Красавица и чудовище

Небеса плакали уже шестой день. Облака разрывались по скитающимся душам воинов, погибших в Четвёртой мировой. Люди уже начали забывать, боль сгладилась, сточилась, а небеса, к которым поднимались клубы дыма и запах крови – помнят. И плачут. Из-за этого горы даже днём были окутаны серой дымкой светлых сумерек. Пять дней. Мадара сидел здесь уже пять дней, положив оружие перед собой. Мокрые волосы потяжелели, под доспехи давно залилась вода, но ему было всё равно. Он даже не шевелился, а на третий день и вовсе впал в какой-то транс, уносясь во времени назад и вновь видя Хашираму, не воскрешённого, а живого, с горящими боевым азартом глазами, а через мгновение обнаруживая под коленями гладкую серую гальку. Ничего. Раз уж единственный в мире мастер сенджитсу созерцания живёт здесь, то он добьётся её внимания. К тому же, найти её было не так-то просто. Под конец и вовсе повезло – среди жителей деревни, что находилась внизу, на равнине, ходила легенда о целительнице, что никогда не спускалась, но и ни разу не отказала в помощи. Мадара пошёл наобум и после трёх часов блуждания по пространственному генджитсу оказался перед небольшим домом. И вот он здесь. Сидит. Ждёт. Впрочем, это нетрудно, и торопиться ему некуда. У мёртвых вообще куча свободного времени, с которым нечего делать. А ещё им можно всадить арбалетный болт в грудь, и с ними ничего не случится. Когда второй болт насквозь пробил плечо, Мадара никак не отреагировал. Разве что в голове шевельнулась запоздалая мысль, что он не только не заметил, как она вышла, но и не почувствовал присутствия. - Уходи. - Нет. - Уходи. - Кажется, это уже было. Действительно уже было. И с арбалетом он знаком. И знает, что боец из неё скверный, хотя тогда он только на автомате отбивался. Но это – цена за знание. Инь и янь не могут быть в одном теле, не сражаясь. А если идёт сражение внутри, то какие могут быть навыки?! - Убирайся. На этот раз Учиха поднял взгляд, заинтересованный странной, не враждебной интонацией, и отметил, что арбалет крайне не уместно выглядит в хрупких белых руках. И кимоно, наверняка, повредится от дождя, и вода заливала серые глаза. Со стороны казалось, будто женщина слепа. Наверное, видящие её незнакомцы так и думают. - Пожалуйста... – добавила она. Голос дрогнул так, будто она либо накричит на него, либо расплачется. - Нет. На мгновение Мадаре показалось, что он действительно видел вспышку природной энергии, что текла по ней вместо чакры. Или вместо крови. Арбалет опустился. Брюнетка нахмурилась, резко развернулась и, громко топая, вошла в дом. Дверь осталась открытой. А она красива, очень. Когда-то из неё не вышло хорошей куноичи, а потом она отказалась от сражений и ушла от мирской суеты, чтобы постигать гармонию этого грязного мирка. И постигла, отчасти конечно. Мадара как-то спросил, а она ответила, что этим можно заниматься всю жизнь и далее. - Так что, Хьюга? Вздохнула, поморщилась. Хьюга там, в Конохе, а она здесь и от прежней жизни осталось только солнечное имя* да бельмы глаз. Но Учиха уже успел возненавидеть её имя, оно ей не подходит. Её тёмные волосы, гладкие, как шёлк, струились по плечам, сливаясь с тканью, кожа походила на дорогой фарфор, черты лица были тонкими, а бледность придавала ему благородности. Будто Бог Луны зачем-то принял женское обличие. Хината не отвечала – он мало её интересовал. Женщина просто не могла отказать в помощи другому человеку. Даже если это тот, кто развязал Мировую войну. - Смотря, что тебе нужно, - ответила наконец она и бросила короткий взгляд на его руки и лицо. Мадара кое-как поборол малодушное желание вновь облачится в затасканный балахон с