Побочный эффект

Она приходила каждый день в одно и тоже время. Мойра сообщала про побочные эффекты изменений, но Габриэль не предавал этому значения и уж точно не полагал, что они будут именно такими. Этой дождливой холодной ночью Рейес, как всегда, страдал от бессонницы, просто лежа и смотря в потолок — именно таким образом и проходила каждая его ночь уже долгое время. Но дверь неожиданно приоткрылась, а на пороге возник расплывчатый силуэт. Рейес резко встрепенулся, как по сигналу, и приподнялся на локтях. Глаза не сразу привыкли к свету, но через пару секунд он смог рассмотреть вошедшего. Габриэль узнал в нем Амели: ставшая синей совсем недавно кожа, длинные прямые черные волосы, лежащие хаотичным водопадом на изящных плечах, а еще мертвые желтые глаза, которые почти что светились в темноте. Девушка была облачена в белую кружевную ночнушку, сквозь которую просвечивались твердые маленькие соски. Рейес попытался что-то сказать или сказал: сам он себя не услышал, но в этот же момент Вдова, грациозно шевеля бедрами, неспешно подошла к его кровати. Или ему тогда казалось, что это было крайне утонченно, Жнец уже не помнит. В тот же момент Амели, легким движением руки отодвинула одеяло, которое прикрывало половину статного тела Габриэля. Сознание его как будто перестало существовать, оно отделилось от тела, забрав с собой любую возможность говорить и двигаться. Воздух словно содрогнулся, наполнился пьяным ароматом, уносящим тело вдаль, за пределы реальности. В то место, где можно найти прощение от всех грехов, мучавших сердце Жнеца столь долгое время — сладостное забытие. Волосы на затылке встали дыбом, а по всему телу прошлась волна мурашек. Ему было страшно. Жутко было смотреть в эти пустые желтые глаза, но он наблюдал. Неотрывно, завороженно, как будто всю жизнь жаждал именно этого; как будто ничего на свете не было прекрасней для него и для его больной души. Она была красивым фантомом за гранью реальности: синяя кожа словно продолжала светиться, хотя дверь комнаты была уже закрыта. Хотелось прикоснуться. Жаждалось до назойливого зуда в пальцах. И весь мир там, за дверью, перестал существовать. Все проблемы, ошибки, боль — все ушло, не оставив ни следа. Все, кроме нее, померкло. В ушах гудело, было слишком громко от стука собственного сердца. И это удивительно: после всех проводимых экспериментов над собой, Рейес стал сомневаться, что в нем осталось хоть толика чего-то человеческого. А сейчас он чувствовал себя живее всех живых, в этом их, образовавшемся на двоих, мире. Покачнув бедрами, Вдова перекинула свою ногу через тело Рейеса, садясь сверху на его пах. Это давление было великолепным, Габриэля обожгло. То ли от мимолетного осознания происходившего, то ли его опалил холод ее тела. А длинные волосы Амели щекотали его бедра, одаривая волной мурашек. Он все еще смотрел в мертво желтые глаза Роковой Вдовы, но уже не боялся ничего. Этот холод ее тела обжигал, не давая ни шанса на отступление, а жар в животе с каждой секундой становился все больше; Рейесу казалось, что он может взорваться, расколоться на мелкие кусочки в любой момент, казалось до отчаянной паники в сердце, до судорожного вздоха в легких. Он не хотел терять этот мир. Жадно вдыхая воздух как опьяненный наркоман, пытающийся ухватить больше, он четко осознал единственную вещь: с ним что-то происходило, что-то странное и давно забвенное. Не разрывая контакта с глазами, Габриэль нашел в себе силу утолить этот назойливый зуд в пальцах, положив свою правую руку на бедро Амели. Конечность обожгло ее пламенем снова. Вдова отреагировала хищной улыбкой, и осознание ударило Рейеса горячей волной: он был в ее власти, ее марионеткой. Все эксперименты, что делали Амели игрушкой Когтя, были ничем: пустым звуком прошлого. Сейчас Жнец полностью и бесповоротно принадлежит ей. А Амели сидела на его паху и чувствовала жар его твердого члена между своими половыми губами, испытывая удовлетворение, граничащее