air port

Поступить на архитектурный было отличной идеей. Знай себе, черти да проектируй. Джинки не сомневался в этом ровно до того момента, как стал известен и востребован. Чертить и проектировать оказалось самой малой частью из всего, что должен делать знаменитый архитектор, более того, обычным исследованием места для нового здания дело тоже, как оказалось, не ограничивается. Больше всего в своей работе Джинки ненавидит вынужденную обязанность раздавать интервью. И летать. Джакарта – Франкфурт – Доха. Лететь в Чили Джинки отказывается наотрез. Изматывающие рейсы, затягивающиеся проверки и бесконечные часы ожидания. Джинки предпочел бы остаться в Кванмёне и никогда дальше Сеула не высовываться. Но есть все же один фактор, который не просто скрашивает каждую поездку в аэропорт, а последнее время даже заставляет в предвкушении потеть ладошки. Джинки едет в такси и замечает, как от нетерпения часто топает ногой по полу. Конечно, ему вполне может не повезти, раз на раз не приходится, но ведь надежда такая штука… Есть. Бледно-розовые волосы и бежевое пальто эффектно выделяются в толпе. Хотя, признаться, Джинки узнал бы его и в чем-то менее броском. Парень с точеными чертами лица и движениями столь грациозными, будто он и не в человеческом муравейнике вовсе. Поездка в аэропорт уже прошла не зря, что бы там ни случилось потом. Джинки не помнит, когда это началось, но в определенный момент словил себя, что видит одно и то же лицо уже далеко не впервые. И каждый раз это лицо приковывает к себе взгляд. Иногда Джинки думает, что из этого парня можно было бы вылепить скульптуру, и он бы с удовольствием украсил ею фонтан у одного из своих зданий. /А может, и вовсе поставил бы ее у себя во дворе./ Среди сотен людей заметно лишь его одного, и Джинки замирает, не способный ступить и шагу, чтоб урвать хоть еще пару секунд возможности созерцать. Джинки смиренно застывает, завидев уже знакомую фигуру, и ждет. Ждет. Ждет, когда, наконец… о да. Более поразительно, чем то, что он сам всегда замечает одного и того же человека в аэропорту, где сотни рейсов и тысячи людей, лишь то, что его самого всегда замечают в ответ. Молодой мужчина в задумчивости подносит палец к губам, чтоб потом безошибочно поднять голову вверх и влево, аккурат туда, где со второго этажа смотрит на него Джинки. Архитектору повезло сегодня – парень не в солнцезащитных очках и можно наблюдать его красивые глаза; жаль только, так далеко не видно подробно, какого они цвета. Зато отлично видно чокер на шее в вырезе рубашки. Джинки с трудом сглатывает вязкую слюну и вздрагивает, когда диктор объявляет посадку. Он разворачивается и спешит к ближайшим воротам, хотя вообще-то, это даже не его рейс. Он все еще затылком чувствует проницательный взгляд и спешит, едва не заплетаясь в собственных ногах, в обратную от эскалаторов сторону. ххх Сегодня впервые они летят одним рейсом. Джинки, конечно же, вовсе не намерен приставать к незнакомцу (похожему на божество) со своей компанией, просто это так… волнительно. Лететь в Ниццу с пересадкой в Париже – одиннадцать часов и еще полтора. Но Джинки об этом не думает, нет. Сегодня он впервые услышал голос своего не-знакомого – резкий и глубокий – и, кажется, пропал. Очереди на регистрацию и таможенный контроль всегда бесконечные, но лишь завидев знакомый профиль, Джинки забывает о времени. Интересно, зачем он летит в Париж? Модный показ? Вполне вероятно, учитывая оригинальный стиль в одежде. Туристическая поездка? Вряд ли, ни один турист не может кататься столько раз в месяц. Романтическое путешествие?.. «Ким Кибом» значится на билете, который валяется в кресле у окна, пока его пассажир отдает стюардессе инструкции, что и когда ему нужно во время полета принести. Экран открытого макбука вызывает интерес развернутым окном программы, в которой на выбор предлагается десяток миниатюр изображений, но лэптоп блокируется автоматически быстрее, чем Джинки успевает разглядеть хоть что-то еще. На девятом часу полета Кибом поднимается со своего места и выходит из салона. Вариантов, куда он мог пойти, не так уж много, учитывая, что напитки разносили 15 минут назад, и он вряд ли секретный помощник капитана. Джинки сидит в напряжении еще немного, и все же поднимается, резко направляясь к уборным в хвосте самолета, ударившись по пути коленом об одно из сидений. Нет, конечно, он вовсе не намерен подсторожить ничего не подозревающего человека, справляющего нужду, просто…. Кого он обманывает, боги. Очень хочется наконец узнать, какой у Кибома цвет глаз. Замок глухо щелкает, и маленькая неудобная дверь распахивается в узкий неудобный коридор, вынуждая Джинки отступить на пару шагов, тем самым перекрыв путь. Кибом поднимает голову и снова смотрит пронзительно, впервые так близко. Он не отводит взгляда и совсем ничего не говорит, ввергая тем самым Джинки в состояние, близкое к панике. - Я… - принимается лебезить Джинки, внезапно почувствовав острое желание оправдаться, но ему ничего не дают сказать. - Нет. Молчи. Резкий и глубокий голос отлично справляется с приказами, оказывается. Вдвойне сложно ему сопротивляться, когда обладатель тащит тебя за