Автоответчик

Знакомая улица, дом, почтовый ящик и дверь. Пальцы замерзали, но мужчина продолжал стоять около лестницы к дому и держать в своих красных пальцах телефон. Номер был без имени, но он прекрасно знал чей этот номер. Номер того, кто уже некоторое время не появляется в жизни парня. Номер того, кто ушёл от него ради своего благополучия и морального здоровья. Номер того, кого он так ненавидел, но одновременно с этим любил. Двойственные чувства, которые терзают душу на мелкие кусочки. Невозможно ведь любить врага и ненавидеть любимого, ведь так? Выдох и горячий воздух выходит изо рта, растворяясь в холодном. На улице стоял снежный декабрь, что удивительно, поскольку в их городе не так часто выпадал снег и была холодная погода в минус 15 градусов. Снег падал вниз на землю, укрывая её белоснежным одеялом. Как бы сказали романтики или сементалисты — это чудесное время года, в которое согреет только тёплый камин и пылкая, искренняя, страстная любовь. К сожалению, Патрик не был одним из этих людей. По своей сути он был самым настоящим реалистом, который знал, что пара для тепла не так уж и важна, нужен лишь камин, тёплая одежда и в конце концов отопление. Он поднимает голову вверх и недовольно фыркает, ощущая как мурашки пробегают по телу. Зачем он, черт возьми, здесь стоит? Лучше бы пошёл домой, в свою съемную квартиру и выпил согревающего алкоголя: например, коньяк или виски. Они хорошо так в тело приливают тепло. Но, нет, он продолжал стоять около дома, держа в своей руке телефон и смотря в дверь. Щеки были такие же красные, как и кончики ушей и нос. Ветер обдувал его лицо и скорей всего, Патрик напросто подхватит простуду. Но, кого это черт возьми волнует, ведь так? Проверяет время, 10 часов вечера. Никого почти нет на улице, если не считать местных бродяг, которые ищут себе покрова или бездомных животных, которые ищут себе хоть какое-то пропитание. В такую погоду хрен что найдёшь, но Патрику было все равно. По всей своей натуре, он был человеком невпечатлительным, пустым и неинтересным. У него не было какого-то хобби, непостоянство и все такое, что было бы способно отличить его от кучи других людей. «Был одной из серой массы» — как говорили многие, но они лишь на знали всю глубину этого человека. Всю его токсичность, помешанность, ревнивости, свойственную абьюзеру. Пустая, серая масса имеет ведь более «здоровые» предпочтения в любви. — Я знаю, что ты это даже не послушаешь у автоответчика, но мне все равно. Я хочу высказаться, Тер-Вурде, ты говорил, что подобная «терапия» успокаивает, — говорит он в трубку, когда палец машинально нажала на кнопку вызова номера. Голос был холодным, ровным, словно Патрик и правда не чувствовал никакой вины перед своим бывшим парнем, которого втянул в абьюзивные отношения и не выпускал на протяжении трех лет. И это было совершенно не так, потому что на самом деле внутри все бурлило. Но кареглазый не из тех, кто показывает свои чувства. Не из тех, кто умеет подбирать правильные выражения в ситуациях, в которых ему не будет никакой выгоды. Тяжёлый вдох, выдох и Патрик сжимает замерзшими пальцами телефон, прижимая к уху. Глаза некоторое время ещё смотрят на дверь, а после же они поднимаются вверх, смотря в сторону неба. Звёзд не видно, закрыты снежными тучами. Погода с каждой минутой становилась хуже, но пока что парень держался. И не такое терпел. — Ты помнишь, как именно мы познакомились? — спрашивает он у телефонной трубки, хмыкая себе под нос, будто осознавая глупость своего вопроса, Пол разумеется помнит, — Те хулиганы посчитали тебя идеальной жертвой для удовлетворения своих насильственных желаний. Не отрицаю, ты идеальная жертва: слабый, нервный, бледный, явно не способный