капюшоном, под которым он много лет скрывал уродливые трещины. - Что ты имеешь в виду? - Жизнь или смерть – ты застрял посередине, - Хьюга взяла в руки керамическую чашку, над которой курился ароматный жасминовый пар. – Я не могу этого так оставить, но решать тебе. Если бы план Глаз Луны удался, то Учиха забрал бы её себе. Она бы ненавидела всех и щедро одаривала своей красотой только его, а Мадара бы бросил все богатства мира к её ногам, не скрывая своего восхищения. Хината была бы куклой, прекрасной и бездушной, к которой он никого бы не подпускал, а так... Идиотизм. - Убить меня будет проще? – он криво усмехнулся. - Да, проще. Я так думаю. Убить всегда проще. Но решать тебе. - Неужто тебе не за кого мстить? Хьюга - из Конохи, а ещё Хьюга не так замкнуты и нелюдимы, как были в своё время Учиха. Правда, Мадара понятия не имел, сколько ей лет: Хината на начало войны уже могла быть скиталицей, или же родиться после. Хотя вряд ли – меньше двадцати ей не дашь. И больше сорока – тоже. Так, где-то между. Бывают такие люди, без возраста, Мадара сам долгое время таким был, покуда старость не вгрызлась-таки в тело. Хината внимательно посмотрела ему прямо в глаза, поставила чашку на низкий столик и поднялась, отряхнув колени от невидимых пылинок. Видимо, его вопрос останется без ответа. Но в дверях женщина вдруг остановилась. - Если бы я хотела отомстить, то тебя бы сейчас здесь не было. Учиха скрежетнул зубами от злости. Под ногами была жухлая трава, лес затянуло завесой густого тумана, а Мадара очень вовремя отделался от ощущения, будто он мальчик на побегушках. Разумеется, им руководил лишь шкурный интерес, но так уж вышло, что Хината хотя бы знает направление движения. К тому же, кроме неё всё равно никто не сможет это сделать, даже докопайся он до сути самостоятельно. Те, кто думают, что сенджитсу освоить сложно, в чём-то правы, те, кто думают, что невозможно, тоже. Те, кто считают, что всё сенджитсу одинаковое – круглые идиоты. Белобрысый герой мира сея шиноби стопроцентно балбес и ничего не понимает. Некоторые монахи, скрывающиеся в тёмных подземных кельях, назвали бы около сотни видов сенджитсу, не употребляя это название из-за его современности – века два с огрызком, чушь. Учиха же знал только три, причём о третьем узнал сравнительно недавно. Отрицательный – защита, отступление. Полезное, в общем-то, умение, но не пользующееся популярностью – люди по натуре хищники, чтобы там ни болтали, и подавить эти инстинкты практически невозможно. Положительный – нападение, атака. Самое оно для шиноби и политиков. Хаширама владел именно таким, оно легко текло сквозь его пальцы и проявлялось на лице тёмными багряными кругами. Нынешний Хокаге тоже им владел, хотя и гораздо хуже. И третий – нейтральный. Самый сложный, странный и самый бесполезный, хотя у Мадары возникло предположение, что Сенджу был с ним знаком, хоть и поверхностно, используя в качестве основы мокутона. Хината Хьюга была единственным человеком, который смог освоить его в полной мере, хотя сама себя считала новичком. Хината Хьюга была единственным человеком способным избавить его от практически добровольно принятого проклятия Эдо Тенсей. По крайней мере, в теории. А вот получится ли на практике - это как карта ляжет. Чёрт, а ведь в случае неудачи даже утопиться не выйдет, он проверял. Караван шёл ладно, ну, так предположил Мадара, наткнувшись на АНБУ в примерно километре от тракта. Спустя две минуты, полторы из которых мирно провожал шиноби до удобной для замаха катаны полянки, мужчина вскользь посмотрел на знак деревни. Кири. Очень хорошо. Они первые прекратили весь этот фарс, который длился года два после окончания войны: вся эта охрана в два три человека, доверие между бывшими врагами, совместные миссии без заключённых между деревнями союзов и так далее и тому подобное. Степень наглости достигла своего пика, когда на ночь перестали даже оставлять часовых. Тогда Мадаре не до того было, так как его преследовали все и вся, и он предпочёл запечатыванию податься в бега и залечь на дно, зато позже вдоволь навозмущался и некоторое время искренне радовался, сталкиваясь с отрядами, объединёнными нормальными знаками на протекторах, знаками Скрытых деревень, а не Объединённой армии. Учиха поднял маску, подкинул её вверх, а затем, поймав, переломил пополам, насладившись секундным хрустом. Воображение подкинуло картину разбитой рыжей маски и окровавленного ублюдка Обито. Мадара довольно ухмыльнулся собственным мыслям и, пройдя пару сотен метров, стал терпеливо ждать. Пробираться через облако – неприятно. Грязно-серое, словно пыльная вата, оно норовило леденяще мазнуть по лицу и оседало на доспехе невидимыми каплями. Если бы Мадаре когда-нибудь предоставили широкий выбор места жительства, то он выбрал бы место подальше от них. Идиотские облака, идиотские горы, дура-Хьюга, которой вздумалось поселиться именно здесь, идиотское охранное генджитсу, в которое он всё-таки влип по невнимательности... Второй раз! Узнает кто – засмеют. Ну, он бы сам себя точно засмеял. Но шаринган активировать не хотелось, а мысли ворочались медленно-медленно, поэтому Учиха продолжал бродить в облаке, попутно занимаясь глубоким самоанализом. Неблагодарное это дело, надо сказать. Надумал и набродил он основательно: когда добрался до пункта назначения, Мадара успел погрузиться в состояние меланхоличной апатии настолько, что даже не сразу расслышал тонкую музыку, льющуюся с небольшого крыльца. «Не знал, что она играет на флейте», - первая мысль, хотя откуда ему было знать что-то подобное... Потом мыслей не было – Учиха стоял и слушал. Её игра сильно отличалась от игры настоящих музыкантов, что развлекают феодалов и подыгрывают танцующим ойран. В негромких переливах мужчине слышался чей-то шёпот, обещавший исполнение самых сокровенных желаний, нечастый, полузабытый смех младшего брата, братьев, не только Изуны, и невыразимая словами тоска, которую ему было не понять. Последние ноты растворились в шуме деревьев, и отступившая было перед замаячившей впереди надеждой на избавление усталость вернулась, накрывая с головой. Мадара провёл рукой по лицу, стирая мерзкую невидимую паутину, и, нарочито громко шумя, преодолел те несколько метров, отделявшие его от Хинаты. Возводимый ею хрустальный замок рухнул, пронзённый хрустом веток, напоминавшим звук ломающихся костей, и осколки вонзились под черепную коробку. Чудовище, разрушающее прекрасное. Хината посмотрела на него снизу вверх. - Принёс? Вопрос был лишним. Женщина убрала самодельную флейту в складки оби и жестом приказала следовать за ней. Честно говоря, Мадара ожидал увидеть нечто большее, чем пустой свиток. Хината, кажется, тоже. Однако... В прошлом, ещё во время Первой мировой, клан Учиха и Хьюга иногда сцеплялись в коротких, но яростных, схватках. Не так кровопролитно, как с Сенджу, но это приятно разгоняло кровь, будто два зверя, встретившись на границе своих территорий, выдрали друг другу по несколько клоков меха, разодрали морды о чужие когти и разошлись до следующего раза. Но как-то так вышло, что ни разу за всё время этих стычек Мадаре не довелось видеть активированный Бьякуган столь близко. Взгляд Хьюга просиял: увидела что-то. Она смахнула мешающие волосы назад и, озабоченно хмурясь, стала вчитываться в невидимые письмена, если, конечно, это были именно они. Когда