галстук в тесную кабинку, в которой и одному-то развернуться трудно, а уж вдвоем поместиться можно, лишь крепко прижавшись. Кибом вжимает Джинки в пластиковую стену и приникает губами к его губам, жадно, жарко. Он едва слышно мычит и прихватывает зубами мягкую плоть; кажется, будто всего того, что он чувствует, слишком много, чтоб держать себя в руках, и он мечется, не зная, куда себя деть. Джинки обнимает его, проникая руками под легкий жакет, ощущая бархатистость чужой кожи даже через тонкий шелк рубашки, и крепко сжимает гибкое тело в объятиях, успокаивая. Джинки углубляет поцелуй, чувствуя, как кружится от этого голова. Кибом цепляется тонкими пальцами за отвороты его пиджака, пытаясь быть еще теснее, практически садится на его бедро, переплетая ноги, и хнычет, когда через несколько минут все же приходится отстраниться. В крошечной комнате нечем дышать, резко очерченные губы на красивом лице припухли и потеряли свой четкий контур. Джинки обхватывает ладонью кибомову щеку и проводит большим пальцем по нижней, просто любуясь и наслаждаясь близостью. Кибом кладет свою руку поверх чужой, прижимается на мгновенье, прежде чем с силой отстраниться. Поправить одежду оказывается нелегко, но он справляется и с этим, вываливаясь из туалета и направляясь к своему месту. Походка у него неверная и немного скованная, но этого Джинки уже не видит. Он слишком поздно понимает, что цвет глаз так и не разобрал. ххх Джинки не помнит, бывал ли когда-либо на фотовыставках, да и когда вообще последний раз бывал хоть где-нибудь, не занятый работой. Витрина крошечной галереи украшена огромной фотографией башни Бурдж Халифа, сделанной снизу вверх, вызывающей тянущее ощущение под диафрагмой – будто ты и правда стоишь на расплавленном асфальте Дубая, а не топчешь брусчатку на улице Розье. Фото вызывает странный диссонанс – такому виду здесь явно не место, но странным образом творение мастера вписывается в атмосферу. «Ким Кибом, фотограф» гласит металлическая табличка над кованой лавкой сбоку от входа. Джинки собирается с силами и толкает дверь, с удивлением отмечая, что на ней висит фурин, звук которого менее звонкий, чем у колокольчика. /Найти человека, зная хотя бы его имя, оказывается легче, чем искать просто «потрясающе красивого парня»./ Стены, выкрашенные в светло-голубой, почти белый, цвет, хаотично обвешаны пластинами из стекла, между которыми зажаты фотокарточки. Несколько крупных фотографий парят прямо посреди комнаты, подвешенные к потолку. Джинки с интересом принимается разглядывать цветные фото, на которых изображены, в основном, десятки разнообразных зданий. Он не сразу понимает странное чувство, возникшее и разрастающееся при взгляде на застывшие в бумаге дома. Круглая библиотека в Мальмё. Торговый центр с оранжереей в Оттаве. Офис из стекла в Гуанчжоу. Все их спроектировал Джинки. Джинки ходит от одного фото к другому, узнавая все те места, где он тоже бывал, либо же замечая те, куда обязательно нужно съездить. Он будто впадает в транс, из которого не с первой попытки его вырывает резкий голос. - Мсье! Мы закр… оу. Джинки еще никогда не видел такого Кибома. В аэропорту он всегда одет с иголочки и держится так холодно и высокомерно, что сейчас, в потертом комбинезоне и простой белой футболке выглядит совсем другим человеком. Домашним, уютным. - Ли Джинки, - улыбается архитектор и протягивает ладонь для рукопожатия. Ведь представиться друг другу возможности у них так и не было. - Ким Ки… погоди, что. ТОТ САМЫЙ Ли Джинки? Кибом быстро отнимает руку, чтоб прикрыть ею лицо. Джинки не уверен, но, кажется, Ки покраснел. Сам же Джинки широко улыбается, не сводя взгляда с фотографа, и не давая ему и шанса на то, что нет, не ТОТ САМЫЙ, зданиями которого увешана вся небольшая галерея. Кибом успокаивается, только когда Джинки притаскивает ему лимонад и два набитых начинкой багета из ближайшей булочной. Они садятся на украшенных цветочными горшками ступеньках, и Ки рассказывает, что знать не знал ни про какого архитектора, пока его внимание не обратили на то, что львиная доля его собственных работ – результат работы одного и того же человека. - Они просто… будто поют, понимаешь. Фотографией это не передать, конечно, но пройти мимо я не мог, - зачем-то оправдывается Кибом, лишь после понимая, что только роет сам себе могилу. – Я не знал, что это все ты. И что… ты это и есть ты, понимаешь. Джинки понимает. Джинки понимает и потом как-нибудь обязательно помолится за тех, кто построил Инчон и придумал поставить там аэропорт. А еще нужно будет один такой как-нибудь спроектировать самому. Большой и красивый, с высокими сводами и стеклами на грубых металлических перекладинах. Аэропорт, похожий на человека. Капля кетчупа прилипает к коже, и Джинки не отказывает себе в удовольствии снять ее пальцами со щеки Кибома. А потом позволяет себе наклониться и мягко его поцеловать, чтоб прекратил, наконец, нести всякую чушь, которую все равно уже давно никто не слушает. За углом по брусчатке подпрыгивает велосипед, коротко дребезжа звонком, из итальянского кафе напротив тянет ароматом кофе и гитарными аккордами. А глаза у Кибома светлые, чайные.