Легенды Оромеры. Великий Орёл

      Сквозь узкие длинные окна синего прозрачного стекла, которое отливают только на змеином острове — Эллапиде, проникали последние лучи заката. Слуги невидимками спешили зажечь свечи, а в глубоком ложе огромного камина лежало, приготовленное к сожжению, бесценное эбеновое древо, источающее перед смертью тонкий аромат.       Опустив голые ноги в таз, в глубоком кресле, украшенном переплетенными змеями, сидел, раздраженно комкая только что полученное голубиной почтой сообщение, Его Величество, Ангерран, король Герратский, прозванный Захватчиком. Оборотень, аспид. Бледные от природы щеки окрасил румянец. Его Величество изволил гневаться.       — Если то, что прислали, правда, надо срочно делать первый шаг. Это как в шахматной игре, — взволнованно пояснял стоящий рядом скромно одетый в чёрный бархат придворный. Он замысловато сплетал и расплетал тонкие пальцы, и это отчего-то злило аспида еще больше.       — Нужны абсолютные доказательства. Здесь написано, что волки приняли в стаю змееныша, — прошелестел голос Владыки.       Его Величество не повышал тональности — кто не слышит короля, тот не достоин жизни, не то что его внимания.       Придворный в черном — председатель совета, обладающий чистейшей кровью чёрных мамб в седьмом поколении – все прекрасно расслышал. И ноту гнева в том числе. И нежелание говорить на эту тему. Тем не менее продолжил:       — Осмелюсь напомнить, Ваше Величество, ранней весной, не более восьми месяцев назад, во время празднеств рыцарских посвящений, мы наблюдали необычный цвет неба. Изволите припомнить? Такой цвет, по единодушному мнению ученых умов, может свидетельствовать только об открытии порталов. К тому же, если дозволено мне будет упомянуть… после событий Смены Крови и восшествия Вашего Величества на престол прошло 25 оборотных циклов. И мы так и не нашли тела наследного принца…       Его Величество раздраженно выдохнул воздух, и таз, дававший тепло уставшим ногам, полетел в угол, расплескивая воду на благородный ковёр из кхиметского шелка.       — Я спросил про доказательства. Вы не боитесь стать посмешищем двора? Я не собираюсь прослыть убийцей не обернувшегося по какой-то причине Змея из Высших. — заметил он ядовито.       — Нет, нет, — заторопился вставить реплику министр. — Вы приказали мне извещать Вас и быть начеку. Я лишь позволил себе предоставить Вашему вниманию сомнения в происхождении усыновлённого волками. Да и цыганский барон не прислал доноса и пропустил его по тракту беспрепятственно. Правда, потом лисы ушли… — быстро добавил он сорвавшуюся с языка информацию.       Придворный только усилием воли сохранял хладнокровие. В глазах монарха разгорался огонь упорной ненависти, сметающей все на своём пути. Алый багрянец заката горел в глазах с вертикальными зрачками:       — Мне нужны доказательства, — прошелестело в комнате. Голос словно отталкивался от стен и проникал в самую душу, сжигая мысли и порождая ужас безнадежности.       Какая-то немыслимая физическая мощь исходила от тонкокостного тщедушного существа, порождая вокруг себя только смерть. На драгоценный ковёр, выкатившись изо рта чёрной жемчужиной, упала капля.       Министр попятился. Непрерывно кланяясь, он удивительно быстро оказался у двери. Что значит опытный придворный… Аудиенция была закончена.       Уничтоженный ядом ковёр трухой покоился на мраморных полах.       Оставшись в одиночестве, Его Величество какое-то время стоял в раздумье, а затем, приблизившись к дверям, произнёс, зная наверняка — его услышат:       — Собрать всю имеющуюся информацию о необернувшемся.       Затем он обвёл глазами кабинет. На стенах, покрытых фресками, изображались моменты охоты. Плафон, искусно расписанный синей бесценной лазурью, изображал полёт… дракона. Ангерран любил живопись и не уничтожал зазря наследие предков, но здесь, в этом зале, всегда было холодно…             ***       Отдав распоряжения, Ангерран скользкой походкой, выдающей большую змею (это в их традициях, создав видимость ленивой медлительности, стремительно наброситься на успокоенную такой неповоротливостью жертву!), проследовал во внутренние покои.       К Мадам.       