Хината, наконец, отложила свиток, желание дотронуться до рельефного рисунка вен достигло своего апогея. Частично - от кратковременного безделья. Учиха протянул руку и прикоснулся к её лицу возле внешнего уголка глаза. Женщина замерла, затаив дыхание, Мадара тоже почему-то замер - всё замерло. Во всём мире время остановилось на пару долгих мгновений. Ударит? Оттолкнёт его ледяную мёртвую ладонь? Поморщится и брезгливо отстранится? Хьюга судорожно выдохнула и прикрыла глаза; где-то очень далеко вновь затикали часы. То, как исчезают под пальцами вздутые, напитанные чакрой, сосуды – самое странное тактильное ощущение в его затянувшейся жизни. Никогда ещё Мадаре так сильно не хотелось переместиться куда-нибудь в другое место, куда угодно, хоть на главную улицу Конохи в шумный полдень, лишь бы не чувствовать давление леса, под могучими кронами которого скрывался свой маленький любопытный мирок, чуждый человеческому роду. Тут уместней бы смотрелся Девятихвостый демон, дремлющий возле гигантских деревьев, не прекращающаяся трескотня безликих духов уже порядком надоела, а от бесконечной зелени становилось дурно, хотя это надуманное – его телу чисто по определению не может быть дурно. Впрочем, Хината не испытывала никакого дискомфорта; арбалет на плече раскачивался, в такт шагам. Не удосужившись сменить кимоно на более приемлемую для дальней дороги одежду, женщина подобрала длинный подол, чтобы не вымачивать его в утренней росе; в какой-то момент она зацепилась сандалией о корень, из-за чего от неё отлетела подошва, и теперь под её босыми ногами разрасталась пышная, напоенная сенджитсу, шёлковая трава, даже если Хьюга проходила по голому камню, и теряла свой цвет, умирая, стоило только Хинате сделать следующие пару шагов. А Учиха, напротив, не испытывал ничего, кроме зудящего осознания, насколько он тут лишний. Лучше б в доспехах остался, оно привычней, но его провожатая настаивала на том, чтобы не привлекать внимания, следовательно – балахон ему в руки, а патлы в хвост. Поэтому Мадаре казалось, что он открыт всем стихиям, и беззащитен, как котёнок. Ведь лес был таким живым, и он был грязным пятном на его лике, не живой, не мёртвый. Это не его тело – оно создано техникой; но Учиха уже привык считать его своим. У него есть кровь, но её мало, и она густая, как разбавленное желе. Распоротый живот, вместо того, чтобы бы с приступом боли извергнуть из себя поток алой жидкости, разлетится на выглядящие трухлявыми бумажные лепестки, зато если порез совсем маленький, вроде распоротая кунаем кожа на кончике пальца, то бордовая, почти коричневая, капля нехотя, но всё же окрасит кожу в красный цвет. Железы исправно увлажняют глазное яблоко, и он не может смотреть на солнце, не щурясь, но если под веко попадает соринка, то дополнительной слёзной жидкости можно и не ждать: никаких слёз. Во рту – слюна, но её мало, поэтому по первости его преследовало иллюзиорное ощущение постоянной жажды. Потом привык. И ещё много других мелочей, не поддающихся законам анатомии, биологии и двинутой логике шиноби. Хотелось выругаться, да погрязнее, позаковырестей, но нужных слов не находилось. Дух материализовался прямо перед носом, на кривой ветке. Он повернул ассиметричную голову до упора, глядя пустыми глазницами, а потом раз – и голова застрекотала, возвращаясь в вертикальное положение. Кунай сам собой оказался в руке; нож пронёсся в том месте, где предположительно была шея исчезнувшего мгновением раньше духа, раньше, чем Мадара успел задуматься об этом. Хьюга резко остановилась, быстрым шагом подошла к нему и без замаха ударила по лицу. Звон пощёчины ударил по барабанным перепонкам, будя мысль: «Заслужил». Но Учиха