Равноценный обмен

Красноватое заходящее солнце пробивалось в щели между шторами, разбивая уютный сумрак библиотеки. Его лучи бережно гладили затылок темноволосого мужчины, напряженно замершего перед мерцающим экраном ноутбука. — Все еще работаешь, Кроуфорд? Дверь противно скрипнула, и в проеме возник рыжеволосый парень в джинсах и облегающей футболке. — Не сейчас, Шульдих, — отрывисто предупредил хозяин кабинета. Тот, не обращая внимания на слова и гневный взгляд, прошелся по нагретому солнцем полу и вальяжно опустился на широкий кожаный диван. — Я хотел сказать, что Наги и Фарф благополучно добрались до Киото, — Шульдих потянулся и закинул босые ноги на подлокотник. — Я понял. Теперь убирайся. — Хамло. Я ему хорошие новости, а меня снова за дверь. — он старательно изобразил обиду. Кроуфорд возвел очи горе, раздраженно захлопывая ноутбук, откинулся на высокую спинку кресла и, вздернув бровь, окинул нарушителя спокойствия оценивающим взглядом. — Только давай без этих игр, — предупреждающе вскинул руку Шульдих. Бровь вопросительно изогнулась. — О, майн год, — в свою очередь уставился в потолок Шульдих. — Сколько мы знаем друг друга? — Он перевел взгляд на молчавшего напарника и сам же ответил: — Лет шесть. И все это время ты, — он обвиняюще ткнул пальцем в собеседника, — строишь из себя большого босса. За линзами очков промелькнуло нечто, похожее на удивление. — Именно, — подтвердил обвинение Шульдих. — Выглаженные костюмчики, дорогие сорочки и галстуки. Начищенная обувь и отполированная кобура. Пафосные встречи, задумчивые взгляды в монитор. Бесконечный кофе и, конечно, биржевые сводки. Гневный взгляд Кроуфорда его пыла ничуть не уменьшил. — А что за этим? — Шульдих возмущенно фыркнул: — Мы такая же оперативная группа, как и десятки других. И твои шикарные костюмы никак не влияют на результативность. Вальтер не в пример более лоялен к своим парням, а по результатам намного нас опережает. Вопрос: к чему вся эта пафосная мишура? Мы что, не можем делать свое дело тихо и не высовываясь? Не появляться на встречах, не заводить ненужных, лишних знакомств? Не плести интриги за спиной работодателя? Кроуфорд сцепил пальцы в замок, опираясь локтями о стол и заинтересованно глядя на напарника. — О, ну да, — немец наконец перехватил его взгляд. — Я идиот. И клоун. А ты у нас делец, настоящий финансовый воротила. — Я никогда не считал тебя идиотом. От неожиданности Шульдих слегка утратил нить рассуждений и прежний запал, но молчать было выше его сил. — Я доверяю тебе, шеф. Но перестаю понимать смысл всей этой мышиной возни. Задание элементарное, к чему усложнять? Мы простая охрана. Чем незаметнее, тем лучше, разве я не прав? К чему твои костюмы? Зачем встречи с инвесторами и брокерами? К чему вся эта фальшивая финансовая активность? Ты же никогда не разбирался в ценных бумагах! — Фальшивая? — в наступившей после излияний Шульдиха тишине голос Кроуфорда прозвучал угрожающе. Шульдих резко выпрямился на диване, с настороженностью глядя на огибающее стол начальство, которое медленно приближалось, на ходу снимая очки и ослабляя узел галстука. — Фальшивая активность? — еще раз повторил Кроуфорд, не то переспрашивая, не то возмущаясь. Он мягко опустился на диван рядом с Шульдихом, расстегнув пуговицу пиджака и ослабив тесный воротничок рубашки. Шульдих отодвинулся к противоположному концу дивана. Кроуфорд сейчас особенно напоминал хищника. Взгляд его, тяжелый, неотрывный, заставлял нервничать. Нарочито медленные движения и успокаивающий тембр голоса — все, чтобы жертва не была готова к