emergency

— зачем вы подрались, бинхэ, глупый ты ребенок, — чуть повышенным тоном восклицает шэнь юань, посадив бинхэ на мягкий светло-бежевый стул рядом с собой, прямо под теплый желтоватый свет лампы. у шэнь юаня слегка дрожит голос, и он обеспокоенно оглядывается через весь зал к двери. это последнее, что видит цингэ перед тем, как цинфан волоком тащит его на улицу за воротник рубашки. легкие обжигает холодным осенним воздухом, в глаза бьют лучи восходящего, совсем уже не греющего солнца, мешая цингэ разглядеть, куда они вообще идут. кирпичного цвета многоэтажка напротив, он знает, что цинфан живет именно там, и не сопротивляется. цинфан не произносит ни слова ни когда они поднимаются на седьмой этаж пешком, ни когда заходят в его темную квартиру; цингэ почти не осматривается, но единственное, что бросается в глаза — чистота на грани хаоса; тепло помещения после улицы приятно греет замерзшие кости, и цингэ немного шевелит руками, игнорируя боль в костяшках. — садись, — устало произносит цинфан, в руках держа большую прозрачную сумку, доверху забитую блестящими упаковками таблеток, коробок с мазями и кучей другой аптекарской лабуды. в цингэ на секунду вспыхивает гнев, но он послушно садится напротив на твердую неудобную кухонную табуретку, которую только что приволок цинфан. его руки не дрожат, когда он грубо проводит чуть влажной ваткой по содранной коже на руках, стирая кровь; не обращая внимания на тихое шипение цингэ, цинфан тщательно втирает холодную, воняющую чем-то мятным мазь в синяк на скуле. — скидывай рубашку, — спокойно произносит он, поднимая взгляд на цингэ, тут же отворачивающегося и протестующего. — ты и так достаточно мне помог, я пойду, спасибо, — быстро проговаривает цингэ, не поднимая взгляда, он почти встает с табурета, когда на плечо ему ложиться ладонь цинфана, и даже через ткань он чувствует, насколько она холодная. — я вот что скажу тебе, лю-тунчжи, — монотонно начинает цинфан, и по голосу он будто бы собирается читать нотацию. — ты — история болезни, я — врач… — но ты не врач, — перебивает раздраженным тоном цингэ, поднимая взгляд. — я закончил медицинскую академию до того, как цинъюань взял меня…взял всех нас, — цинфан рукой махает на комнату, обозначая «нас»: цингэ, ци цинци, шэнь юаня и себя самого. — врачи не люди, запомни. и ты не человек, ты — пациент. и снимай уже свои шмотки. цингэ таки остается без своей белой, теперь немного мятой рубашки, позволяя цинфану холодными руками давить на каждый синяк, втирая мазь. у него в квартире почти что жарко, а мягкий темный ковер под ногами только греет еще сильнее, и цингэ приходится глубоко редко дышать и не шевелиться, даже не оглядываться, упорно уставившись в одну точку — цинфана, одетого в огромную зеленую толстовку, от взгляда на которую уже становится жарче. он работают у цинъюаня в «цанцюн» последние лет шесть, цинфан - немногим меньше четырех; один и тот же персонал почти с самого открытия. у цингэ голова постоянно забита другим, но он не думал о том, что может знать человека, с которым проработал столько лет, лишь поверхностно. му цинфан их повар-кондитер, выходит с кухни раз в тысячелетие и иногда растаскивает цингэ и бинхэ, когда дело ведет к драке, как сегодня. у цингэ через тридцать минут смена и, попрощавшись и поблагодарив врача-повара-кондитера цинфана он уходит, кажется что вечность спускается с седьмого этажа и думает о том, почему цинфан не устроился по профессии, а якшается здесь с ними на отшибе мира; думает о бинхэ и надеется, что он не рассказал шэнь юаню, почему они затеяли драку. из-за кого они ее затеяли. на улице все еще холодно, а кутаться в захудалой рабочей рубашке не во что. злой осенний ветер кусает за щеки и ссадины на руках, и цингэ клянется, что вот-вот кинется кусать в ответ, если бы дом цинфана не находился так близко к кафе. *** шэнь цзю уже на месте, пьет свой сделанный собственноручно цинъюанем кофе, хотя тот и рядом не знает как пользоваться ничем, кроме кофемашины. переглянувшись и мысленно проклиная змея за его барной стойкой, цингэ надеется, что он вывернет кофе на свои идеально выглаженные брюки и слегка распахнутое бирюзовое пальто, запачкав даже рубашку. шэнь цзю всегда выглядит так, будто ходит не на работу, а в модельное агентство каждый чертов день. как цинъюань терпит его на протяжении многих лет не представляет ни цингэ, ни другие работники кафе, готовые задушить шэнь цзю собственными руками, когда он часами не вылезает из кабинета цинъюаня. ну, кроме его брата шэнь юаня. если бы не он, цингэ бы давно разукрасил гадкое лицо змея. шэнь цзю всегда уходит еще до открытия кафе, ни единого раза не забыв предупредить об этом цинъюаня. ци цинци успевает аккурат ко времени, каждый день идеальная, будто она и не спит вовсе или жмет на f5, чтобы утром загрузить свой внешний вид с последнего сохранения. шэнь юань никогда не приходит вовремя, но сегодня и не его дневная смена. цингэ, когда попадает с ним в ночь, через раз нарывается на бинхэ, который только и радуется тому, что зачастую остается единственным ночным посетителем, почти один на один с шэнь юанем, если бы не цингэ, который всегда следит за ним в оба глаза. когда приходит цинфан цингэ никогда не замечал, стоило отвернуться на секунду или моргнуть, он уже готовил на кухне или, на крайний случай, курил во дворе. сегодняшний день