только вызывающе искривил губы. Гнев, даже если и фальшивый, в чём он сомневался, красил Хинату; губы слегка приоткрылись, обнажая белую полоску зубов, волосы непонятно когда растрепались, щёки побледнели, а глаза метали молнии. Мадара, как всегда, всё испортил. Учиха напряжённо обвёл взглядом равнину. Пусто, как и должно быть – собрание Каге километрах в тридцати отсюда, слишком далеко. Даже странно, что гигантскую подземную библиотеку, к которой их привела карта, до сих пор никто не только не обнаружил, но и о её существовании догадываются только пронырливые туманники. И как только так проглядели... Мадара втайне понадеялся, что в конец охамевшего потомка, затесавшегося в Каге, кто-нибудь да кокнет. Хотя маловероятно – рядом с ним вечно крутилась некая белобрысая личность, а сейчас вдвоём они способны вырыть новую Долину Свершения. Если будут драться друг с другом – даже две. И вообще, Саске уже большой мальчик, сам справится. Мужчина натянул пониже сбившийся от порыва ветра капюшон. Находиться на открытом пространстве было непривычно, но раз сказано стоять на стрёме, он и будет: в этот раз причин возражать Хинате не нашлось, а древние фолианты ему были уже не интересны. Он слишком устал. Приобретённый ещё в детстве нюх на всякое дерьмо заставил его вскочить раньше, чем это произошло. Учиха успел пробежать вглубь пещеры до скрытого входа и дальше, вниз, три пролёта по выточенной в скале лестнице, когда прогремел взрыв. Из подземелий повалил полупрозрачный дым. Мадара и сам не понял, как ему удалось так быстро найти дорогу, но успел он как раз вовремя: Хьюга пошатнулась и завалилась на бок в тот момент, когда он был настолько близко, чтобы успеть её подхватить. Дело дрянь. Положить её на пол – дело пяти секунд, найти в её сумке нужный свиток – ещё три. Развязать оби, задрать майку, положить развёрнутый свиток на живот и направить в него чакру – остальные семь. Итого, пятнадцать секунд ушло на выполнение данной самой Хинатой инструкций, так как Учиха обладал весьма скромными медицинскими познаниями. Свиток перерабатывал его чакру во что-то непонятное, что сияло и растекалось по её телу; в какой-то момент женщина конвульсивно дёрнулась и на секунду открыла закатывающиеся глаза, но сразу же ослабла. Чернильные линии затухали, Хьюга не шевелилась. «Померла что ли?» - подумал Мадара. Нет. Дышит. Если человек потерял сознание, и возможности привести его в чувство нет, то есть два варианта дальнейших действий: добить или тащить. В данной ситуации первый вариант отпадал автоматически, поэтому приходилось тащить, вместе с ворохом свитков, которые Мадара каким-то чудом не забыл вперемешку бросить в сумку. Последние километры Учиха едва ли не бежал, и плевать что в гору, и вообще на всё плевать – он всё равно не уставал. Не думал он, что будет способен опьянеть... От запаха волос Хинаты его вело, голова кружилась, а она спала и ни о чём не подозревала. Вот ведь... Дверь Учиха проигнорировал – через окно было быстрей. Мужчина не знал, где её комната, он вообще мало что про неё знал, но в помещении, где он оказался, был диван. Осторожно уложив женщину на него, Мадара вылетел вон. Ветви деревьев замелькали вокруг с безумной скоростью, холодный ветер бил по лицу, отрезвляя, но запах, ненормальный, наркотический, не желал отпускать так просто. Наверняка, было бы безумно приятно зарыться пальцами в гладкие пряди и уткнуться в них носом, вдыхая дивный аромат, дурея от этого... Чушь собачья. По крыше барабанил дождь, Мадара механически очищал оружие от грязи, проверяя на наличие трещин. Хината ещё не проснулась, но её состояние, определённо, было лучше. Мужчина прислушался - сверху доносился