броску. Шульдих шумно сглотнул, почти почувствовав смертельную хватку на горле. — Сколько ты в моей команде, Кукловод? — вдруг спросил Кроуфорд, отвлеченно разглядывая стянутый с шеи синий галстук. Этот простой вопрос неожиданно ввел Шульдиха в ступор. — С-сколько? Года три, по-моему… — пожал он плечами. — Три года, — протянул Оракул, не отрывая взгляда от скользящей меж пальцев шелковой ленты. Шульдих зачарованно глядел на сильные загорелые руки и очень ясно представлял, как они лягут на его бледное горло и стянут, сдавят, как сейчас галстук. И тогда, в последние мгновения, пока тьма не застит глаза, он увидит Кроуфорда близко-близко, так, как не надеялся увидеть никогда. Надо только успеть за это короткое время впитать его всего, унести с собой в небытие. Даже самому себе в темноте собственной спальни Шульдих никогда бы не посмел признаться… — И сколько из них ты поставляешь информацию Вальтеру? — голос Кроуфорда был сух, как песок Сахары. — О чем ты? — встрепенулся Шульдих. Слишком поспешно. — Ты три года в нашей команде, — Оракул выдавил улыбку. — Но не с нами. — Кроуфорд покачал головой. — Так не может продолжаться вечно. Я терпелив и снисходителен, и даже готов бесплатно снабжать Вальтера дезой. Но твоя преданность этому ублюдку, этому выкормышу Миллера, просто поражает. — Кстати, — он вновь пристально взглянул на окаменевшего Шульдиха, — я читал твое досье. В неотредактированном варианте. Там были интересные описания экспериментов герра Миллера… Шульдих зажмурился и опустил голову. Где-то глубоко в подвздошье сжимался колючий ледяной кулак, в клочья размалывавший нутро. Он не готов был обсуждать свою… проблему. Не здесь. Не сейчас. Не с Кроуфордом. — Знаешь, Вальтер — он ведь так гордится своей нормальностью, — шепот Кроуфорда раздался совсем рядом, и Шульдих вздрогнул. Его плечи напряглись, когда теплые руки легли у основания шеи. Сейчас. Надо открыть глаза. Выдохнуть что-нибудь колючее и ехидное. — А ты паранорм. Куда уж дальше от его среднестатистических идеалов? Кроуфорд хмыкнул. Гладкая шелковая лента обернулась вокруг шеи и легла на ключицы. — Но тебе и этого было мало, да? — Голос Кроуфорда звучал еще ближе, теплое дыхание обдавало щеку Шульдиха. Глубокий бархатный баритон словно сгущал воздух вокруг. — Скажи мне, как давно ты хочешь его? Шульдих резко вскинул голову и уставился на Кроуфорда. От обвинений в нелояльности лидеру всегда можно было откреститься. Прямых приказов он не нарушал, а все тесные контакты с группой Вальтера можно было списать на укрепление межкомандных отношений. Кроме того, негласно стукачество в Розенкройц поощрялось. Это помогало держать в тонусе лидеров команд и контролировать их. С мужеложеством было сложнее. Или проще. Гомосексуализм в Розенкройц истерически искоренялся. Под запретом находились не только отношения, но даже мысли и чувства. Любой взгляд, любое слово могло стать причиной для публичного разбирательства, где каждый был препарируемой лягушкой на глазах у толпы. Это гораздо надежнее телесных наказаний отбивало всякую охоту не только искать партнера своего пола, но и вообще заниматься сексом. — Бред. — Шульдих еще попытался улыбнуться по привычке широко и нахально, но и сам знал — не получилось. Кроуфорд был непозволительно близко, и от горьковатого запаха его парфюма кружилась голова. — Как ты это представляешь? — Взгляд Оракула без защитного стекла очков пронизывал Шульдиха насквозь. И, как ни странно, в нем не было презрения. — Скажи мне. — Ты в самом деле думал, что в обмен на информацию Вальтер будет трахать