ничем не отличался. *** немногим меньше, чем через холодную неделю, когда дни становятся все ветреннее и дождливее, и солнце все реже пронзает ледяными лучами тучи, цингэ снова выпадает совместная с шэнь юанем смена. они встречаются по дороге на работу, когда цингэ уже до нитки промок под ливнем, и шэнь юань зовет его под свой ужасный, всех цветов радуги зонтик, по лужам перебегая на его сторону дороги, обрызгав свои штаны и набрав в хлипкие, совсем еще летние туфли воды. только-только они зашли, как, скинув велосипед снаружи, в кафе залетает цинхуа, с которого крупными каплями бегут струи воды, пока он близко к груди придерживает сумку с ноутбуком. он только-только собирается заговорить, но, поймав недовольный взгляд цингэ, молча садится за столик, близкий к барной стойке, и с задумчивым видом открывает меню, держа его вверх ногами. цингэ злил один вид цинхуа, злило то, что он просиживал в их кафе целыми днями, еле наскребя на самый дешевый эспрессо, а если и не находил денег, просил у шэнь юаня, считая, что теперь его не выгонят, как заказавшего хоть что-то. если бы не цинъюань и то, что цинхуа ему нравился, цингэ давно бы выкинул и его, и все его шмотки взашей. цингэ скидывает в раздевалке мокрую одежду на узкую пыльную батарею у стены, ни разу не взглянув на переодевающегося позади шэнь юаня. он гоняет холодный воздух рядом, и цингэ, еще не успев надеть рабочую форму, весь покрывается гусиной кожей и дрожит пару секунд, прежде чем в спокойствии застыть от приятной сухой ткани, чуть льнувшей к слега влажной коже. шэнь юань выходит первый, и цингэ остается в раздевалке один. он садится на жесткую скамейку у шкафчиков и смотрит в грязно-белый потолок на лампочку, у которой вереницей вьются мошки, пока не слышит, как кто-то еще заходит в помещение. цинфан быстро машет ему рукой прежде, чем цингэ оборачивается на него, но успевает кивнуть в ответ. из-под его мокрой толстовки видно горлышко еще и цветной водолазки, и цингэ с секунду думает, что цинфан жутко мерзлявый, и в такую погоду, наверное, чувствует себя просто отвратительно. и выходит, пока он не начал переодеваться. за барной стойкой цингэ уже сидит шэнь юань и горячо спорит с не замечающим ничего вокруг цинхуа. перед ними два стаканчика с кофе, один, в маленькой чашке и уже остывший — цинхуа, большой картонный стакан с логотипом «цанцюн» в виде одного большого горного пика и пяти маленьких подле него — шэнь юаня. — она отстой, цинхуа, как и твои предыдущие новеллы. главный герой очевидно слизан с мобэй цзюня, и ты называешь это сянься? хватит позориться, — раздраженно восклицает шэнь юань, поправляя очки и крепко держа в руке не заблокированный телефон, пальцами гоняя текст по странице. цингэ знает мобэй цзюня, высокий, вышедший будто со страниц журнала или книжки по истории, всегда выглядит как грозовая туча и иногда приходит с цинхуа, заказывая все, что тот попросит. а еще когда-то он учился на том же факультете, что сейчас бинхэ, но ему повезло избежать тирании шэнь цзю в качестве преподавателя. шэнь юань рассказывал, что цинхуа познакомился с мобэй цзюнем, думая, что он собирается его ограбить, но на деле тот лишь спрашивал дорогу. цингэ не нужна была ни единая крупица информации, что крутилась про них в голове, ему не нравилось слушать ни о едином человеке, которых шэнь юань упоминает в разговоре, но ему нравилось его слышать, и цингэ невольно внимал и запоминал каждое слово. к обеду цинъюань уехал, а пришедший к часу шэнь цзю, не обнаружив его на месте, чуть не разнес все кафе, и цингэ думал, что вот он: шанс безвозмездно, под видом защиты, избить змея до полусмерти, но шэнь юань вмешался раньше, посадив его с собой за барную стойку, оставляя цингэ в стороне. когда братья сидели друг против друга, на первый взгляд их лица действительно было не различить, и цингэ скрепя сердце готов был признать, что шэнь цзю можно считать красивым, но королевская кобра тоже считается одной из самых красивых змей мира, особо опасной ядовитой коброй от этого быть не перестав. у шэнь цзю был ее взгляд, презрительный и безжалостный, цингэ никогда не видел, как он улыбался или ходил в одних и тех же шмотках больше одного раза. и надеялся, что цинъюань знал, что делает, когда выходил за него замуж. лицо же шэнь юаня всегда сияло теплым изяществом даже в минуты гнева, когда он превращался в солнечную грозовую тучу. у него был один комплект одежды года три, и он любил развалиться за столом или барной стойкой, пока читал писанину цинхуа с телефона. цингэ нравились его редкие родинки на шее и руках, постоянно съезжающие очки в круглой оправе, которые он каждые минут пять поправлял. шэнь юань отвлекает на себя шэнь цзю весь обед, пока цингэ делает посетителям то кофе, то коктейли или помогает ци цинци с раскидыванием заказов по столикам, наблюдая забившегося в угол цинхуа, который напуган и цингэ в зале, и шэнь цзю за стойкой, будто они все сговорились вытравить его на улицу под дождь. через минут пятнадцать цингэ почти говорит «добро пожаловать» бинхэ, который и взглядом его не удостоил, когда вошел. глубоко вздохнув и простояв у входа еще немного, цингэ оборачивается, едва сдерживаясь, чтобы сейчас же не влепить ему по наглому лицу, крепче сжимая кулаки, беспокоя засохшие струпы сбитых костяшек. — шицзунь, посмотри! — восклицает он, и первым оборачивается шэнь