какой-то шорох. Хьюга выглядела неважно, однако, не подурнела. Чем бледней, тем краше. - Ты взял свитки? - Взял. - Где? - Там. Женщина медленно кивнула, держась за висок, и протянула к нему другую руку. Понять её удалось быстро. - Собралась-таки умереть? – спросил он, протягивая отделённый от веера серп. Хината вскользь посмотрела на него, чуть сощурившись, собрала волосы в низкий хвост и резко провела по ним острым лезвием. Учиха проследил за кратким полётом живого шёлка и подумал, что всё к лучшему. Хьюга огладила новоприобретённое каре, будто наугад взяла один из свитков и, присев на нижнюю ступеньку лестницы, вскрыла печать. - Что там произошло? - Стояла защита, двойная. - И? - Оказалась, что тройная, - она нахмурилась. – А теперь, пожалуйста, помолчи. Помолчи, так помолчи. Мадара будет паинькой, пока Хината делает то, что от неё требуется. Примерно через полчаса, складка на её лбу разгладилась. - Сделаешь? - Да. - Что именно? - А это важно? Учиха на секунду задумался. - Нет. - Тогда как получится. Замечательно. Как получится – вернётся он в мир мертвых или останется в мире живых; Мадаре нравилась такая неопределённость. Будто он ещё жив. Смерти он не боялся, даже отчасти желал её. Люди боятся не её, они бояться неизвестности и того, что их забудут, а всё остальное – просто низменные инстинкты. Для него смерть могла стать долгожданным и необходимым отдыхом, лишив необходимости думать. Жизнь же... Места для него в этом мире, пожалуй, и не было. К тому же, он чертовски устал. - Сколько времени это займёт? – спросил Учиха, думая, что чем быстрей, тем лучше – сказалась врождённая нетерпеливость. Хината подпёрла голову рукой, беззвучно шевеля губами. - Я ещё не разобралась до конца... может, вообще ничего не получиться... – протянула она, а затем твёрдо сказала. - Две недели, - пристальный взгляд. – Минимум. Какого чёрта так долго?! - Можешь катиться на все четыре стороны, - резко отрезала Хьюга. Будто прочитала его мысли и обиделась. Мадара твёрдо решил, что никуда не уйдёт, даже если начнёт подыхать тут со скуки. - Кто пишет? – язвительно. Хината бегло просмотрела послание и мягко погладила почтовую птицу по головным перьям. Та легонько клюнула её в указательный палец. - Капитан АНБУ, - ответила она и очаровательно улыбнулась. Мадару передёрнуло – то ли от улыбочки, то ли от того, что он слишком хорошо знал, о каком капитане идёт речь. Учиха никогда не любил пещеры. Ему казалось, будто он оказался в чей-то глотке, и вот-вот будет съеден. Отвратительное ощущение, даже если рационализм вопит о том, что это не так. Наверное, какой-то особый подвид клаустрофобии. - Что я тут делаю? – спросил Мадара, зачем-то глуша голос. - Не хватает одной печати, тут должна быть, - тоже шёпотом ответила Хьюга. Пауза. Ещё несколько шагов в каменном аппендиксе – затем стало попросторней. Через два поворота направо можно было выпрямиться в полный рост, а вскоре проход расширился до приличной дороги в толще земли; откуда-то сверху проникал солнечный свет, утопая в витающей в воздухе пыли и тени скал. - Мы тут не одни, - озвучил Мадара очевидную вещь, не скрывая неприязни в голосе. Хината, наверняка, почувствовала их раньше. - Если вздумаешь что-то выкинуть... – прошипела она. - То что? Женщина перекинула арбалет с плеча в рабочее положение: тетива была натянута заранее, болт находился на положенном ему месте. - То обвалится потолок. И стены, - спокойно закончила Хьюга и активировала доджитсу, поясняя. – Тут всё в трещинах. Мужчина пожал плечами и положил руку на пока что свёрнутую цепь кусаригамы** – гунбаем*** тут было не развернуться, поэтому Учиха оставил его «дома». А у Обито было