеть должника? Или же ему стоило признаться, наконец, самому себе в том, что где-то глубоко в душе он боялся, что и с ним председатель поступит так же жестоко за симпатию к Кайдзи? — Говоришь прямо как он, — невесело улыбнувшись, пробормотал Итидзе. Вестимо, как кто. Каато это тоже не нравилось. Изо рта у Итидзе шли кровавые пузыри. Время было на исходе. — Может, мне и поступить стоит как он? — наклонившись, Каато схватил его за запястье и потянул на себя. — Что он тогда ляпнул тебе на прощание? Ту до жути глупую сентиментальную фразу. Он помнил её плохо — не хотел слушать. В те минуты он все ещё считал, что Ито Кайдзи — лишь мусор, не стоящий внимания. Но после пожелания возвращения что-то заставило его обернуться в сомнении и взглянуть на победителя этого долгого беспокойного матча игры в патинко иным взглядом. Непривыкший к такой тяжелой ноше, Каато слегка охнул, когда подтянул Итидзе на руки. Ткань пиджака почти мгновенно пропиталась кровью, намокла и стала ледяной, но он не обратил на всё это внимание, видя на себе искренне удивленный взгляд Итидзе. Конечно же, он не верил — слуги «Тэйай» так не делали. Каато не верил сам. — Поступаю, как эта бестолочь. И ты тоже, да? Ему поверил и вслушался во всю ту дрянь, что он сказал тебе. Почерневшими потрескавшимися губами Итидзе вяло улыбнулся. — Нет места нечестивым. Нет места, значит? Пиджак пришлось снять — был заляпан чужой кровью. Рубашка тоже, но без нее идти было бы проблемно по разного рода причинам. Отстирать их не было особой проблемой, главное, знать людей и места. Чужой долг он оплатил картой, а значит... Да, все закончилось. Для всех. Идя по пустому коридору больницы прямиком к выходу, Каато размышлял. Мысли его были заняты тем, что он увидел сегодня, тем, что произошло когда-то давно — о всех победах Ито Кайдзи. И о нём, конечно же, об этом человеке. Ито Кайдзи то, Ито Кайдзи се... В последние дни он слишком часто зацикливал свои мысли на этом бродячем псе, который и секунды размышлений не стоил. Но в чем-то Ито Кайдзи был прав. И это Каато не нравилось. Он привык полагать, что председатель знает лучше, что делать. Конечно, тяжело употреблять понятие «благоразумие» и имя хозяина их корпорации в одном предложении, но господин Хедо тоже не был дураком, пусть даже на старости лет он и свихнулся. Главным, что сохранил он, была способность мыслить логически, пусть порою это и заводило ситуации в опасные зоны. В опасные — да, но не до провала. Никогда. Председатель знал, что делать. А Ито Кайдзи не знал и действовал по наитию. В чем-то они были похожи с Хедо, если подумать. Благими намерениями вымощена дорога в ад — и сейчас Кайдзи только и делал то, что считал верным и правильным. И, главное, тем, что принесет меньше бед и проблем. Каато был уверен — когда-то давно председатель тоже был таким, очень похожим, но затем что-то пошло не так. Может, то была смерть жены, обстоятельства этого известны не были. Но если его мысли были верны, то... Он чувствовал в Ито Кайдзи того председателя, который примет благоразумные решения, не ступив при этом на путь загнивания. А значит, бояться было нечего, верно? Во всяком случае, собственных мыслей и действий. Но что-то всё же тут было не так. Не то. И была между ними разница. Каато уже не знал, что ему думать. А потому, выйдя к Эномото, он стянул с лица очки и поднял голову к ночному зимнему небу, где едва-едва проглядывались звезды под светом неона города. Даже самые яркие из них затухнут когда-нибудь. Постигнет ли эта участь Ито Кайдзи? Каато было все равно, но он знал, что отчего-то подобного варианта отчаянно не желал. — Ты оплатил чужое лечение? Эномото выглядел удивленным. Помедлив, Каато медленно кивнул, сам не веря. — И стоило ли оно того? Выглядывая из машины, Эномото смотрел на него внимательно. И, вяло улыбнувшись в ответ, Каато ответил единственно верное, что пришло ему на ум — ту фразу, что подводила итоги всем его размышлениям об Ито Кайдзи и проблемах, что тот привел за собой в его душу и мысли. — Да.