цзю, от чего бинхэ резко дергается назад, обходя его по дуге, подходит к шэнь юаню, показывая ему экран телефона. — абсурд, — холодно произносит шэнь цзю, даже не обернув в его сторону головы. цингэ внутренне с секунду радуется его на пустом месте выросшей ненависти к бинхэ, но, быть может, дело в том, что его работы действительно ужасны, и шэню цзю, как его преподаватель, знает лучше. — не расстраивай мне ребенка, — смеется шэнь юань и гладит бинхэ, даже не обратившего внимания на слова шэнь цзю, по голове, взлохмачивая его и так лохматые кудри больше. цингэ спешно отворачивается к большому, почти до самого пола окну и смотрит на тучное небо и мокрый асфальт, на который частыми мелкими каплями падает моросящий дождь, на промокший насквозь старый велосипед цинхуа у самого входа и цветные дома вокруг. руки слегка дрожат от злости, и хочется взять и, подобно шэнь цзю совсем недавно, сравнять это место с землей. но в кармане противно жужжит телефон. у цингэ на звонке какая-то тихая стандартная мелодия, где шумит ручей и поют о бренности мира птицы, поэтому он слышит его не сразу, а когда берет трубку, до смерти пугается. — я разбила тот красивый сервиз для саке, ци-гэ, прости, — дрожащим голосом еле-еле произносит минъянь, захлебываясь слезами и часто-часто рвано вздыхая. — почему ты плачешь? — обеспокоенно спрашивает он, отходя дальше от шума, что развел в зале бинхэ. — я порезалась и не могу остановить кровь уже минут пять, прости, что беспокою на работе, я не знаю, где у нас бинты или пластыри. или хоть что-то, — каждое слово дается ей с трудом, и цингэ в панике понимает, что у них дома нет ни бинтов, ни пластырей, они все подчистую уходили на него, а новые покупала сама минъянь. — я…я сейчас, — цингэ отнимает телефон от уха, пытаясь удержать его в дрожащих руках, быстрым шагом направляется на кухню. цинфана там нет, цингэ обшаривает каждый пыльный угол, заглядывает в темную кладовку, холодильник и раздевалку, прежде чем вспоминает про задний двор. он чуть не сбивает его тяжелой дверью; цинфан стоит и курит аккурат под узким козырьком. он удивленно отпрыгивает под чуть моросящий дождь но, передернув от холода плечами, возвращается обратно. — я…моя сестра, она, — цингэ задыхается и не может выговорить и части слаженного предложения, тупо протягивая телефон цинфану, едва ли не роняя. в голове игривый котенок запутал клубок мыслей в жуткие узлы, оставляя без внятной возможности думать или взять себя в руки; цингэ поднимает взгляд на цинфана, вслушиваясь в то, что он твердым спокойным тоном говорит минъянь. — все хорошо, тише, милая. давай по порядку, — цингэ ловит его ясный, без толики паники взгляд и легкую улыбку, когда он переводит глаза на все еще протянутые к нему руки. цинфан зажимает телефон между плечом и ухом, ни на секунду не замолкая, он все говорит с минъянь, а потом берет его ладони в свои, и цингэ готов поклясться, что они, кажется, немного даже теплые. цинфан одними губами произносит «успокойся» и «дыши», крепче держит цингэ и не отрывает от него глаз. цингэ старается дышать глубже и разобрать хоть слово того, что он говорит его сестре, но так и не может до конца сосредоточиться, улавливая лишь обрывки фраз. цинфан обещает, что зайдет сразу после работы. и они приходят вместе, по инициативе цинфана стащив чей-то зонтик из раздевалки, плечом к плечу всю дорогу, лишь бы не намокнуть, и цингэ всем телом чувствует дрожь цинфана, прячущего шею в ворот толстовки, а свободную руку в карман. дома все уже убрано, а руки минъянь ужасно криво перемотаны эластичным бинтом так, что он вот-вот обещал ослабнуть еще больше и свалиться. — ша хуалин и нин инъин пришли, как только смогли и помогли мне, — мягко произносит минъянь, широко улыбаясь цинфану, она долго благодарит его, и только после этого показывает свои руки. цингэ внимательно смотрит в лицо цинфана, замечает совсем светлые, почти невидимые веснушки и жуткие фиолетовые круги под уверенно смотрящими только вперед глазами. бинт минъянь совсем немного в крови, и на цингэ разрушающей волной снова накатывает паника, когда он смотрит на них, но тут же отвлекается на длинные пальцы цинфана, аккуратно цепляющего пластырь за пластырем, резко срывая, стараясь причинить как можно меньше боли его сестре. цингэ прикрывает глаза и трет переносицу, устало вздыхает и благодарит всех богов за существование цинфана. — все в порядке, это просто глубокие порезы, кровь не останавливалась не по какой-то серьезной причине, — мягко говорит он не то для минъянь, не то для самого цингэ, выдохнувшего с облегчением. ласковый серый кот, напрятавшись, вылезает и наворачивает круги вокруг цинфана, но близко не подходит и смотрит издалека. минъянь благодарит цинфана до самой двери, а цингэ, прихватив уже свой зонтик, молча спускается с гостем вниз и стоит у подъезда, долго произнося раз за разом одни и те же слова благодарности. — ты был бы отличным врачом, — тихо произносит цингэ, вкладывая в слова как можно больше веса и неприкрытого восхищения. цинфан оставался хладнокровным от и до, спокойно реагировал на панику как минъянь, так и его самого. и цинфан долго часто кивает ему, а подняв голову, протягивает руки к зонтику цингэ и улыбается, несколько секунд смотрит прямо в глаза. цингэ не смеет отводить взгляд и отпускать зонтик, пока холод протягивает под одежду ледяные щупальца. цинфан