***
Вэй Усянь снова пришёл к зарослям орхидей и прислонил Лань Ванцзи к белому камню; единственное, что было отличительным от предыдущего сна, так это то, что талисманы, прикреплённые к спине Лань Ванцзи самым бесчестным образом, не только не давали ему возможность пошевелиться, но и вымолвить хоть слово. Вэй Ин на этот раз не тратил время на пустые разговоры и поддразнивания, а сразу потянулся к Бичэню. Лань Чжань сопровождал его движения встревоженным взглядом: разумеется, он узнал в заклинателе в черных одеждах Вэй Усяня, а Вэй Усянь любил бесчинствовать и устраивать проделки, после которых у благопристойных адептов Гусу Лань волосы вставали дыбом. — Муж мой, на этот раз веду я. Непонятно, когда глаза Лань Чжаня ошеломленно вспыхнули: на «муже» или когда ярко-алый язык скользнул по серебряному узору. Но когда Вэй Усянь, помахав Бичэнем и отложив его от себя по правую руку, сам потянулся снимать с юного нефрита клана Лань ханьфу, взгляд Ванцзи стал потерянно-возмущенным. Вэй Ин, не удержавшись, склонился и чмокнул Лань Чжаня в губы. Новые амулеты оказались прижаты к напряжённой спине Ванцзи за секунду до того, как его верхние одежды неряшливой кучкой оказались брошены рядом. Лань Ванцзи чувствовал себя униженным. Старейшина Илин бесстыдно щупал его тело, особенно много внимания уделяя залитой краской шее и темно-вишневым соскам, затвердевшим от лёгких покусываний. Но когда Вэй Усянь, то и дело кидая на лицо молодого заклинателя странные взгляды, начал прокладывать дорожку поцелуев от груди к талии, а после и ниже, Лань Ванцзи, прикладывая недюжинные усилия, просипел сквозь зубы: — Что ты делаешь?! Горячий язычок уже коснулся головки. Лань Чжань внутренне струхнул, когда совершенно недопустимое касание к его члену вызвало у тела отклик. Орган затвердел, и Вэй Ин, заправив пряди волос себе за ухо, наклонился, опаляя белую кожу горячим дыханием, и заглотил почти половину длины. Посасывая, облизывая и причмокивая, Вэй Усянь доводил Лань Чжаня до седьмых небес. Юноша метался бы от приятных ощущений, будь у него возможность; привитое упрямство не позволяло ему кончить, когда Вэй Усянь, очевидно уставший работать ртом, старался удовлетворить возбуждение величественного второго нефрита. Лань Ванцзи сам удивился, когда по его члену прошла резкая судорога, внутренности свело от приятной истомы, а что-то горячее, томившееся в его теле уже очень долгое время, наконец-то вышло наружу. Вэй Усянь подавился. Лань Ванцзи, казалось, был глубоко поражен собственными ощущениями — и потому даже не сразу заметил, как его Бичэнь вновь оказался в руках у Вэй Ина. На этот раз Вэй Усянь не играл с мечом, а сразу же ясно выразил свои намерения: потянувшись к Лань Чжаню, он перевернул его на живот, подложив под тело смятые одежды ордена Гусу Лань, а после его рука опустилась на мраморную ягодицу. Ванцзи, с трудом разлепив губы, быстро, но тихо и в ужасе прошептал: — Вэй Ин, что ты собрался делать? Не смей безобразничать. — Лань Чжань, в прошлом ты жестоко отшлепал меня, издеваясь, а теперь брыкаешься и умоляешь прекратить, — и хотя Ванцзи никогда не брыкался и уж тем более никого не умолял, Вэй Ин продолжил: — Не считаешь ли справедливым, что я отплачу тебе той же монетой? — Вэй Ин! Длинные пальцы развели два полушария, являя взору Старейшины Илин еще никем не тронутую хризантему Ванцзи. Растерев слюну на ладони, Вэй Усянь аккуратно, стараясь не причинить лишней боли, ввёл палец до середины второй фаланги в сжавшееся колечко ануса. Немного подумав, Старейшина Илин сорвал со спины амулет, отвечающий за тишину, и в ту же секунду услышал