между сном и реальностью. Она покачнула своими бедрами вперед, увеличивая давление, и трясь о его разгоряченный член клитором. Это движение было последней каплей для Рейеса, и он сломался. Резко сев на кровать, Габриэль страстно впился в ее пьяняще живые губы, проталкивая язык внутрь. Он изнемогал от вкуса ее губ, от ее вкуса. Жнец не заметил, как его руки задрали ночнушку Амели, и легли на маленькие красивые груди. Каждая часть тела Рейеса жила своей жизнью в данный момент, но все как одна, неизменно желали впитать в себя как можно больше Амели Лакруа и полностью слиться с ней воедино. Жнец трогал ее соски, сжимал их между пальцами, покручивал и невесомо, нежно прикасался, в то время как судорожно толкался бедрами ей навстречу, вдавливаясь, а его член, сквозь ткань, изнемогал от горячего, мокрого лона Вдовы. Млея от жары желания и теребя пальцами ее соски, Рейес покусывал, посасывал кожу на шее девушки так отчаянно, что хотелось выть. Он не заметил как холодные руки Амели освободили его изнывающий орган. Девушка нежно взяла его в ладонь, а Жнец замер: разряд тока прошелся по его телу, мужчина не сдержал стона. Вдова хищно, по-звериному, улыбнулась, краем пальцев одной руки, отодвинула свои трусы и прислонила член Жнеца между своих ног. Рейес закусил свою губу, а Амели начала ерзать на горячем фаллосе, терлась мокрыми половыми губами о разгоряченную головку и начала медленно насаживаться. Рейес закрыл глаза, а его дыхание стало еще беспорядочнее: Амели делала это так медленно, так сладко, что Жнец не смог держаться. Резким движением он толкнулся бедрами навстречу и полностью вошел в податливое, обжигающее пламенем, молодое тело. Вдова не издала ни звука, лишь тело ее дернулось на мгновение. Рейес обхватил руками худую талию девушки и начал входить во Вдову со всей силой, страстью, что его израненная душа не могла выместить все это время. Внутри Амели было так узко и горячо, что хотелось кричать от наслаждения. Жнец гортанно рычал, а пошлые влажные хлопки звучали ему в такт. Он смотрел на ее аккуратные груди, на фиолетовые соски, на тонкую талию, заглянул в ее глаза и не смог оторвать взгляд от них. Глаза Вдовы по-прежнему были мертвые, пустые, она не издавала ни звука; Рейес мог поклясться, что девушка ничего и не чувствовала. Но все же она здесь, над ним, температура ее тела обжигает, а усталые глаза Жнеца не могут найти картины прекраснее этой. Габриэль двигался в ней так истошно и неистово, он был обречен быть в ее власти, даже после всего того, что Мойра проделала с телом Амели, Рейес все равно был ее игрушкой, и от этого становилось еще пламеннее. Жнец приподнялся, руками обхватил спину Вдовы, и приблизился к мертвому лицу, целуя отчаянно живые губы. Рейес вжимался в Амели как в свою жизнь, которой у него больше, кажется, нет, как в последнюю надежду, боясь потерять каждую секунду. Два хаотичных толчка — и он излился в ее распаленное тело, которое так требовало его ласки. В глазах помутнело еще больше, по телу прошлась волна дрожи. Жнец откинулся на кровать в бессилии; все напряжение, которое все это время было в нем как будто испарилось, а сон накатил резкой волной. Вдова легла рядом и принялась выписывать замысловатые, щекочущие узоры на его широкой груди, кончиком указательного пальца. Наутро Габриэль проснулся и не увидел Амели рядом с ним. Он бы подумал, что это всего лишь сон, если бы не живые воспоминания, которые блуждали в его голове, не давая ни шанса на адекватное мышление. Вдова вела себя как ни в чем не бывало: все такая же молчаливая и холодная после изменений, она почти ни с кем не говорила и держалась максимально отстраненно. Рейес рассказал Мойре, что видел как Амели в бессознательном состоянии расхаживала ночью, умолчав о всех подробностях, а Мойра на это ответила сухим словосочетанием "побочный эффект". Но этот "побочный эффект" теперь появлялся в комнате Жнеца каждый день в одно и то же время, спасая от всего.