настолько хорошее настроение, что хотелось по-простому дать ему в челюсть. Но если он так сделает, то потом будет обвал; сам-то выберется, а Хината слабая, умрёт. К тому же, не сбивать же ей прицел. Пусть лучше ведёт переговоры - у него не тот настрой, а пройти дальше надо. Кажется, Обито собирался помалкивать и предоставить своему спутнику решать щекотливую ситуацию. Небось, они тоже просекли фишку с потолком. - Не ожидал тебя здесь увидеть... – задумчиво протянул Какаши, в своё время промывший мозги «Тоби». - Ну что вы, Какаши-сан... Ну, хоть не сенсей! Этого бы он не пережил. Блеск. Так они ещё и знакомы. Хината и не думала опускать оружие, и пока они с Хатаке обменивались любезностями, Хьюга растеряла или умело скрыла, что вероятней, присущий ей холод, нарочито робея перед собеседником. Ещё и улыбалась так неприятно, слишком по-девичьи, это её портило. Мадара краем глаза следил за Обито, у которого никак не получалось подавить удивление; мужчина переводил взгляд с него на Хинату и обратно. Неужто и Обито её знает? Получается, только Мадара не в курсе, ну да, конечно. Твою ж мать. - Ну ладно... Нам, пожалуй, пора, - закончила эту бессмыслицу Хьюга, отчётливо выделяя слово «нам». За всё время разговора она держала Какаши на прицеле. - Да, нам тоже, - согласился Хатаке. Взгляд Обито стал враждебным. Когда они на мгновение оказались вплотную друг от друга, Мадара не без удовольствия заметил, как уголки губ Хинаты опустились, возвращая ей кукольную красоту театральной маски, и не удержался, чтобы не направить в сторону Обито и Хатаке немного своей чакры. Их энергия откликнулась резонансом, а Хьюга перекинула арбалет обратно за спину. Если вдуматься, то ему уже давно всё равно. Хьюга заснула, положив руки на стол, в окружении свитков. Пару часов назад она сказала, что почти закончила. Значит, со дня на день... Нет, пока рано об этом думать. Успеет ещё. Руки Хинаты – как пергамент, в неровном свете свечи не отличить, а женщина не любила электрическое освещение. В этом Мадара был с ней солидарен – оно его раздражало. На фоне технического прогресса искусство шиноби теряло что-то невообразимо важное, заметное лишь самим шиноби. Учиха озадаченно взъерошил волосы. Ну и что с этой дурёхой теперь делать? Мужчина молча сходил за плащом, так же молча набросил его на казавшиеся хрупкими женские плечи и потушил свечу. Комната погрузилась во мрак. Десять секунд – стандартный промежуток между выстрелами по мишени, которую Хината терзает последние часа три. Сегодня утром она сказала, что всё готово. Стук – попадание-попадание-попадание – оборвался. Мадара отсчитал десять секунд – ничего. Мужчина поднялся с холодной крыши – прорывающихся сквозь облака лучей не хватало, чтобы её нагреть – и спрыгнул вниз. Хината, сгорбившись и скрыв лицо в положенных на колени руках, сидела на низком крыльце-веранде, поставив босые ступни на серую скруглённую гальку, которой стоило быть где-то на берегу моря, а не высоко в горах. Небрежно сброшенные сандалии валялись рядом с аккуратно прислонённым к порогу арбалетом. Когда Учиха подошёл и сел рядом на доски, сохраняя дистанцию, женщина даже не шевельнулась. В глухом молчании, которое казалось громче самых отчаянных воплей боли, прошло по меньшей мере пять минут. - Какая же я дура... – тихо сказала Хьюга и подняла на него покрасневшие заплаканные глаза. Лучше б не поднимала. Думать о том, что он опять что-то разрушил – в данном случае добавил к чистой красоте уродливых слёз – было противно. - Действительно, - согласился Учиха и вытер прозрачные полосы влаги на её лице тыльной стороной ладони. – Не реви, тебе не идёт. Вдруг он вспомнил, что раньше её видел. Давно, в