Suffocation

Ким Сокджин самый нормальный парень, айдол, завидный мировой красавец и, вообще, очень хороший, добрый человек. Но даже у нормальных людей есть свои "тараканы" в голове. Например,у Джина они тоже имеются, как и "скелеты в шкафу", уже не то, что там какие-то букашки. Цвет его ориентации, как и цвет линз Тэхёна, был голубым, словно небесная, прекрасная высь. И он считал это нормальным. Ему, взрослому парню, нравится розовый цвет, и он ничего не может с этим поделать. И он считал это нормальным. У него нежный, звонкий, будто переливающийся голос, который иной раз мог превращаться в эротичный, весьма возбуждающий шёпот. Для него это опять же норма. Про красоту же его можно говорить часами, и влюбиться в этого человека можно было с первого взгляда. Джин это понимал, и принимал это как должное. Прекрасная, добросердечная принцесса, не иначе. Все так считали. Но особенно так считал Намджун, без памяти влюблённый в свою принцессу. Их отношения начались сравнительно недавно. Лидер долго мучался от безответной любви, потому что внезапная робость в присутствии хёна ломала все планы признания в этой самой, лазурного цвета, любви. Он думал, что его чувства нелепы, а себя он считал не красивей тэхёновского Ёнтана. Как такой прекрасный, очаровательный, восхитительный, чудесный, изумительный...синонимы к имени Ким Сокджин можно подбирать целую вечность...парень сможет снизойти до такого, как Намджун? Ему с хёном не сравниться никогда... Поэтому, грустно опуская голову и убито смотря под ноги, Ким разворачивается и уходил, игнорируя вопросы Сокджина о том, что с ним такое. Так же он запирался в комнате, пытался писать текста к песням, но это выходило из рук вон плохо, как, впрочем, и остальное, за что бы парень не брался. И однажды, Джун не смог сдержать всё в себе, и тихо заплакал, сидя в своей комнате и с силой сжимая очередной неудавшийся текст на исписанном листе бумаги в испачканной чернилами ладони. Всё бы ничего, да вот совсем не вовремя вошедший в комнату Джин, и обнаруживший его в таком состоянии, лиш усугубил и без того плачевную ситуацию. Он пытался заговорить с ним, но тот просил уйти и оставить его наедине с его проблемами, а Джин просто взял и обнял опешившего, и даже на мгновение переставшего плакать Джуна. В общем, если бы Сокджин тогда не спросил, что происходит с Моном, а Мон же в свою очередь не выпалил, что без ума от старшего, то, пожалуй, у них бы ничего не получилось. В настоящий момент репер сидел в своей комнате на просторном, мягком диване, поглаживая голову лежащего у него на коленях хёна, и смотрел какую-то романтическую дораму. Время было уже весьма позднее, но это не мешало им бодрствовать. Джин то и дело умилялся целующимся главным героям, хотя сами они с Моном никогда не целовались, ведь оба слегка стеснялась, да и вообще, считали, что пока рано. Странно, но это их общая идеалогия. И это сближало их... Как-то раз, морозным зимним вечером, сидя под широким, тёплым пледом, на этом же диване, с чашками горячего какао с зефирками в слегка замёрзших после прогулки ладонях, они обсуждали общие и не общие интересы, да и в целом, друг друга. Это была увлекательная беседа, которая иногда приводила к общей радости. Вспоминая это, Намджун волей-неволей улыбнулся, смотря в проецирующий экран и не до конца понимая, что происходит в фильме, ибо начал постепенно уходить в себя, вспоминая каждый момент, проведённый вместе. Сокджин повернулся к нему лицом, дабы спросить его мнение о героине, совершивший не хороший поступок, но во благо семьи, но он, посмотрев на него, понял, что тепло, по-доброму улыбающийся Мон уже не с ним. Невольно парень засмотрелся на такую любимую, ставшую родной, улыбку, на милые ямочки, на мягкие щёчки, очень красивые глаза. Тихо выдохнул, он решил для себя одно: если он любит Кима, и хочет, чтобы в их отношениях не случилось неприятностей, то обязательно нужно что-то менять. И, полежав с минуту с закрытыми глазами, он принял окончательное решение поменять кое-что незамедлительно, прямо сейчас. Снова коротко вздохнув, Джин тихо спросил: — Намджун~и?... - тот не отзывался, видимо сильно задумался, - Намджун~и, поцелуй меня... - Мон слегка вздрогнул, будто эти слова, как молния, прошибли ему мозг насквозь. — Ч-что?... - не верящий своим ушам Джун осторожно переспросил, делая услышать это снова, а глупая, накатывающая с новой силой радость вздымилась сотнями бабочек в его животе. — Поцелуй меня, - с окрепшей лёгкостью снова сказал вокалист, - Целуй меня так, как умеешь. Последняя капля из сосуда терпения Мона упала в бескрайнее озеро, и, посадив его к себе на колени, парень со всей своей страстью, рвением, и одновременно нежностью впился в губы старшего, крепко обнимая и прижимая всё его тело к своему. У Сокджина даже дыхание спёрло от неожиданности и такой пылкости возлюбленного. Этот поцелуй был для него таким, словно он кусочек хлеба, а Намджун - это голодный ребёнок, с упоением поедающий его. Странно, но такая уж у Кима была ассоциация. Он почувствовал, как в его рот врывается юркий, влажный язык Джуна, ласкающий и изучающих его полость. Этот поцелуй начинал сводить с ума обоих. За пятнадцать минут этого безумия Намджун порой с нажимом останавливался губы в одном положении, не давая хёну доступ кислород. Джин лишь приглушённо стонал, теряя запас воздуха, а затем чувствуя, как живительный газ снова наполняет лёгкие. Какое же это прекрасное чувство... Удушье. Вот что парень любил почти так же сильно, как Мона. Восстановить дыхание после долгого беспрерывного поцелуя было нелегко для обоих, они смотрели друг на друга в темноте, которую нарушал мерцающий экран огромной плазмы на стене. Губы опухли и приятно болели. Намджун думал, что знал всё о возлюбленном, думал, что он полностью открылся ему, но понимал, что Джин не сразу захочет позволить ему открыть все шкафы, из которых разом повываливаются все скелеты. Но в дальнейшем лидер постарается узнать всё о своём единственном и неповторимом. А пока остаётся лишь ждать удобного случая, и продолжать "душить" Кима поцелуями, принося ему неимоверное удовольствие.