* * *
Магия домовых эльфов была единственной невидимой для меня магией в этом мире. Ее можно было различить только в том случае, если упорно вглядываться — она была похожа на колебания воздуха, как при конвекционном движении. Они были либо самыми могущественными ребятами в этой вселенной, либо самыми доброжелательными. Одно другому не мешало. Я спокойно жила с этим, даже немного радовалась, потому что большой зал, если не присутствовал почти никто из профессоров, и так напоминал ярмарку фейерверков. А потом, к концу первой недели ноября, у Гарри начались неприятности. Создавалось впечатление, что мелкое невезение просто липло к нему на каждом шагу. У него чаще всех что-то рвалось или падало из рук, он спотыкался на ровном месте или проваливался в исчезающие ступеньки в те моменты, когда они не должны были исчезать и, казалось, начинал тихо ненавидеть все происходящее. У Невилла даже появилась робкая надежда на то, что кто-то в этом замке был еще более неловким, чем он сам. Невезение случалось внезапно, прилетало, как рой саранчи, и улетало так же стремительно. Кто-то грешил на появление нового полтергейста взамен Пивза, который, к моему счастью, в этом мире пропал из замка больше десяти лет назад. Добби, похоже, совмещал обязанности по дому со своей великой миссией заставить Гарри Поттера перестать хотеть учиться в Хогвартсе. То, что он сам такими темпами прибьет своего героя раньше василиска, Добби никоим образом не волновало. Домовики тоже не отображались на карте. Возможно, потому что мародеры не видели в них никакой угрозы. Эльфы следили за порядком в замке, а не за соблюдением школьных правил. В школьных правилах запрещалось вызывать личных эльфов или брать их с собой. Но не было ничего о том, когда эльфы действовали по собственной инициативе. Возможно, потому что у волшебников не принято было считать, что у эльфов есть своя воля. Так или иначе, Добби был проблемой. Большой нерешаемой проблемой, а Гарри все чаще уходил куда-то один, потому что был близок к тому, чтобы начать срывать раздражение на окружающих. Или, возможно, переживал, что из-за его невезения пострадает кто-то еще. Квиддичный матч Гриффиндор-Слизерин должен был состояться в последнюю субботу ноября, уже через неделю. И пока единственным, что радовало, была сухая и солнечная погода. Даже ива, с видом на которую я почти сроднилась за последние недели, выглядела не так мрачно, как обычно. Услышав шаги неподалеку от коридора, я немного свесилась с подоконника и помахала Пенни рукой, обозначая свое присутствие. Она прошла сюда с очень недоверчивым выражением на лице — этот поворот был настолько неприметным, что старосты пропускали его даже при патрулировании. Я нашла его благодаря карте, как и множество других мест, о которых даже не подозревала, но понравилось мне только здесь. — Это будет наше место для дневных свиданий, — объявила я, не став дожидаться вопросов, когда Пенни подошла ближе, и обвела широким жестом подоконник. — Потому что пора заканчивать с ночными. Пенни фыркнула — шутки про замковую романтику никогда не перестанут быть для нас актуальными — но почти сразу помрачнела, осознав смысл моих слов. По выходным вместо формы под мантией можно было носить что угодно, и темно-синий свитер с высоким воротником очень красиво оттенял ее глаза, делая их еще более выразительными, чем обычно. Я переживала, что Пенни не поймет или почувствует обиду, поэтому приготовила целую речь, чтобы все объяснить, но она смотрела вперед с мрачным пониманием. — Это ведь была не чья-то шутка на Хэллоуин? — спустя долгие секунды молчания, наконец, спросила Пенни. Она окинула взглядом подоконник и забралась на него с ногами, усевшись напротив меня. Теперь нас разделяла только карта, которую я почти всегда держала открытой, если меня никто не видел. Я стала проводить здесь больше времени, чем раньше, обычно трансфигурировала что-нибудь в подушку (как правило она получалась на редкость уродливой, будто ее украшала подслеповатая бабуля, любившая котят и цветочки), чтобы было удобнее сидеть, и возвращалась в гостиную, когда звучал колокол, означавший окончание занятий. — Нет, — мотнула головой я. — Не шутка. У меня была готовая легенда на этот счет. Пенни, может, и с пониманием относилась к тому, что Перси знала больше, чем остальные, но это по