какой-то прошлой жизни, со времён которой прошло целых пятнадцать лет, Мадара участвовал в большой битве, а Хината попыталась закрыть общую надежду на победу в лице одного человека собой. Её тоже тогда спасли, тоже закрыли, тоже кто-то с Бьякуганом, ветвь – побочная; Хьюга тогда была неуклюжим котёнком, который может умилить сентиментальных личностей, но не более. Учиха очень смутно запомнил этот эпизод, разве что в памяти отложилось, что Обито после этого начал нести какую-то ересь, которой, повзрослев, понабрал чёрти где. Мадара ему точно такого не говорил. Пятнадцать лет изменили Хинату, так что неудивительно, что он её не узнал. Хьюга не превратилась в львицу, но выросла в породистую кошку, чью поступь порой не может уловить даже чуткий слух шиноби. Сейчас ей где-то тридцать... Учиха предполагал, что старше. - Я знаю... Мне говорили. - Кто? Не ревность. Просто колет неприятно. Мужчина положил руку ей на шею, ощущая биение пульса. Эта женщина была такой живой... - Люди, - она равнодушно пожала плечами. – На похоронах двоюродного брата. В глазах Хинаты плескалась боль, не относящаяся к старой смерти. Женщина болезненно скривилась и уронила голову на руки. Доспехи были сложены в стороне, так же как оружие и водолазка – кровь, которой Хината вычерчивала символы, лучше ложилась на кожу. Учиха с любопытством следил за её действиями, а так же старался как можно лучше запомнить самого себя. Мадара умирал уже два раза. В первый раз он просто не успел – катана Хаширамы мягко вошла в тело со спины, наполнив грудь сладкой болью, и стало просто не до того. Миллиметр левее, и Сенджу попал бы в сердце. А во второй раз он был стар, дряхлое тело не было им в полной мере, это были жалкие останки его телесного «я». Запоминать было нечего. Запомнить себя перед смертью – редкий дар, достающимся не многим, и Учиха не знал, за какие блага его получил. - Закрой глаза. Он повиновался. Тёплые пальцы обожгли веки. Ему было всё равно, что конкретно произойдёт. Мадара просто ус-тал. Смерть - как сон, избавление, ему будет хорошо... А если к нему вернётся жизнь, то всё равно он не будет ничего делать: сгребёт Хинату в охапку и утащит куда-нибудь, на самые дальние морские острова, чтоб не выпендривалась. И будет отдыхать, долго, нескольких коротких лет не хватит. - Всё? – спросил он, когда копошение закончилось. - Всё. Постарайся не шевелиться. - А это больно? – брякнул вдруг Учиха. Женщина коротко и тихо засмеялась. - Ни в коем случае. Шаги: раз, два, три, четыре, пять, - остановилась. Мадара с лёгкостью поймал момент, когда начался процесс его долгожданного освобождения. По телу заструилась не чакра, но энергия, созданная сенджитсу, она дарила ощущение невесомости и разрушала искусственное тело. Мужчине хватило опыта, чтобы определить – это необратимо, но ему и не надо было. Учиха услышал шум гальки под чужими ногами, однако, когда Хьюга бросилась к нему, обнимая, сшибая с ног, глаза распахнулись сами собой. Пьянящий запах волос Хинаты окутал в одно мгновение, и Мадара увидел ярко-голубое небо. Спустя секунду его ослепил яркий белый свет. *Имя «Хината» переводится как «солнце». **Кусаригама - нечто среднее между серпом и булавой. Самураи использовали необычное оружие следующим образом: воин размахивал оружием над головой, метил во врага и либо ранил его острым лезвием, либо оглушал специальным железным грузилом, присоединенным к рукоятке при помощи цепи. ***Гунбай - боевой веер. К Гунбаю Мадары прикреплена цепь, построение которой похоже на хлыст девяти частей. Она состоит из длинных, твердых звеньев, связанных между собой кольцами и оканчивается серпом, что роднит это оружие с кусаригамой.