не похож на полуденное солнце, сияющее на лице шэнь юаня, когда тот улыбается, он — тоже солнце, но сокрытое тучами так плотно, что ни один луч не смеет пробить серую мглу. *** в теплом, заставленном безделушками минъянь доме у цингэ только счастливая младшая сестра и вездесущий серый кот по имени цинцю, до жути ласковый и приставучий, как…если бы он… цингэ с грохотом открывает дверь балкона, чтобы покурить, в лицо тут же дует холодный ветер, и дождь редко успевает задеть его каплями. на улице быстрым шагом идет кто-то, похожий на жалкую фигуру цинхуа под руку с кем-то, похожим на мобэй цзюня с сумкой ноутбука. цингэ не знает, где и в каких сторонах они живут, но знает, что раздельно, несмотря на серебряные кольца на безымянных пальцах левых рук обоих. шэнь цзю кичится своим золотым кольцом, которое надел на его палец цинъюань невесть сколько лет назад, когда выпадет случай. возможно, шэнь юань знает, но на все вопросы вроде «как давно они вместе» он пожимает плечами или отшучивается, машет руками и поправляет очки. цингэ, в целом-то, плевать на них хотел, но неужели цинъюань в самом деле пригрел на своей груди змею так давно? моргни дважды, всех богов ради, если тебя держат в заложниках. цингэ одевается потеплей утром, как и просит минъянь, натягивает лишнюю теплую, немного колючую синюю кофту поверх рубашки, достает из шкафа осеннее пальто, все еще слегка воняющее, даже после стирки, противным нафталином; выходя из дома он не забывает захватить позаимствованный вчера чей-то зонтик. цингэ почти стыдно нести его в рюкзаке за спиной, и каждый шаг, кажется, на считанные секунды высушивает мокрый асфальт под ногами. холодный дождь умудряется залезть под воротник пальто, впитываться и намочить рукава, и когда цингэ подходит к кафе, он частично насквозь промок, и снова приходится оставлять вещи на еле-еле греющей батарее и надеяться, что пальто высохнет само по себе в запертом шкафчике. цингэ оставляет чужой зонтик там, где вчера цинфан взял его, надеясь, что никто не узнает, что стащили его именно они. когда цингэ выходит из раздевалки, краем глаза он замечает цинфана у открытой двери на задний двор, продуваемый всеми семью ветрами, он дрожащими руками прикрывает едва горящий кончик сигареты, умудряясь сделать так затяжку. цингэ почти больно смотреть на то, как он мучается на осеннем холоде. — собираешься замерзнуть здесь насмерть? — скептично произносит цингэ, когда подходит к цинфану ближе и снова позволяет дождю редко плевать холодными каплями в лицо. — «о, с каким удовольствием я утопился бы, не будь вода такой холодной!» — восклицает цинфан и рвано, немного хрипло смеется, не оглядываясь и все также защищая затухающий огонек сигареты. цингэ задумывается, оглядывается по сторонам и пытается вспомнить въевшиеся под кожу ненавистные строки. — гюго? ты цитируешь гюго? просто отвратительно, — цингэ морщится, один бог знает, как он ненавидит гюго. — чем он тебе не угодил? — монотонно спрашивает цинфан и таки поворачивается к нему, пропуская сквозь едва приоткрытые губы дым. — минъянь одно время была чертовски одержима им, и хоть чуточку запоминающуюся фразу повторяла едва ли не сотни раз, — он озлобленно улыбается, сдерживаясь, чтобы не плюнуть дождю в ответ. — спасибо тебе за нее. — спасибо тебе за то, что за последнюю неделю я подлатал людей больше, чем за четыре года после выпуска из академии, — цинфан качает головой и стеклянным взглядом смотрит на улицу. цингэ физически за него больно; хороший врач не нашел хорошего места. — почему ты не устроился в какую-нибудь захудалую больничку медбратом? если так хочешь помогать людям. — я устроился, — выдыхает цинфан и крутит потухшую сигарету в пальцах, — но кому нужен вездесущий выскочка? сам виноват. — не ты, а те, кто не оценил твои знания по достоинству… — цингэ замолкает, когда видит тучную улыбку цинфана, он слышал это множество раз, от себя в том числе. он устал это слышать. — перерыв окончен, — с поддельной воодушевленностью немного громче, чем нужно, восклицает цинфан, и взяв цингэ за руку, тянет за собой обратно на кухню. его ладонь ледяная и совсем немного дрожит, и цингэ крепче ее сжимает. *** вечером, когда проливной дождь немного поутих, оставив взамен себя лишь пробирающий до костей ветер и грязные лужи по колено, в кафе вместе заходят бинхэ и шэнь цзю, запуская свежесть и еще с улицы горячо о чем-то споря на повышенных тонах, чем за считанные секунды выводят из себя цингэ, и ему стоит половины всего самообладания, чтобы прямо сейчас не взять и не выкинуть их обратно, пока они не успели вытрепать нервы еще больше. — шэнь юань, он просто отвратительный ученик! — восклицает шэнь цзю, еще не успев даже дойти до барной стойки, а прямо так, через весь зал, пугая громогласным голосом других посетителей, — ты ничему не научился за прошлый год и продолжаешь бездельничать! — шэнь цзю, не оглядываясь, садится по левую руку от цинхуа, который тут же вместе с ноутбуком жмется ближе к шэнь юаню в самом углу. — шицзунь, я стараюсь! — бинхэ садится между цинхуа и шэнь цзю, с несчастным лицом глядя на шэнь юаня. — почему он называет тебя шицзунем, шэнь цзю его шицзунь… — шепотом начинает цинхуа, наклонившись через стойку ближе к шэнь юаню, но тут же шарахаясь от начинающего холодно смеяться шэнь цзю. — в первый учебный день прошлого года, когда он только