тебя? Шульдих отшатнулся от откровенности его слов. Думал — не думал? Какая теперь разница? Кроуфорд стянул концы галстука, накручивая их на кулак, и притянул Шульдиха обратно. Теперь их лица оказались совсем близко. — Вальтер никогда, слышишь, никогда, не сможет дать тебе того, что ты хочешь, — в голосе Кроуфорда слышались рычащие нотки. И это был голос… собственника. — А ты? Он не ждал ответа – он ждал удара. Кроуфорд усмехнулся и, потянув за галстук, поднял Шульдиха на ноги. Тот, резко отведя голову, спотыкаясь, попятился. Кроуфорд с застывшей на лице ухмылкой вел его, плотно придерживая шелковый повод. Наконец бедра Шульдиха коснулись края стола, и он, под давлением продолжавшего приближаться Кроуфорда, вынужден был опереться о теплую полированную поверхность столешницы. — Неверно поставленный вопрос, — оскалился Оракул. Он плотно прижался грудью к Шульдиху, продолжая удерживать его за обернутый вокруг шеи галстук. — Вопрос в том, сможешь ли ты принять всё, что я смогу дать тебе? Шепот отравой втекал в уши Шульдиха, все туже закручивая спираль возбуждения, заставляя подаваться бедрами вперед, судорожно глотая ставший невыносимо густым воздух. — Дааа… Глаза Кроуфорда потемнели от страсти. Даже сквозь щиты Шульдих мог чувствовать его возбуждение. Он представил себе член под тонкими брюками — сжатый плотными плавками, разбухший, сочащийся. Рот наполнился слюной, глаза заволокла пелена. Он мог думать только о том, как сможет взять его в рот, провести языком по рельефным венам, ощутить солоноватый вкус головки… Кроуфорд отступил, галстук повис на шее Шульдиха, задевая сквозь тонкую футболку возбужденные соски. — Разденься, — глубокий и властный голос обжёг кожу Шульдиха плетью. Он всхлипнул и уставился на Кроуфорда: — Я… — Снимай с себя все или я сделаю это сам. Шульдих торопливо закивал и стянул футболку. Отбросив ее, он потянул молнию джинсов, позволив им упасть у его ног бесформенной кучей. Белья на нем не было. Слегка поежившись под пристальным взглядом Кроуфорда, Шульдих потянулся прикрыть руками промежность. Он все еще не мог поверить, что это происходит на самом деле. Как и в то, насколько сильно возбужден. — Тебе холодно? Кроуфорд не спешил скидывать одежду и присоединяться к нему. — Нет. Шульдих очень остро ощущал свою обнаженность. — Нет, сэр, — мягко поправил его Кроуфорд. Мягкость отдавала сдержанностью стали. — Нет, сэр, — послушно повторил Шульдих. — Страшно? — Кроуфорд ухмыльнулся. Шульдих покраснел. — Да, сэр. — Сядь на стол, — последовал приказ. Шульдих послушно подтянулся на руках и присел на край стола. Теплая нагретая древесина шелком льнула к обнаженным ягодицам. — Ложись, — четко произнес его напарник, обводя взглядом контуры тонкого тела. Шульдих медленно опустился спиной на столешницу, не сводя взгляда с дьявольски ухмыляющегося Кроуфорда. Почему-то показалось, что сейчас он рассмеется, потрет ладони и велит прекращать этот спектакль, заодно предъявит парочку-другую скрытых камер, которые фиксировали всю степень распущенности молодого немца. И вся его жажда, которую, он уверен, невозможно было скрыть, выплеснется серией безобразных кадров. Особенно было неудобно за непреходящую эрекцию, словно она и только она обличала всю степень падения Шульдиха. — Руки за голову, — прозвучал очередной приказ. Глаза Шульдиха расширились. Он завел руки, ухватившись ими за край столешницы. Кроуфорд сделал несколько шагов, приближаясь, затем свернул в сторону, обходя стол с распятым на нем Шульдихом по кругу. — Какая гладкая кожа, — восхищенно пробормотал Кроуфорд, не