большей части относилось к школьным предметам, а не таинственным происшествиям. Если бы Пенни и Перси подружились хотя бы на несколько месяцев раньше, чем я попала сюда, у меня не было бы ни шанса сохранить свою главную тайну. Но это знание заставило бы ее страдать. Пенни Клируотер была единственным человеком в этом мире, который хотел быть другом для прежней Перси Уизли. — Летом отцу пришлось участвовать в рейдах, — осторожно сказала я, внимательно следя за реакцией. Пенни не была живым детектором лжи, но чаще всего ее проницательности просто мешало чувство безграничного доверия по отношению ко мне. Поэтому я чувствовала себя отвратительно, когда лгала ей, и делала так крайне редко. — По домам бывших пожирателей и тех, кто был с ними связан. Но у многих из них свои люди в аврорате, поэтому мало для кого это было сюрпризом. Все были готовы. А у некоторых даже есть свои люди в семье Уизли. Но об этом я говорить не стала. — Хочешь сказать, — медленно начала Пенни, — кто-то из детей мог приехать в школу с полным сундуком… — Нет, — мотнула головой я и выдохнула, потому что сейчас предстояла самая сложная часть. — Мой отец думает, что обязательно последует какая-то реакция. Он просил нас быть осторожными, — такую ложь слишком легко проверить, но мне нужно было какое-то объяснение. Даже Пенни с ее безграничным доверием не поверит, если сказать “ты знаешь, по школе сейчас ползает василиск, а управляет им молодой Волдеморт”. — Если кто-то очень хотел от чего-то избавиться и подставить при этом других, то это могло попасть в школу. По родителям легче всего ударить через их детей. Я не была уверена, но миссис Норрис… Не думаю, что кто-то смог бы сделать это с ней без чьего-то постороннего вмешательства. — Перси, — выдохнула Пенни и посмотрела мне в глаза с долей сожаления. — У нас думают, что это мог быть Флинт. Таркс предложил всем желающим пойти и спросить прямо, и они заткнулись, но… Сама понимаешь. Я знала. Лаванда, которая была в курсе всего, уже успела рассказать мне об этом. Как и о том, что обсуждалось в нашей гостиной, когда не было ни меня, ни Оливера (потому что даже на факультете слабоумия и отваги не нашлось еще настолько отчаянных самоубийц, чтобы говорить об этом при нас). — Если бы это был Флинт, — мрачно сказала я, — вряд ли пострадала бы кошка. Животные ему нравятся больше, чем люди. И он не может сейчас навредить кому-то без острой необходимости, хотя вряд ли будет рассказывать об этом всем желающим. На мой вопрос, как обстоят дела на Слизерине в этом отношении, Джемма ответила: “Мы умеем учиться на своих ошибках”. И отказалась объяснять, что это значит, но я рассудила, что все хорошо. По крайней мере, за слизеринским столом ничего не изменилось. — Я не верю своему сумасшедшему факультету, Перси, — мотнула головой Пенни. — Они умрут, если не закроют дыру в теории, и поэтому выбрали человека, который подходит больше всего. Они пожалеют, что были такими идиотами. Потом. — Я надеюсь, — проворчала я. Я переживала, что эта ситуация окажет еще больше давления на Гарри, но то, что они с Роном и Гермионой успели вовремя объяснить все профессору МакГонагалл, а сэр Николас (несмотря на то, что у призраков, в силу обстоятельств, своеобразное чувство времени) подтвердил, что “точно видел их в самом разгаре своего чудесного праздника”, сняло с них любые подозрения. И направило их по совершенно непредсказуемому пути детских страшилок. Флинта мало волновало чужое мнение. Я была не уверена даже, что он вообще замечал косые взгляды в свою сторону. Вот уж кто в этой школе точно не мог похвастаться тонкой душевной организацией. — Я присмотрю, — вздохнув, сказала Пенни. — За теми, кто без причины ведет себя странно. — Спасибо, — кивнула я. — Только будь осторожна. — Не беспокойся, Перси, — хмыкнула Пенни, а потом, не выдержав, улыбнулась, и из-за этого атмосфера вокруг нас мгновенно перестала быть мрачной. — Быть осторожной у меня явно получается лучше, чем у тебя. Вместо ответа я потянулась вперед и крепко ее обняла. Это было намного лучше, чем показывать сожаление.* * *