поступил, я заносил сяо цзю то ли кофе, то ли цинъюаня, и бинхэ принял меня за него, назвав шицзунем, наплел кучу какой-то вежливой приветственной лабуды. но прежде, чем он закончил, зашел сяо цзю, и увидев, что он творит, отчитал его как следует. «неужели он не может узнать своего собственного учителя!» — шэнь юань засмеялся, поправляя очки, а бинхэ смущенно поднял глаза к потолку и начал барабанить по стойке, будто бы стуча по голове цингэ, как по ударным. цинхуа задумчиво протянул «о-о-о-о», так и не осмелясь поднять глаза дальше шэнь юаня и ноутбука, стараясь жаться как можно ближе к углу стойки. шэнь цзю раздраженно фыркнул, но так даже и не обернулся к нему, вместо этого продолжив кричать на бинхэ. цингэ стоял на другом конце, прикрыв глаза рукой, он все больше злился, чувствуя гнев уколами куда-то под ребра. — ты ни черта не стараешься! даже шэнь юань без образования фотографирует лучше тебя! — шэнь цзю раздраженно ударил ладонью по стойке, и цингэ прямо сейчас собирался подойти и треснуть ему также сильно, но сзади на плечо легла прохладная рука. — что тут за шум, — усталым тихим голосом спрашивает со спины цинфан, когда цингэ оборачивается к нему и молча просто кивает на другую сторону стойки, где шэнь цзю, не успокоившись и уже вскочив с высокого стула, с яростью доказывает бинхэ, какой он нерадивый ученик. цинфан хрипло смеется и, немного отойдя от цингэ, хлопает в ладоши, чтобы привлечь внимание. разумеется, его действия не возымели ни капли результата, и он со вздохом разочарованно подходит ближе и прямо перед лицом цинхуа бьет по стойке кулаком. шэнь цзю и бинхэ тут же замолкают, недовольно оглядываясь, а цинхуа, кажется, чуть не отхватил сердечный приступ, и сейчас испуганно держался одной рукой за грудь, а другой за смеющегося шэнь юаня. цингэ тихо прыснул со смеху, прикрыв рот рукой. — почему бы вам не устроить соревнование? шэнь цзю, докажи, что шэнь юань на самом деле фотографирует лучше бинхэ. — спокойно говорит цинфан, стоя спиной к цингэ, но тот уверен, что он как-нибудь по-скотски сдержанно улыбается. и шире растягивает губы в улыбке сам. шэнь цзю тут же отодвигает стул дальше от себя, снимает бледно-бледно зеленое пальто и кладет его на стойку, оставшись в одной черной под горло водолазке; цингэ собирается скинуть к чертям его сучье пальто, но цинфан, медленно отступая, упирается спиной ему в плечо, так и не оборачиваясь. шэнь цзю вырубает часть света в зале, не обращая внимания на недовольных посетителей, с шумом двигает барные стулья цингэ, который не идет набивать ему рожу сейчас же только из-за цинфана, с безразличным лицом наблюдающего за всеми его действиями. — как минъянь? — вдруг спрашивает он, повернув голову в сторону цингэ, переводя взгляд на бинхэ, шэнь юаня и все еще бледного со страху цинхуа. цингэ секунду смотрит на них тоже без единой мысли в голове, но сосредотачивается на вопросе и мертвенном голосе задавшего его. — она в порядке, девочки накупили ей кучу дурацких пластырей с котами и космическими кораблями, — цингэ улыбается и смотрит на профиль цинфана, его слегка вьющиеся на висках волосы и застывший взгляд, замечает на части голой шеи кучу мелких родинок. — цинъюань не выйдет глянуть что за хаос устроил его муж? — цинфан смеется и поворачивается к цингэ лицом, смотря ему в глаза своим карим омутом. — не все ли равно ему? — цингэ безотрывно смотрит в ответ, краем глаза замечая его легкую дрожь; в зале было явно холоднее, чем на кухне, где постоянно что-то горит, и чувствительный к температуре цинфан, похоже, ощущает это как никто другой. но обратно на кухню не уходит. и цингэ разговаривает с ним, стоя прямо посреди полутемного зала, пока за спиной копошится и бегает туда-сюда бинхэ, шаркая по полу, постоянно маяча на периферии зрения. через пятнадцать минут его неустанных трудов, шэнь юань заставляет цинхуа отлипнуть от себя, но где-то на этом моменте цинфан упоминает о своей учебе в академии, и цингэ невольно вслушивается в его слова больше, чем в шум вокруг. цинфан был одним из лучших студентов потока и шел в ногу с великолепной девушкой по имени вэнь цин, чьи успехи ныне увековечивали практически в трактатах. она была строга к окружающим и к себе, но лишь благодаря этому добилась таких высот. цингэ в жизни не слышал ни о ком по имени вэнь цин, но, по словам цинфана, она стала одной из лучших специалисток в стране. в самом начале учебы цинфан успевал каждую неделю красить ногти в черный и каждое утро подводить глаза, но уже через полгода времени осталось разве что иногда на лишний вздох, и ему пришлось смириться с тем, что в сутках всего двадцать четыре часа, и за них нужно успеть выучить всю домашку. громкий недовольный голос ци цинци приходит с раскатом грома, когда на улице снова начинается ливень и посетителей осталось меньше, чем звезд на заволоченном тучами небе. она недовольна беспорядком, который устроил шэнь цзю, но тот лишь скалится и, забрав свое пальто и зонтик, под руку уходит с цинъюанем, скорее со всеми прощавшимся и извиняющимся. ци цинци разгоняет всех по домам, без тени счастья на лице и с поддельным восхищением поздравляет шэнь юаня с победой, а бинхэ просит не заливать слезами пол. — шицзунь, этот проигравший ученик проводит вас, на улице так страшно, — драматично говорит бинхэ, взяв руки шэнь юаня в свои ладони. цингэ крепче сжимает зубы