сводя жадного взгляда с худощавого и подтянутого тела. Кончиком пальца он очертил контуры мышц на груди, слегка задев сосок. Шульдих еле слышно застонал, прикрыв глаза. Затем он почувствовал прикосновение к своей ключице. Пупку. Бедру. Предплечью. Ему удавалось оставаться неподвижным, пока Кроуфорд не пробежался пальцами по всей длине члена — тут его бедра взметнулись вверх. — Лежать, — хриплый голос Кроуфорда стегнул кнутом по оголенным нервам. Шульдих всхлипнул. Рука Кроуфорда перестала касаться его, и Шульдих приоткрыл глаза. Он увидел, что его напарник расстегнул ширинку брюк, и оттуда торчит член. Восхитительно большой. Кроуфорд спустил брюки, откинув их в сторону, и одним мощным движением забрался на стол, сев верхом на грудь Шульдиха. Взяв свой член в руку, он недвусмысленно направил его к губам Шульдиха. — Если ты хорошенько постараешься… Его не нужно было принуждать, он открыл рот и позволил Кроуфорду скользнуть внутрь. Затем поднял голову и начал упоенно сосать, лаская головку языком и захлебываясь слюной. Ощущение члена во рту, неторопливые движения Кроуфорда, его вкус на языке заставили Шульдиха возбудиться еще сильнее. Он извивался на столе, с его собственного члена уже капало на живот. — Все это хорошо, — сказал Кроуфорд, слезая со стола, — но тебя необходимо научить контролю. Он обошел стол и жестко сжал щиколотки Шульдиха. Затем поднял его ноги вверх и развел их в стороны, зафиксировав в этом бесстыдно открытом положении. — Не шевелись. Шульдих застонал при мысли о том, насколько он открыт сейчас жадному взгляду. Каким он, должно быть, кажется готовым к тому, чтоб его оттрахали. И как он вправду к этому готов со своим стоящим колом членом. — Ты смущен? — Кроуфорд скинул рубашку, вопросительно глядя на него. Мощное тело с развитыми мышцами и загорелой кожей вызывало желание почувствовать его тяжесть на себе. Шульдих дернулся, но жесткий голос Кроуфорда вновь пригвоздил его к месту: — Лежать. Шульдих с готовностью подчинился. Кроуфорд приоткрыл дверцу одного из шкафов, в которую было вмонтировано зеркало в полный рост. — Посмотри на себя. Шульдих приподнял голову, чтобы видеть. Зеркало отразило его: бедра подняты в воздух, ягодицы широко разведены, яички тяжело повисли. Сжимая в руке галстук, Кроуфорд захлестнул петлей мошонку, приподнял ее, затем позволил упасть, проведя кончиком пальца по чувствительной коже за ней. Шульдих ахнул. — Не опускай голову. Шульдих подчинился, мышцы пресса напряглись, обрисовывая подтянутый живот. Кроуфорд открыл ящик стола и достал небольшой тюбик со смазкой. Член Шульдиха запульсировал при мысли о том, куда ее будут наносить. Кроуфорд растер смазку между пальцами и, легко прикасаясь, обвел его вход, слегка надавливая и потирая. Шульдих всхлипнул. Шея уже затекла, но он не опускал головы, наблюдая в зеркало, как длинные искусные пальцы скользят между его ягодицами. Как кончик одного из них слегка входит в его тело, непрестанно двигаясь, скользя внутрь и наружу. Внезапно Кроуфорд остановился. Шульдих вопросительно глянул на него, но тут же ахнул и прикрыл глаза, почувствовав, как палец резко вошел в него до конца. И снова. И снова. Кроуфорд добавил второй палец, и Шульдих откинул голову, застонав. Пальцы ходили в нем, не останавливаясь, заставляя стонать непрестанно. Кроуфорд слегка сгибал их, потирая простату, вынуждая Шульдиха корчиться на столе от немыслимого удовольствия. Когда Кроуфорд добавил третий палец, Шульдих подумал, что уже достаточно готов. Он еще шире развел ноги, бесстыдно предлагая Кроуфорду заменить пальцы