Маленькая копия Норы в моей голове с каждым днем становилась крепче. Я сортировала важные воспоминания каждый день перед сном и решила проблему с тем, как быть с незначительными. За дверью в комнату Билла (в которой ни разу не была) создала дикий пляж, который видела всего один раз в жизни, но настолько внезапно для себя, что запомнила чуть ли не до каждого камешка. А воспоминания были соленой водой под ногами. Нора крепла, ощущалась практически материальной, не исчезала от любого мало-мальски сильного эмоционального потрясения. Она стала настоящим щитом, и я могла снять его, как картину со стены, и так же легко повесить обратно. Перестать воспринимать мир через эмоции других людей было восхитительно, и я наслаждалась этим каждый день. Но сегодняшний день был по-настоящему особенным, потому что я не утонула в море общего восторга, как это было раньше, а смогла добавить в него свой. — Ты ходил к Гарри? — спросила я у Рона, который, вернувшись в гостиную за несколько минут до отбоя, устроился на полу рядом с креслом, на котором я сидела. — Снова? — Он просил принести кое-что из спальни, — отозвался Рон. — Сказал… Что сказал Гарри, я так и не услышала, потому что вернувшихся в гостиную Фреда и Джорджа поприветствовали дружными воплями: у них были еда и сливочное пиво. Они удрали в Хогсмид, предусмотрительно спросив разрешения только у Стивенсона (который не без причины считал, что лучше позволять им такие вещи и всегда знать при этом, где они находятся, чем не разрешить и ловить везде) и даже не взяв у меня карту. Победа в матче, выцарапанная с гигантским трудом, похоже, вскружила им голову достаточно, чтобы забыть о привычной осторожности. Зануду я собиралась включить завтра. Сегодня все заслужили свой отдых. Я не была ни на одном тренировочном матче в этом году, поэтому, в отличие от прошлого, прогресс показался мне резким и стремительным. Никто не застывал на месте дольше, чем на несколько секунд, и поэтому взбесившийся бладжер заметили далеко не сразу. Уже после того как Гарри, пересчитавший головой, похоже, всех барсуков, украшавших трибуну Хаффлпаффа, в попытке не дать Малфою поймать снитч, оказался на песке. К чести профессора Локхарта, он ограничился только изящным уничтожением мяча и не стал демонстрировать свои познания в медицинской магии. Правда, это не уберегло Гарри от ночи в больничном крыле. Я смотрела на Оливера, для которого это был, возможно, первый по-настоящему счастливый день в этом году. Была слишком большая разница между Оливером, который улыбается для того, чтобы что-то скрыть, и Оливером, который улыбается потому, что не может по-другому. Я никогда не находилась в эпицентре факультетских вечеринок, потому что не выдерживала эмоционального накала, и сейчас смотреть на все со стороны было удивительно и радостно. Гриффиндор казался потрясающей неудержимой стихией, как торнадо или цунами. Наблюдать за ней было страшно и завораживающе одновременно. Время текло так же стремительно, как прошел сегодняшний матч, а силы ни у кого не заканчивались. Я уже начала думать о том, чтобы отправить первые и вторые курсы спать, как… — Перси, — неожиданно обхватив меня горячей рукой за шею, чтобы привлечь внимание в жутком шуме, произнесла Джинни. Она выглядела немного обеспокоенной, и я поставила заглушающее заклинание, чтобы дать ей договорить спокойно. Все происходящее вдруг перестало иметь значение, потому что я неожиданно поняла, что знаю, что она сейчас скажет. — Колина нигде нет. — Может, он в спальне? — робко спросила я. Но Джинни росла в одном доме вместе с Фредом и Джорджем. Это означало, что прежде чем делиться с кем-то какими-то выводами, она проверяла все варианты. — Нет, — покачала головой она. — Он переживал, что мы здесь празднуем, а Гарри там один. Я не увидела, когда он ушел. Я тоже не увидела, хотя старалась держать портрет в поле зрения, чтобы, в случае чего, поймать нарушителей вовремя. Не удивлюсь, если Колин в попытке угнаться за своим кумиром научился становиться невидимым для окружающих. — Я найду его, — пообещала я, погладив ее по волосам и вызвав тем самым робкую улыбку, после чего поднялась с места. Я дошла до портрета максимально спокойно, чтобы не привлекать лишнего внимания. Но, оказавшись в коридоре и найдя нужное имя на карте, сорвалась на бег. Времени оставалось слишком мало. Или не оставалось совсем. Можно было успокоить Джинни, отправить ее спать и остаться здесь, а наутро вместе с другими ужасаться новостям об окаменевшем первокурснике. Вот только в этом мире у Колина Криви не было фотокамеры.