на самозащиту старшеклассник. Патрик говорит грубо, явно надавливая на больные точки, поскольку знал, почему Вурде был таким. Пол рассказывал ему о том, что в детстве он довольно часто болел, а родители морально давили его состояние. Единственным спасением для Пола всегда был его старший брат, но тот сразу же сбежал, как только стукнуло 18, поскольку сам уже давно сломался под гнетом родительской «любви». Иронично, но семья у Патрика была самая образцовая: мать Клэренс Дудлевекиз, работающая бухгалтером в фирме отца Патрика, Джереми Дудлевекиз, брат близнец Пэй, который занимается своим небольшим бизнесом и младшая сестра Патрисия, которая учится в лучшей школе Лондона. Их родители никогда ни в чем не отказывали детям, но и не делали их слишком избалованными. В конечном итоге, Пэй и Патрисия — нормальные, знающие, понимающие люди, которые знают, что отношения между людьми должны быть здоровыми, без насиля, физического и морального унижения. А вот Патрик — нет. Он понимал, что к своим половинкам нужно относиться хорошо, любить их, делать их счастливыми. Но Патрик этого просто н е м о г. Он пытался построить здоровые отношения, испытать от этого удовольствие, понять, каково это — любить настолько, что причинить боль покажется самым идитотским решением, но все как обычно заканчивалось тем, что Дудлевекиз срывался и показывал свое истинное «я», а парнетры уходили. Но Пол был другим. Абсолютно другим, не таким как другие в жизни Патрика. — Я не хотел помогать тебе, когда хулиганы завалили тебя на землю и начали избивать. Мне было все равно и я просто хотел пройти мимо, но, ах, Шарлин решила, что так неправильно и надо помочь тебе. Она уговаривала и просила меня об этом секунд 30, дальше я не выдержал и согласился, — говорит с усмешкой Патрик, отводя взгляд в сторону и сжимая пальцами телефон чуть сильнее. Его голос на мгновение стал приторно сладким, — Пришлось отвести тебя к школьной медсестре. Ты ведь все это помнишь верно? Не хотелось бы потом узнать, что ты все это забыл и я только зря напомнил, — спрашивает кареглазый. Все равно, что Вурде не слушает, не прослушает это потом, да и никогда вообще, он просто говорил то, что думал. То, что крутилось в голове. Снова вдох, потом выдох и Патрик прикрывает свои глаза. Почему-то обещанного самому себе облегчения он не чувствовал. — Ты потом присоединился к нашему с Шарлин столику. Она постоянно приглашала тебя посидеть рядом и поесть. Ты, кажется, ей нравился, — Дудлевекиз улыбается уголками губ, но вскоре тут же убирает свою улыбку. Нечему ему тут улыбаться, — А в конце концов, мы начали ходить втроём. Признаю, я считал тебя надоедливой занозой, с которой не хотелось возиться от слова «вообще», но приходилось. Но в конце концов, я испытал к тебе интерес, пускай и встречался с какой-то девчонкой, имя которой я уже не помню. Лучше бы твоё имя не запомнил, честное слово, — грубит в конце Патрик, прыская и замолкая на некоторое время. Погода становилась все хуже и хуже, ветер уже не так пощадно дул в лицо. Снег летел уже неровно, а парил по воздуху. Скоро должна была начаться снежная буря. Патрик выдыхает и на некоторое время замолкает. Внутри была странная тяжесть, которая давила на ребра. В низу живота неприятно тянуло, а голова будто бы заливалась свинцом. Мысли крутились в бесконечном потоке, а странные, даже довольно колкие ощущения в груди не давали покоя. Почему именно Пол? Почему именно с этим парнем все так сложно сложилось? Патрик не понимал того, почему же ему было сложно позволить Вурде уйти, поскольку с другими партнёрами было довольно просто: «окей, пока». Неужели действительно влюбился настолько сильно? Конечно же нет. Это просто чувство собственности. Дудлевекиз