Ветер закружит упавшие листья Ставни заплачут, в дом солнца не пустят Там мёртво, ни звука, всё кровью залито Здесь зверь пировал, дверь настежь открыта
Дио не почувствовал боли, когда разорвал свои вены клыками. Он наклонил руку, и кровь потекла по его запястью, собираясь в сложенной лодочкой ладони, как в чаше. Когда её стало слишком много, она просочилась между пальцев и начала капать на холодный жёсткий асфальт. Джотаро потянулся к нему раньше, чем Дио успел дать команду. Он упал на колени и начал жадно облизывать окровавленные пальцы. Дио сильнее наклонил руку, и кровь из ладони потекла Джотаро в рот. Тот зажмурился, но послушно делал глоток за глотком. Кровь Дио на вкус отдавала металлом и холодной землёй. В ней не было сладости, как в его, Джотаро, крови (когда он был маленьким, он упал и прикусил свой язык так сильно, что кровь наполнила весь рот). Она была отвратительной, густой и вязкой, как слизь, а ещё её было слишком много, больше, чем Джотаро мог выпить. Он подавился, закашлялся, попытался отодвинуться, но Дио вцепился в его волосы второй рукой, больно царапая кожу головы острыми ногтями, и с силой удержал на месте. — Пей. Джотаро хотел бы огрызнуться, но его рот был занят кровью. Морем, океаном крови, которой, казалось, не будет конца. Он не успевал глотать, и она вытекала изо рта, текла по подбородку, шее и впитывалась в некогда белоснежную рубашку, расплываясь по ней тёмным алым пятном. Он уже пожалел, что согласился последовать за Дио, когда узнал, что остался один. Что никто не выжил. Что это чудовище убило всех, не получив при этом ни царапинки. Джотаро подумал, как лучше умереть — в бою или на коленях, захлёбываясь отвратительной кровью? Наверное, всё же в бою — больше чести. Сражаться, как герой, защищая то последнее, что осталось и грело сердце воспоминанием о тёплом доме и надоедливой, но всё равно близкой и даже, возможно, любимой матери; закрывать глаза и срывать голос от крика боли, думая: «Я сделал всё, что мог». Но всё, что Джотаро сделал на самом деле, это встал на колени и покорно выпил предложенную ему кровь. Рваная рана на запястье Дио затягивалась с до обидного поразительной скоростью. Он повертел кистью, проверяя целостность руки, отпустил волосы Джотаро, и тот, наконец, отпрянул, вытирая окровавленный рот рукавом гакурана, но на деле всего лишь размазывая кровь по лицу. Ткань его рубашки затвердела и неприятно лежала на коже. Дио наклонился, подцепил ногтями его подбородок, болезненно впиваясь ими в кожу, и заставил поднять лицо. Их взгляды встретились: полный самодовольства звериный и обречённый человеческий. Всё ещё человеческий. — Посмотри туда, — повелел Дио и повернул лицо Джотаро на восток. Ночное небо с той стороны светлело. — Это твой последний рассвет. Хорошенько запомни его, потому что больше ты никогда не увидишь солнце. И Джотаро смотрел, впитывая в себя эту картину: как постепенно светлело небо, как казавшиеся такими тёмными в ночное время облака окрашивались в ярко-оранжевый цвет. Джотаро смотрел и чувствовал, как внутри поднималась волна паники. С каждой секундой сердце в его груди начинало биться быстрее. Он смотрел, не отрываясь, на то место, откуда должны были показаться первые солнечные лучи и молился, чтобы солнце не поднялось. — Нет, — прохрипел он и отпрянул. — Нет. Нет. Там, за горизонтом, ярко сверкнул первый луч. — Нет! — The World! И всё остановилось. Джотаро тяжело дышал, сидя на пыльной дороге. Он медленно перевёл бешеный от пережитого ужаса взгляд с застывшего на месте солнца на Дио, который стоял над ним, ухмыляясь и сложив руки на своей груди. — Я не хотел, чтобы оно поднималось? — спросил Джотаро. И тут же ответил сам себе: — Верно. Не хотел. Он разом выдохнул весь воздух из лёгких и упал на спину. Дио присел перед ним и положил свою холодную ладонь на его горящий, будто в лихорадке, лоб. — Всё правильно, — ответил он, и это почему-то успокоило Джотаро. Дио лучше знал, как следовало относиться к солнцу. В конце концов, в Джотаро теперь была его, Дио, кровь. Пока что — в его желудке, а скоро должна была побежать по венам ледяным потоком. Он закрыл глаза. Дио поднялся и пошёл прочь. The World подхватил Джотаро на руки так же легко, как люди поднимали с земли опавшие осенью листья, и понёс следом за своим хозяином. Сам Джотаро не видел застывшего вокруг мира. Его разум плавал в густой темноте, по ощущениям подозрительно похожей на кровь, которую он пил минутами ранее. Он тонул в ней, но у него не было ни сил, ни желания хотя бы попытаться спастись. Он полностью расслабился, позволяя темноте окутать своё тело и сомкнуться над головой. Он больше ничего не слышал и не чувствовал. Его сердце больше не билось. Тяжёлые двери особняка захлопнулись за ними за секунду до того, как время возобновило свой ход.-* * *-