и не отрывает от них глаз. — у меня есть зонтик, бинхэ, я справлюсь сам, — отводя взгляд в сторону тихо произносит шэнь юань, и цингэ жмурится, сжимает кулаки и делает шаг в их сторону. но в плечо легко толкают, сбивая с пути. цинфан широко улыбается, стоя прямо напротив и загораживая шэнь юаня и бинхэ. — пойдем вместе, — предлагает он и уже тянет цингэ на теплую кухню, а там — в раздевалку за вещами. свитер цингэ высох на теплой батарее и все также колет где-то под боком, на спине и пояснице, и видит бог, цингэ бы весь чесался, если бы не рубашка снизу. он ждет, пока цинфан скинет рабочий фартук и на смешную цветную водолазку под горло наденет толстовку, а за ней — длинную, ниже колена болотно-зеленую куртку, становясь похожим на гусеницу. зонтик цингэ совершенно бесполезен с таким ветром, его выворачивает во все стороны, и дождь все равно умудряется хлестать по щекам. цинфан рядом трясется так сильно, что хочется отдать ему и свое слегка сырое пальто, и колючий свитер, хотя они только-только вышли из кафе. — забежишь на чай? — дрожащим и немного развеселенным голосом спрашивает цинфан, прячась в воротнике куртки. цингэ надеется, что минъянь покормила цинцю. и соглашается. цинфан почти бежит по лестнице, игнорируя лифт, цингэ, живущему на первых этажах всю жизнь, физически больно становится подниматься уже после тридцати секунд. у цинфана трясутся руки, и ключи из рюкзака он достает еле-еле, а потом с минуту не может попасть в замочную скважину, пока цингэ терпеливо ждет и старается отдышаться затхлым противным воздухом. у цинфана дома все также до жути жарко, и цингэ с пальто почти скидывает следом и свитер, но через секунду вспоминает, как любит забывать вещи, если они непосредственно на нем не надеты. цинфан бросает куртку рядом с вешалками на пол, кивает цингэ на кухню, а сам, на ходу снимая и толстовку, уходит в хаос другой комнаты. цингэ послушно сидит за кухонным столом и осматривает кучу пыльных полок, банок с кофе и листовым чаем, а еще доверху набитую грязной посудой раковину. на сушилке ни одной чистой кружки, и цингэ с легким раздражением надеется, что цинфан не оставит пить его чай из ладошек. он появляется еще через минуты две в новой цветной толстовке и видавших виды спортивных штанах, еще и босой, мягко ступая по ковру. цингэ скептично оглядывает его, поднимает взгляд на еще больше вьющиеся из-за влаги волосы, задерживая на них взгляд. — из чего ты позвал меня пить чай? — смеясь, начинает цингэ и кивает на раковину. цинфан устало выдыхает и закатывает глаза, но просто тупо стоит и смотрит на гору посуды. цингэ стучит пальцами по столу и думает о всех годах с минъянь, приучившей его мыть за собой каждую ложку-картошку и не оставлять на потом. он потягивается и встает, закатывая рукава сначала свитера, а потом и рубашки. с громким, полным раздражения вздохом и «ъюъ», цингэ подходит к раковине и включает горячую воду на всю; пирамида из тарелок грозит вот-вот рассыпаться под сильным напором, но отмыть уже присохшую друг к другу посуду как-то да нужно, и цингэ с хмурым видом подставляет каждую тарелку под кипяток, натирая после губкой, когда рядом становится цинфан с большим полотенцем в руках и ждет, пока цингэ подаст ему чистую мокрую тарелку. — есть еще окно, — весело произносит цинфан по прошествии менее чем получаса, когда с посудой было почти покончено, а по обеим сторонам от раковины разлились океаны мыльной воды, — и можешь еще пропылесосить… он не договаривает, уворачиваясь от толчка плечо. цингэ хмурится, но растягивает губы в улыбке, когда ловит довольный и радостный взгляд цинфана, будто бы пробивающие сквозь тучи редкие лучи солнца. чайник уже успел нагреться и еще раз остыть, поэтому они молча сели за стол ждать, то оглядываясь друг на друга, не понятно над чем начиная смеяться, то вокруг, указывая на пыльную полку, пустую банку или паутину где-нибудь в углу. цинфан насыпал себе в чай ложки три сахара, и у цингэ почти свело скулы смотреть за этим. они пьют из кружек с каким-то смешным рисунком желтых попугаев, и цинфан залез на стул с ногами, плотнее прилегая к горячей кружке и вдыхая поднимающийся пар, смеясь. — ты не разбил ни одной тарелки, — восхищенно восклицает цинфан, сделав один шумный глоток чая, — не снес мне голову со злости, когда увидел беспорядок. и помог. спасибо. — заключает он, постукивая пальцами одной руки по коленке, он широко улыбается и смотрит цингэ в глаза. выглядывает на него из-за тучи. *** цинцю недолюбливает цинфана, ходит вокруг него и низко шипит, выпуская когти, как только цинфан протягивает к нему руки. — все будет в порядке, но шрамы останутся глубокие. — спокойно говорит он, когда вертит в разные стороны маленькие руки минъянь с почти что зажившими порезами. — ша хуалин и нин инъин не расстраиваются, я тоже не буду, — мягко произносит она, широко улыбаясь и оглядываясь на старшего брата позади, чтобы он тоже видел и знал, что она в самом деле в порядке. цингэ провожает ее ночевать к девочкам, и они с цинфаном остаются наедине со злым цинцю, что крадучись пробирается на кухню и прячется под столом, пока цингэ разливает по кружкам чай. у него дома гораздо холоднее, чем дома у цинфана, и первое время цингэ кажется, что цинфан вот-вот начнет трястись или кутаться в свою светло-коричневую теплую толстовку, на крайний случай попросит теплые носки