напросто не хотел отпускать того, с кем было приятно играться. Приятно ломать, держать в ржавых, царапающих запястья цепях. И все это ради собственного удовлетворения. Больной идиот. Патрик прикусывает свою нижнюю часть губы, а после же делает несколько глубоких вдохов. Тяжесть не позволяла расслабиться и говорить. В конце концов, Дудлевекиз сомневался в правильности своих решений в данный момент. Он не чувствует облегчения, не чувствует спокойствие, которое сам себе и пообещал. Все, что есть внутри его — это сомнения и тяжесть, которая тянет его вниз. — Тц, Пол, почему ты такой особенный в моей жизни? — неожиданно выдаёт Патрик, даже не до конца осознавая того, что это вопрос никогда не получит ответа, — Ты не был похож ни на одного из моих бывших партнёров. Они уходили как только я принимал попытки сломать их, но ты оставался и позволял мне делать все, что я хотел. Ты улыбался мне, доверял свои эмоции и чувства, доверял себя и свое тело. Ты такой странный, но одновременно особенный для меня. Почему? — продолжает спрашивать Патрик, сжимая телефон своими замерзшими пальцами. Он действительно сейчас запутался в себе и своих эмоциях. Каким-то необычным образом Пол смог коснуться спрятанной души Патрика. Смог как-то оставить частичку себя внутри него, из-за которой Дудлевекиз сейчас стоит перед его домом и говорит все эти глупые и бесполезные вещи, которые Пол никогда не услышит. Неужели не только Патрик умеет привязывать людей к себе, тем самым причиняя боль? Похоже, что да. Они были с Полом три года. И все эти три года Вурде был… идеальным. Он позволял Патрику играть на его эмоциях, контролировать действия и решения. Его синяки и слезы от некоторых «хороших» физических действий питали садистическое эго Патрика. Вурде терпел, никому не говорил о столь токсичных отношениях, позволял манипулировать собой. Почему же? Потому что просто любил. Это все звучит глупо, натянуто и так клишировано, но порой мы действительно способны любить настолько сильно, что готовы терпеть плохое отношение к себе. Позволять уничтожать себя изнутри, осознавая, что это плохо и это неправильно. Отказываемся от помощи или просто не говорим никому о проблемах, поскольку живёт надежда, что человек исправится и вы будете счастливы. Да и, в конце концов, большинство абьюзеров вселяют в нас то, что они единственные любят нас, единственные, кто сможет защитить. И Патрик говорил это все Вурде, уверяя, что тому сказочно повезло. И в конечном итоге, все эти три года Пол был только с Дудлевекизом. Не выходил из дома (если не считать случаев когда нужно купить продукты или сходить на работу), не заводил новых знакомств. Он принадлежал целиком и полностью Патрику. И, кажется, Патрик тоже полностью принадлежал этому нервному парню. Потому что теперь кареглазый попросту не мог выкинуть Пола из головы, из своей души. Каждый день он думал только о нем и о том, как ему нравилось… губитьПола, ломать его самооценку и лишать всех друзей. Может, он действительно любил его? Дорожил? Быть может, Патрик так заигрался, что влюбился в свою игрушку? Что за глупости? Конечно же нет. Патрик одной рукой зарывается в свои волосы, а голову поднимает вверх, хмыкая. Он чувствует себя таким идиотом в данный момент. Стоит перед домом своего бывшего парня, говорит с его идиотским и надоедливым автоответчиком и мёрзнет. Да что же это за жизнь такая? Сложная, непонятная, с какими-то эмоциями и чувствами. Почему все просто не может быть просто? Завывание бури становилось все сильнее. Холодный воздух нещадно обдувал лицо Дудлевекиза, а тот все не уходил. По хорошему стоило бы бросить это дело, послать Вурде на три буквы и уйти домой. Но он все не уходил, продолжая