надломленное «Вэй Ин!». — Ханьгуан-цзюнь, я буду нежен. Лань Ванцзи не знал, что Ханьгуан-цзюнь — его будущий титул, и только хотел спросить, про какого из высоких господ говорит этот безобразник, но все вопросы отошли на другой план, почти в небытие: Вэй Усянь ввёл в дырочку нефрита клана Лань второй палец. Ванцзи выдохнул, но не нарушил тишину. Боль от того, как его мышцы растягивают в таком интимном месте, была в новинку для Лань Ванцзи, но сильных ощущений такое бесстыдство не вызвало: куда неприятнее получать удары ферулами по спине, чем это. — Лань Чжань, говори, если больно. Я, как твой муж, должен заботиться о тебе. — Что за вздор ты несёшь? — Так тебе совершенно не больно, Лань Чжань? Или ты про наш брак? Мы сделали три поклона предкам и весело порезвились на полянке, не помнишь? И перед тем, как Ванцзи сказал бы «Убожество» или «Чушь», Вэй Усянь добавил третий палец. Лань Чжань не сдержал болезненного полустона; Вэй Ин погладил его по спине, утешая. Пальцы поднимались и опускались осторожно. Старейшина Илин действительно не желал доставлять своему мужу ненужные неудобства и потому к подготовке Лань Чжаня подошёл со всей ответственностью. Вытащив пальцы из краснеющей хризантемы, Вэй Усянь шлёпнул Ханьгуан-цзюня по белой ягодице, оставив на молочной коже блекло-розовый отпечаток, и снова взял в руки Бичэнь. Известный всему миру меч был холодным, как лед; Старейшина Илин знал: сдержанные узоры из чистого серебра так необычно скользили по внутренним стенкам его входа, что Вэй Усянь едва не кончил только от рукояти в прошлый раз. — Не твори бесстыдство! Не трогай Бичэнь. Вэй Ин покачал головой и приставил холодную ручку к разработанному анусу Лань Ванцзи. Холодный металл входил сложнее, чем тонкие юркие пальцы; Лань Ванцзи не сдержал вскрика удивления и охнул. Навалившись на спину второго нефрита клана Лань, Вэй Усянь подхватил его под грудки, заставляя чуть выпятить зад. Теперь Старейшина Илин видел почти невозмутимое лицо Лань Чжаня так же хорошо, как видел и горящие алым мочки ушей и красную от дикого смущения шею. — Вэй Ин, перестань. Выждав некоторое время, пока тело Лань Чжаня привыкнет к заполненности, Вэй Усянь задвигал Бичэнем. Эфес входил с трудом, но цунь за цунем узкое колечко ануса приняло в себя всю рукоять. Лань Ванцзи чувствовал себя странно. Злость на Вэй Усяня, растерянность, бессилие и возбуждение смешались в одном диком чувстве, не дающем мыслить здраво. Второй нефрит клана Лань готов был всхлипывать и просить о большем каждый раз, когда Бичэнь задевал чувствительную точку в его теле. Мало того, что прославленный меч так непозволительно использовали, так еще и бесстыдник Вэй Ин стал мучить соски Лань Чжаня, играя с ними, стискивая, крутя и выворачивая. Лань Ванцзи не понял, в какой момент амулет «Безволие» был снят, но бесстыже двигался бёдрами навстречу холодной рукояти Бичэня он сам. Изо рта заклинателя вылетали непристойные звуки и просьбы, какие бы Ванцзи в здравом рассудке никогда бы не повторил вслух. Сквозь пелену шума до него донесся громкий смех бессовестного Вэй Ина: — Лань Чжань, ты такой чувствительный и громкий. На этих словах искрящаяся пружина внутри Ванцзи лопнула, взорвалась, разрушая мир на миллионы разных осколков. Лань Чжань упёрся лбом в землю, чувствуя, как горячая вязкая жидкость разлилась под его животом. Бичэнь с непристойным хлюпом покинул его тело.***
Проснувшись, Вэй Усянь долго хохотал, смотря на посеревшее и перекошенное лицо Ханьгуан-цзюня. Когда Лань Ванцзи пришёл в себя, очнувшись и всё осмыслив, Вэй Усянь вновь потянулся к благочинно висящему на стене Бичэню…