Ты раздражаешь

Ледяному Джеку хотелось врезать, да так, чтобы трещали, словно тонкая корочка льда под новым коньком, кости. Почему-то Кролик даже не сомневался в том, что и они у него белее обычного. Прямо как кожа, временами казавшаяся неосязаемой. Призрачная плёнка, покрывающая тело, не спешила уходить даже после того, как вера в парнишку распространилась по всему земному шару. Справедливости ради, ему всё ещё попадались дети, не знающие о хранителе. - Кто такой Ледяной Джек? - Всего лишь выдумка, дорогой. Только не для Кролика. Скрип идеальных, по словам Феи, зубов, раздирал чувствительные уши, когда какой-нибудь смеющийся ребенок проносился сквозь Джека. В такие моменты он заметно бледнел, на мгновение, вскоре вновь показывая улыбку. И эту самую улыбку хотелось размазать по смазливому лицу, чтобы синеватые от мороза губы больше никогда не смеялись, а в глазах не плясали снежинки. Но какой тогда во всём этом интерес? Смысл наблюдений за Фростом и радость от колких замечаний пропадёт, если жертва превратится в однобокое бревно. Если снежинку лишить всех лучей, от неё ничего не останется. Взгляд юноши иногда пугал больше, чем вышедшие из-под контроля кошмары. Снежная пустыня, бескрайняя, скованная льдами, не допускающими к своей поверхности мельчайшего проявления жизни, в одну секунду заполнялась метелью, громким смехом, едва смешанным с безумством. Джека хотелось растопить, сломать, подмять его непокорное тело под себя и сказать, как же по-шлюшьи выглядит он в этих обтягивающих хрупкую фигуру джинсах, в задирающейся от ветра толстовке (ты что, правда ничего не носишь под ней?), с буйной копной волос, по ощущениям покрытыми инеем, и не закрывающимся ртом, найти применение которому достаточно легко, было бы желание. А желание есть. И, кажется, не у одного Кролика. Новоиспечённый хранитель не нуждается в глупых и абсолютно пустых по своей сути признаниях, не выпытывает сентиментальных обещаний, он просто сваливается, как снег на голову, и забирает то, чего хочет. А что нужно тому, кто провёл несколько сотен лет в бескрайней вьюге, догадаться несложно. — Поговаривают, кролики трахаются столько, сколько живут — Ух ты, наш мальчик так быстро растёт, и много ты узнал об этом увлекательном процессе? — Достаточно, можешь мне поверить — Поверю, когда проверю Кролик грубо впечатывает парня в стену. На его удивление, по влажной почве пасхальных нор пробегается морозный узор. Вскоре звериные когти оставляют на тонком плече яркие полосы. От контраста температур мокнут губы, кожа, мальчишка отчаянно ловит каждое прикосновение, покорно прогибается, прося большего. Он достаточно провёл в одиночестве, чтобы задыхаться от ощущения смятой под пальцами шерсти и несвойственному телу жара. Кролика, кажется, пробивает озноб, выжигающий грудину холод. Им обоим нужна была разрядка. Неважно с кем, но неплохо, если друг с другом. Это ничего не меняет. Это не должно ничего менять. Джек раздражает, от него уши сворачивает и в голове звенит. Успокоить могут только россыпи багровых пятен на белом полотне кожи. Словно весна, не желая мириться со стужей, заронила во льдине свои ростки, наполнившие пустыню терпким ароматом. Прямо как на Пасху в 68ом.