* * *
Альбус не написал ни в этот месяц, ни позже. Поначалу Ньют ждал, потом раздумывал, не написать ли самому, но одёрнул себя: в конце концов, ему обещали. И если письма нет, что ж, возможно, Альбуса не отпускают какие-то дела. Вспоминал он об этом всё реже, и когда, наконец, устроился на работу, стало и вовсе не до того. Не первый и не последний обман в его жизни. Поэтому когда в окошко его лондонской квартиры постучалась сова, Ньют даже не торопился открывать. Письмо наверняка было от Тесея, думал он с лёгкой досадой. Или от матушки. Всё-таки приближался День всех святых, и в старом доме Скамандеров из года в год собирались все родственники, Ньют помнил эти шумные застолья, которые быстро нагоняли тоску на любого ребёнка лет десяти. — Сейчас, — пробормотал Ньют, закладывая книгу яблоком, и пошарил рукой в банке с совиным печеньем. К счастью, там остался один крекер. Сова влетела в комнату, сев на изголовье кровати, стряхнула с крыльев обычную лондонскую морось и протянула лапку. — Чья ты? — спросил Ньют с любопытством, разглядывая её пёстрый окрас, который не получалось сходу опознать. Сова не принадлежала Тесею — у него была красивая рыжеватая сипуха, — и уж тем более не была их семейным филином Смоки. Ньют начал поспешно отвязывать письмо, неосторожно дёрнул, и птица издала возмущённую клёкот. Ньют быстро засунул ей в клюв печенье. Письмо не пострадало от влаги, потому что было зачаровано отталкивать воду. Ньют не мог припомнить, кто из его знакомых страдал подобной осмотрительностью — даже Тесей бы не стал, он и писал всегда неаккуратно, его широкий почерк разлетался по пергаменту от края до края, будто кто-то растянул буквы, словно пружину. Этот почерк был иной. Ньют посмотрел на подпись и издал невесёлый смешок. Лучше поздно, чем никогда. “Здравствуй, Ньют, — начиналось оно. — Я думаю, ты на меня злишься”. Альбус был проницательнейшим из всех людей, что Ньют знал, однако тут он прогадал. Ньют не злился — он был разочарован.* * *
— Ты будешь со мной говорить? — спросил Альбус негромко. Ньют пожал плечами, топя в чае рафинад. Он пока и сам не принял решение, поэтому в чашку отправился очередной кубик, хотя Ньют в жизни не пил сладкий чай. — Хорошо. Тогда говорить буду я. Альбус придвинул стул ближе и опустил незаметно завесу против подслушивания. Это вряд ли разрешалось в магловских кафе, но Альбус, как Ньют и подозревал, был выше любых правил. На стене напротив висел большой натюрморт, почти идеально повторяющий содержимое их столика, разве что не хватало сэндвичей, и Ньют немедленно раскрыл меню. Думать самостоятельно он был пока не способен. — Я немного задержался в гостях, а потом, как ты наверняка знаешь, началась война — к сожалению, министерство отчего-то сочло, что может ко мне прислушиваться. Признаюсь честно: потом я забыл. А после решил, что ты наверняка уже нашёл кого получше и помоложе. Альбус тревожно всмотрелся в Ньюта. — Если хочешь, мы просто выпьем этот невероятно сладкий чай и больше не увидимся. — Да нет, — отозвался Ньют, невидящими глазами уставившись в меню. — Я просто пытаюсь понять, зачем ты меня в итоге позвал. — Исправить ошибку? Ньют недоверчиво похмыкал. — Ты тоже мог бы мне написать, — мягко укорил Альбус. — Но, видимо, никто из нас этого особенно не хотел. — Ты мне пообещал, и я ждал, — заметил Ньют холодно. Альбус неспешно пригубил чай. — Можешь накричать на меня. Никто всё равно не услышит. — Жаль, что не услышит. Я хотел заказать сэндвич. Ньют начал подниматься, Альбус схватил его за руку. — Подожди, Ньют. Прошу. В его голосе прозвучала мольба. Альбус теперь выглядел иначе, чем в Хогвартсе, меж его бровей залегла складка. Это всё война, думал Ньют, но почему-то казалось, что дело не только в ней. Он снова сел, сплетя в замок пальцы. Раздражение растворялось кусочками сахара в горячем чае. — Спасибо, — сказал Альбус с облегчением. — Сегодня мне совсем не даются примирительные беседы, так что, может, просто помолчим? Ньют согласился нервным кивком, и они пили чай в оглушающей тишине звуконепроницаемого барьера. Альбус остановил взгляд на бродячей собаке за окном — та покрутилась вокруг в поисках еды и убежала в проход между домами. — Прости меня, Ньют. Он смотрел так, что хотелось сбежать. Раньше Альбус никогда не извинялся перед ним. — Я должен был сказать это с самого начала, — продолжил Альбус. — Но иногда “прости” — это очень трудное слово. — Проще извиниться перед коллегой, чем перед своим учеником? — спросил Ньют с горечью, и Альбус склонил голову. — Я считал тебя умнее других. — Ум и высокомерие вещи разные. Ты обижен, но всё-таки поинтересуюсь: у меня ещё есть шанс пригласить тебя на свидание? Ньют откинулся на стуле. Казалось, Альбуса действительно волновал его ответ: он, наоборот, подался вперёд и положил подбородок на согнутую в локте руку. Слабая улыбка проглядывала на его хмуром лице, как осеннее солнце сквозь тучи, и в ней читалась знакомая нежность, от которой снова было больно в груди. — Не знаю. Может быть, — пробормотал Ньют в смятении. — А почему я должен давать второй шанс? — Ты дорог мне, — просто ответил Альбус. — Но я слишком поздно это понял. Ньюта мгновенно заинтересовали соседние столики. Он рассматривал людей, чужие тарелки и салфетницы и не мог найти себе места. — Хорошо, — пробормотал он наконец и положил на столешницу ладонь, позволив её на мгновение сжать. И наконец-то смог слабо улыбнуться в ответ. — Замечательно, — сказал Альбус и быстро поднялся. — А теперь пошли. Не думаю, что ты будешь допивать. — Но куда? — На свидание. С моей стороны было бы жестоко мучить тебя новым ожиданием, разве нет? Ньют вскочил следом, хватая с вешалки пальто. Альбус уже ждал у двери. — В этот раз я не допущу ошибок, — пообещал он негромко. И Ньюту почему-то захотелось ему поверить.