поверх своих тонких и, кажется, разных цветов, но он комфортно расположился на стуле, откинувшись на спинку, что не могло не радовать цингэ. — кто такие ша хуалин и нин инъин? — заинтересованно спрашивает цинфан, откусывая яблочный пирог, что приготовила минъянь, и на секунду замирает, расплываясь в улыбке и начиная часто-часто кивать, — очень вкусно! — ее подружки…или ее девушки… — пожимает плечами цингэ и пробует пирог сам, тоже одобрительно кивая, — она никогда не говорила, а я никогда не спрашивал. думаю, все хорошо до тех пор, пока они ее не обижают. — он делает большой глоток чая, глядя на задумчивого цинфана напротив. у них обоих попала ночная смена сегодня, и цинфан оказал любезность заскочить перед работой к цингэ, чтобы глянуть, как там минъянь. она бесконечно благодарила своего спасителя до самой двери, пока не ушла. ко времени цингэ стремительно переоделся из домашней одежды, минут пять смотря на желтый свитер с кактусом и бирюзовый в мелкую белую полоску, которые оба ему подарила минъянь. и просто надел черную водолазку, прихватив желтый свитер с собой. — замерзнешь, — кричит еще из спальни он, а как только заходит в коридор, немного скользя носками по линолеуму, кидает цинфану ужасный свитер в руки, широко улыбаясь. цинфан ловит его и несколько секунд невидящим взглядом смотрит, не поднимая головы, и цингэ подходит ближе, смотрит на то, что цинфан не до конца завязал шнурки на кроссовках. и на его смешные носки. он поднимает взгляд и улыбается цингэ, когда натягивает свитер на свою толстовку сверху и счастливо дергается всем телом, поднимаясь на мысочки, не сходя с места, чтобы не разносить грязь с ботинок. цингэ кивает ему и надеется, что цинфан не замерзнет ни по пути на работу, ни в самом кафе. на улице еле-еле моросит дождь, и цингэ так и не берет с собой зонт, но все время оглядывается на чуть пружинящего при каждом шаге цинфана, не выказывающего вида того, что он хоть чуточку замерз. цингэ пихает его плечом и смеется, когда цинфан толкает в ответ, но, немного оступившись, наступает в глубокую лужу, промочив кроссовки по самые носки. цинфан бежит вперед к своему дому по-быстрому переодеться, слегка хромая на мокрую ногу, а цингэ спокойным шагом направляется сразу в кафе, внимательно смотря под ноги и по сторонам на редкие машины и горящий в окнах домов свет, причудливыми тенями падающий на темную улицу. он замечает брошенный синий велосипед цинхуа у входа, весь уже проржавевший, и легко толкает дверь в кафе, но звон ветряного колокольчика сливается с громким голосом, отражающимся от стен зала противным эхом. — шицзунь, я провожу вас! — восклицает бинхэ, повиснув на барной стойке напротив шэнь юаня, который безразлично смотрел в телефон, и его рука застыла у носа, когда он, наверно, поправлял совсем недавно очки. цингэ сжимает руки в кулаки и глубоко вздыхает, медленным шагом подходя к своей барной стойке ближе, представляя, как впечатает голову бинхэ в черное лакированное дерево, когда из-за спины звонкий голос накидывает на шею поводок. — лю цингэ! ты обещал показать мне, как готовить ту штуку, — на ходу говорит цинфан, разматывая шарф. — ты же повар, — отвлекается наконец от телефона шэнь юань, отнимая от лица руку. — он повар-кондитер, — медленно исправляет цингэ, переводя растерянный взгляд с цинфана на шэнь юаня. — я повар-кондитер! — со смешком подтверждает цинфан и скрывается на кухне. цингэ понимает, что он сказал. и еще с секунду колеблется, глядя прямо на шэнь юаня, а потом быстрым шагом идет к кухне, чуть не налетая на цинфана. который широко улыбается и на секунду касается руки цингэ, прежде чем отвлечься на шум открывающийся двери, ведущей на задний двор. шэнь цзю, крепко держа цинъюаня за талию, спокойным шагом вышел с улицы, даже не взглянув на цинфана и цингэ, прошествовал к выходу из кухни, пока цинъюань неловко поздоровался и пожелал хорошей смены. цинфан молчал несколько секунд, а затем заливисто рассмеялся, толкнув застывшего цингэ в плечо. — что за штуку я обещал показать тебе? — неожиданно спрашивает он, смотря куда-то на железный стеллаж с красивыми стеклянными тарелками. — суп из молний, что ты метаешь в бинхэ, когда видишь его рядом с шэнь юанем? — все еще немного посмеиваясь, тихо отвечает цинфан и идет к раздевалке. и цингэ за ним. *** чужие губы касаются его губ, плотно прильнув кожа к коже. он ненавидит ло бинхэ до звезд перед глазами, щемящей боли в груди и разбитого в кровь носа, но шэнь юань отвечает ему, не сопротивляясь, и лю цингэ не может ничего с этим поделать. сердце часто-часто стучит, просит выпустить его из клетки ребер, дышать становится почти невыносимо, и цингэ не хочется разнести кафе или приложить как следует бинхэ головой к стене; единственное, чего ему хочется — выть протяжно и жалостно, чтобы подруга-луна сжала в объятиях и успокоила. и он идет на душную кухню к цинфану. он стоит у плиты с ничего не выражающим лицом, монотонно трясет сковородку из стороны в сторону над огнем и жарит, кажется, какой-то блин. цингэ открыл дверь тихо, почти бесшумно, но цинфан все равно слышит и поднимает голову, следит взглядом за тем, как он берет первую попавшуюся, держащеюся на честном слове табуретку и, подойдя к столу у плиты, ставит ее туда и садится, уставившись молча прямо перед собой на грязно-белую стену в маленьких желтых пятнах, увешанную