членом. Но, словно назло, Кроуфорд остановился, вытащив пальцы совсем. Шульдих снова сфокусировал взгляд на зеркале и увидел, что его анус полностью раскрыт. Затем Кроуфорд резко вернул руку обратно. Снова три пальца. А потом, это казалось невозможным, но в него вошли четыре пальца. Кроуфорд безжалостно пронзал ими Шульдиха опять и опять. — О! Это… — Шульдих прикусил губу, застонав. Рядом он слышал хриплое дыхание Кроуфорда. Немец приподнялся и задохнулся. Вид пальцев Кроуфорда, исчезающих в нем, почти привел его на грань. — Нравится? — хрипло спросил Кроуфорд. — Даа, — простонал Шульдих. Пальцы исчезли. Кроуфорд загородил собой вид в зеркале. Склонившись над Шульдихом, он надавил головкой своего члена на его растянутый вход, а затем плавно вошел в него. Шульдих чувствовал, что он полностью во власти этого человека. И это осознание подталкивало его к грани более всего остального. Он встретился взглядом с темными глазами Кроуфорда и, ухмыляясь, сжал задницу вокруг этого большого члена. — Ах, ты… — Кроуфорд задрожал и толкнулся глубже, входя на всю длину. Шульдих снова сжал мышцы. Ощущение того, как горячий член проникает в него, заставляло Шульдиха сходить с ума от возбуждения. Кроуфорд обхватил руками его приподнятые ноги и начал трахать его, завороженно глядя на то, как его член входит и выходит из растянутого отверстия. Шульдих полностью отпустил себя, он с наслаждением принимал член, подаваясь бедрами навстречу Кроуфорду. Тот ускорил движения, каждым ударом касаясь простаты, распаляя партнера все сильнее. — Давай, — прошептал Кроуфорд, — кончи для меня. Сильно. — Майн год! — этому приказу Шульдих не мог сопротивляться. Опаляющее удовольствие пробежало по нервам, выгибая позвоночник и выплескиваясь длинными тягучими струями на живот. — Да, — простонал Кроуфорд и с силой вошел в него еще раз, наполняя его горячей спермой. Затем он вышел, и Шульдих почувствовал, как по его ягодицам стекает жидкость. Кроуфорд собрал ее пальцами и воткнул их в растянутое отверстие. — Ты не представляешь себе, как соблазнительно выглядишь, — восхищенно сказал он. — Сейчас, когда моя сперма вытекает из тебя. Кроуфорд пальцами собрал с живота Шульдиха капли спермы и протолкнул их внутрь еще сжимающегося входа. Шульдих задохнулся, выгибаясь, подставляя жадному взгляду Кроуфорда шею и грудь с твердыми сосками. Кроуфорд опустил порядком затекшие ноги Шульдиха и прошелся языком по плоскому животу. Затем помог ему подняться и упасть на диван. Ноги Шульдиха не держали. — Это была впечатляющая демонстрация, — ухмыльнулся он. — Если на переговорах ты используешь такие же методы, я не удивляюсь твоим успехам. — Значит, ты все-таки признаешь, что я делаю успехи, а не просто «произвожу впечатление»? — в тон ему поинтересовался Кроуфорд, растягиваясь рядом на диване. — Я никогда так не думал, — невинно пожав плечами, ответил Шульдих. И на вопросительный взгляд Кроуфорда пояснил: — Ну, надо было как-то поколебать твою уверенность. Видишь, чем это обернулось. Он обвел рукой свое тело, глаза его светились удовольствием. — Ах, ты… — Кроуфорд потянулся рукой к его шее, но Шульдих оказался проворнее и, перехватив руку шефа, прижал ее к дивану, взгромоздившись сверху на Кроуфорда. Губы расплылись в довольной ухмылке. Кроуфорд пристально взглянул в его глаза и спросил: А как же Вальтер? Шульдих на миг задумался, сведя тонкие брови. Потом вновь улыбнулся и, поцеловав Кроуфорда в кончик носа, произнес: — Вальтер предпочитает связать своих людей кровью. — А я? — Ммм… Спермой? — Хм. — Твой способ, определенно, лучше.