говорить с пустотой. Не с Полом, а как раз таки с пустотой, ведь он знает, что как только Пол услышит голос Патрика, он сразу же сбросит сообщение. — Ты ведь знаешь из-за чего мы расстались? — спрашивает Дудлевекиз, выдавая даже нервный смешок и сжимая пальцами одной руки свои и того потрепанные от ветра волосы, — Я сказал тебе, что ты мне больше не нужен, что ты мне надоел как игрушка. И ты мне действительно надоел, потому что ты совершенно не давал никакого отпора! — он опускает голову вниз и кусает губу. От части он врал. Пол не надоел ему. Но Патрик чувствовал скукоту. Ему больше не было интересно причинять Вурде боль. Он будто бы изучил все его эмоции и реакции. Патрик знал, как отреагирует Пол на то или иное действие, знал, как его голос будет запинаться, когда будет говорить, что все в порядке и ему вовсе не больно. Внутренний, уже поломанный мир Пола не интересовал Патрика более, он его познал, изменил, ввёл новые правила. Тело Пола Патрик знал как свои пять пальцев на правой руке, знал каждую слабую точку на его теле, знал, на какую можно будет надавить, чтобы тот испытал боль или же удовольствие. Секс с этим парнем стал скучным, поскольку Дудлевекиз познал все возможности этого тела и то, насколько оно может быть гибким и хрупким. Это часть отношений, ведь так? Надоедание, потеря интереса. Наш мир обречён на расставания, потому что настоящей любви не существует. Есть лишь интерес узнать человека во всех возможностях и когда ты все узнаешь — ты просто теряешь интерес. Притворяешься, что любишь, врешь, что никогда не разлюбишь. А на самом деле трахаешься с кем-то другим или влюбляешься в другого. Но это нормально. Это наш грязный и порочный мир, не способный пронести любовь сквозь века. Мы не умеем любить, не умеем дорожить тем, что имеем, но мы люди. И все мы только учимся. Так что, не стоит терять надежду на то, что когда-то мы найдём истину. — Когда мы расстались, я не чувствовал ничего. Ни сожаления, ни огорчения , ни жалости даже к твоему разочарованному лицу! Я был пуст. И мне казалось, что я найду такого же идиота как ты, — говорит Патрик, а его голос слегка вздрагивает. Ему холодно, но он продолжает стоять и говорить, как полный идиот. Каким, собственно, и является, — Но я не нашёл, Пол. Никого, кто был таким же, как ты. Каждый раз, когда я заводил с кем-то отношения, у меня всегда проскальзывала мысль о тебе. Я сравнивал тебя и их. И угадай что? Ты всегда оказывался лучше них, — говорит он уже с неким разочарованием в голосе. Но не понятно, это разочарование было из-за Пола или же из-за самого Патрика? Он действительно сравнивал своих партнеров с Полом. Сравнивал их эмоции, манеру поведения, поступки, тело и характер. И каждый раз Дудлевекизу казалось, что его нынешний партнёр не так хорош и фальшив что внутри, что снаружи. Он искал Пола в этих людях, знакомые черты, голос, но ничего. Нет того, кто бы заменил Пола. Нет того, кто бы также вызывал в Патрике странные ощущения. Они ему просто быстро надоедали, даже слишком, что он попросту не успевал с ними поиграться. Патрику нужен был Пол. Снова. Целиком и полностью, потому что он… Он… —  Я стою перед твоим домом, в блядскую снежную бурю и говорю тебе все это! Мы расстались уже как пол года назад, а я до сих пор не могу забыть тебя. Ты единственный, кто так засел в моей голове, — голос Патрика становится надрывным, он будто бы хотел закричать в телефонную трубку, послать все к чёртовой матери и напрямую пойти к Вурде, чтобы высказать все, что накопилось в его сгнившей душе, — Я кажется действительно… — в телефонной трубке раздаётся писк и холодный, женский голос говорит: «Время записи голосового сообщения закончилось». Действительно влюбился в тебя