половниками и большими деревянными ложками, сложив руки на коленях. цинфан выключает плиту, с шумом отставляет сковородку в сторону и тихо-тихо горько смеется, цингэ чувствует каждый издаваемый им звук практически кожей, и он эхом отражается где-то в голове, то нарастая гулом, то вовсе затихая. цинфан произносит «они…», но замолкает, и цингэ знает, что он смотрит на него. и не смеет поднять головы. — посмотри на меня, — усталым голосом просит цинфан, облокачиваясь на стол напротив цингэ, — ты хочешь меня поцеловать? но цингэ молчит. не чувствует ни дрожи в своем теле, ни злости, ни хоть чего-то еще, когда цинфан наклоняется к нему ниже и на самое ухо шепчет: «можешь представить, что я — это он», и целует его мягкими теплыми губами с обкусанной кожей. и цингэ не отстраняется, целует его в ответ так, будто бы цинфан в самом деле был шэнь юанем. и ничего от этого не чувствует. цинфан смотрит на него до тошноты понимающе, молча провожает глазами до двери из кухни, цингэ чувствует на спине его взгляд, не пронзающий насквозь, не прожигающий, а будто бы окатывающий ледяной водой, когда в голову ядовитой змеей ползет осознание. шэнь цзю стоит у двери цинъюаня, на которой написано «директор «цанцюн» юэ цинъюань», цингэ, кажется, впервые замечает эту табличку за шесть лет работы здесь. цинхуа за одним из столиков быстро что-то печатает в ноутбуке, постоянно оглядываясь на часы и каждые минуты две делая из кружки глоток чего-то, сильно напоминающем кофе или слишком сильно заварившийся чай. шэнь юань как всегда за его, цингэ, барной стойкой с телефоном в руках; он жутко сгорбился, полулежал рядом с пустым стаканом, в котором остался только слегка подтаявший лед. бинхэ и след простыл. следующую неделю цингэ не видел и не слышал цинфана или, быть может, не хотел. *** ржавый велосипед цинхуа был бы весьма неплох, если бы не сырое сиденье и то, что цингэ вообще не умеет кататься на велосипедах. он слышит сзади лишь звон ветряного колокольчика, когда дверь кафе открывается, и возмущенный крик цинхуа, прежде чем, не удержав равновесие, он скатывается ближе к тротуару и кубарем падает на асфальт, чувствуя тут же боль в локте, коленке, щеке и где-то еще. совсем рядом ветер гоняет красные кленовые листики в большой грязной луже, и цингэ думает, что просто упасть на асфальт — не самый плохой из исходов. краем глаза вверх ногами он видит, как цинхуа трясется от смеха и машет в большое окно, кого-то к себе подзывая. шэнь юань выходит через секунд десять, и также начинает тихо посмеиваться, держась за цинхуа. цингэ не ждет, что ему пойдет кто-то помогать подняться, ему просто нужно немного отдыха после встречи с асфальтом, и он неподвижно лежит на холодной и мокрой как будто бы клеенке минуты две, прежде чем встать и прямо так, не отряхиваясь, зашагать обратно к кафе. — а мой… — начинает цинхуа, но тут же отступает за спину шэнь юаня, когда цингэ зло поворачивает в его сторону голову. весь грязный и немного в крови он входит в кафе, тут же со всех сторон слыша удивленные или испуганные голоса и вздохи редких посетителей, но дверь кухни открывается, и цинфан, вытирая руки о белый в пятнах фартук, поднимает голову и расплывается в широкой улыбке, отходя с прохода, протягивает руки на кухню в приглашении. и цингэ, ни секунды не медля, идет к нему. цинъюань выуживает из своего кабинета захудалую аптечку и, оставив ее на столе кухни, уходит. цингэ сидит у самой стены на неудобной жесткой табуретке с высокими ножками, которая давит на синяк где-то на бедре; сверху слегка дует прохладный ветер из маленькой открытой нараспашку форточки. цинфан закуривает, прежде чем ближе подойти к цингэ, и дым от сигареты сиюсекундно уносит с собой осенний ветер покорять теплые страны. цинфан сильно надавливает на скулу ваткой с перекисью, и цингэ размыто видит как ее тоненькие паутинки цепляются за струпы засохшей крови. он не жалеет его ни капли, как следует стирает кровь и залепляет сверху белым большим пластырем, отвлекаясь разве что на то, чтобы стряхнуть пепел сигареты в старую банку из-под кофе. — тебе не идет курить. — с ухмылкой произносит цингэ. — тебе тоже не идет вот это, — цинфан пальцами слегка надавливает на пластырь, то ли щекоча, то ли пытаясь причинить боль. — а я тебе что-то говорю? нет. так что сиди. цингэ шире улыбается, беспокоя поврежденную кожу. хочется зашипеть, и он тихо шипит, когда цинфан поднимает на него усталый взгляд и тушит сигарету о стенку железной банки. — мне не нравится представлять его. вместо тебя. цинфан, кажется, перестает дышать, долго всматривается в его глаза и молчит, у цингэ звенит в голове от отдающейся ударами сердца тошнотворной тревоги. — в самом деле? — наконец спрашивает он, не двигаясь с места. — в самом деле. — хочешь, чтобы я поцеловал тебя еще раз, чтобы ты узнал, нравится ли тебе представлять меня? — губы цинфана дрожат, вот-вот обещая расплыться в улыбке. — нравится ли мне на месте тебя представлять тебя? хочу. и цинфан наклоняется и целует его все еще теплыми, все еще искусанными губами мягко и нежно, немного кривя к щеке, он совсем слегка прикусывает губу цингэ и улыбается, кладет свои руки на его плечи, пальцами задевая ссадину на плече, но тут же тихо шепчет извинение, осторожно ведет руками по шее, поднимаясь и взяв лицо цингэ в холодные ладони. кто, как не врач может залатать дыру в сердце.