Солнечные лучи весело играли на золоченых одеждах придворных, так и не научившихся смирению в одежде и желаниях. По их зелёным, пурпурным, лазоревым камзолам, отороченным по последней моде Императора Запада белыми пушистыми мехами, пробегали солнечные блики. Отблески преломлялись в зеркальном блеске дворца, танцевали на стенах, игриво трогали лица. Чёрный костюм Его Величества, украшенный лишь по краю рукавов и воротника тончайшей нитью брабантского кружева, и полностью темные монашеские одежды его первого министра создавали потрясающий контраст с буйной игрой окружающих красок.       ..Это была уже третья его Мадам, которая станет королевой только отложив золотое яйцо, только породив будущего наследника престола.       Мадам привезли с Эллапиды.       Истинная наследница Нагов, она была невероятно красива. Только от ее взгляда Ангеррана охватывало чувство томительного желания. Странное смятение шло от ее тайного зова, смятение, рождающее в ледяной душе короля надежду на продолжение вымирающего рода… Почти тридцать лет Ангерран оставался бесплодным…       Увидев Его Величество, Ее Величество грациозно поднялась с широкого ложа и плавно-изящно, словно подплыв, положила руки на плечи короля:       — Ангерран…       Он стоял перед ней — как обнаженный стилет, как юнец, боящийся неловкости. Она не отрываясь смотрела на него вертикальными зрачками, по-прежнему порождая мощное желание в чреслах. Призывая. Обещая. Кружа голову…       Вблизи изумрудно-зелёные глаза под полукружьями чёрных, от природы густых бровей, на фоне редкой среди нагов бархатной кожи лица (без единой чешуйки!) казались ещё более соблазнительными. Невероятно скупой на слова и ещё более на деньги, для девы он не жалел ничего. Два года она одним взглядом порождала в нем желание и страсть.       Но в данный момент он пришёл за другим…             ***       Свет, водопадом льющийся в огромные окна дворца, мягко стекал по роскошной тиковой обивке стен, расшитой на кхитайский манер сценами из семейной жизни, по кедровым лаковым трюмо, инкрустированным яшмой и нефритом.       К огромному ложу, устланному синим драгоценным шелком.       — Где оно? — тщательно выговорил Ангерран. — Где яйцо, дорогая?       Она держала себя совершенно спокойно. Только чуть резковато отвернулась, чтобы уже через мгновение поднять к нему прекрасное лицо и, как бы желая скрыть от мужа радостное изумление, переспросить:       — Яйцо? Меня опередили с радостной вестью? Я буду в печали, но совсем чуть-чуть! Как Вам будет угодно!       Он лишний раз восхитился ею. Как прежде. Как всегда…       Как грациозны ее шаги, как изящны движения рук! Как красиво струятся перевитые жемчугом волосы…       С нарочито небрежным видом она проплыла к небольшой нише в стене и, красиво сдернув белое покрывало, торжественно показала уложенную в резной альков Драгоценность.       Подобного даже он не ожидал. Поразительная выдержка этой женщины вызывала неподдельное уважение.       Ангерран глубоко вздохнул:       — Что ж, пожалуй, меня это устроит… — он снял с трюмо ночной хрустальный канделябр и с наигранно восхищенным видом приблизился к Сокровищу. — Я бы предпочёл уладить дело иначе, но пусть оно будет решено так…       Он резко, без замаха опустил тяжелый подсвечник на тонкую, ещё не окрепшую скорлупу и та начала рассыпаться белыми оскольчатыми многоугольниками. За его спиной беззвучно ахнула Мадам. На полу корчился не золотой, а лиловый змеиный зародыш. Благородный отпрыск чужого отца!       — Ну вот, всегда все можно решить на месте, — проговорил король.       И перевел взгляд на лицо супруги.       В приоткрытое окно доносился обычный вечерний гул дворцовых служб — резкие крики офицеров, суета мелкой знати, шум подготовки к ужину.       «Смииирна-а, равнение на середину!»…       «Ах, дорогой, неужели к балу ты не сможешь разучить новое па, мы будем опять выглядеть несовременно»…       «Эй, поторопитесь с десертом…»       Он повернулся, плавно изгибаясь частично преображенным телом огромной змеи, перетек к ней, будто капли ртути, остановившие свой бег и слившиеся воедино у ее ног.       — Дайте мне вашу руку, Мадам…       Она зашипела в ответ, преображаясь. Через секунду над ним возвышала свой капюшон молодая Нагайна. Два белых кинжала зубов наполнились синим, светящимся сквозь эмаль ядом.       В душе Ангеррана поднялось подобие сожаления. Он ценил красоту.       Последовал бросок — и через пару минут король отворил дверь покоев.       — Приберите, — бросил служкам фразу Повелитель. Затем немигающим взглядом вертикального зрачка подозвав первого министра, произнёс.       — Нам нужна новая Мадам…