В честь Джотаро был устроен настоящий пир. Для этого Дио привёл из города людей и выдоил каждого из них до последней капли. И кого-то ещё, кого спрятал в подвале в ванне, заполненной кубиками льда, и кто должен был стать сюрпризом для Джотаро. Тот сидел в четырёх стенах огромной спальни с того момента, как вновь пришёл в себя. Окна его новой комнаты были заколочены широкими деревянными досками, в воздухе летала пыль. Он не удивился тому, что прекрасно видел в кромешной темноте, как и тому, что запахи чувствовались ярче, а зубы стали острее. Дио не приходил к нему, а Джотаро не хотел его видеть. Он не знал, сколько времени прошло, потому что с момента пробуждения он сидел на кровати и смотрел перед собой, изредка моргая. Вместо его одежды, которая пришла в негодность ещё там, в городе, ему дали новую. Тоже чёрную (чтобы не нарушать традицию), свободную и лёгкую. Джотаро-человеку было бы противно надевать на себя эти тряпки, но Джотаро-чудовищу было всё равно. В коридоре послышались шаги. Дверь в его комнату приоткрылась, и в щель заглянул низкий бородатый старик с узкими глазами и огромной налившейся кровью бородавкой на левой щеке. — Хозяин просит вас спуститься, — проскрипел он. — Хозяин ждёт вас за столом. Хозяин говорит, что сегодня большой праздник. — Сгинь, — рыкнул Джотаро. — Хозяин просит… — Сгинь! Старик отшатнулся, ударился затылком о наличник и, охая, скрылся за дверью. Джотаро сжал и разжал кулаки, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Затем слез с кровати, прошёлся по комнате туда-сюда, разминая ноги после долгого сидения на месте, и вышел за дверь. Он не знал, где находилась столовая в этом доме, но уже через пару метров по узкому коридору уловил стойкий запах крови. Его рот наполнился слюной, и он ускорил шаг, идя на сладкий аромат. В обеденной зале горели свечи. Они стояли на каждой полке, мерцали на длинном деревянном столе и в широком тяжёлом канделябре под потолком. Стол был пуст, за исключением глубокой чаши, наполненной кровью, и двух хрустальных бокалов. Дио сидел во главе стола. Он поприветствовал Джотаро улыбкой и указал ему на свободный стул напротив. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Дио, когда Джотаро уселся за стол. — Нормально, — ответил тот. — Ты ничего не хочешь у меня спросить? Джотаро хотел и одновременно с этим страшился услышать ответ. Дио терпеливо смотрел на него. Пляшущие тени от десятка свечей делали его угловатое лицо ещё более жутким. — Моя ма… — начал было Джотаро, но запнулся и тут же исправился: — Холли Куджо. — Умерла сегодня в полдень, — спокойно ответил Дио. — Она задохнулась. Её задушил собственный стенд. Что ты чувствуешь, зная это? Боль? Пустоту? Джотаро не ответил. Уже знакомый ему старик выступил из тени, скрюченными дрожащими пальцами зачерпнул кровь из чаши и наполнил оба бокала. Первый он передал Дио, второй протянул Джотаро. — Произнесёшь первый тост, Джотаро? — Тот продолжал молчать. — Хорошо. Тогда это сделаю я. За Мир! И Дио махом опрокинул в себя весь бокал. Джотаро всё ещё помнил вкус крови Дио, и это воспоминание будило в нём отвращение. Он смотрел на свой бокал, на густую кровь в нём, вдыхал её аромат, чем-то смутно напоминавший ему пряный запах глинтвейна, и колебался. Дио смотрел на него, нетерпеливо постукивая остриём ногтя по кромке бокала. Это звук раздражал. Джотаро скривился и сделал первый глоток. В тот же момент он понял, что за всю свою недолгую жизнь он не пробовал ничего вкуснее. Кровь потекла по его горлу приятной прохладой, на языке чувствовалась сладость с лёгкими пряными нотками. Джотаро не сдержался и опустошил бокал двумя глотками. Но этого было мало. Он почувствовал, как спящий до этого голод проснулся в нём, скручивая живот и требуя ещё. Он громадной волной смывал сожаление и тоску от потери, оставляя после себя приятную пустоту. Дио рассмеялся, наблюдая за тем, как отвращение на лице Джотаро сменилось блаженством, а глаза засверкали, отражая пламя свечи. — Как тебе твой первый раз, Джотаро? — спросил он. — Неплохо, — ответил тот после секундной паузы. А затем протянул бокал стоящему в тени старику: — Ещё. Старик обернулся на Дио. Тот кивнул. Когда в его руках вновь оказался полный бокал, Джотаро тут же припал к нему, будто пустынный странник к живительной влаге, и осушил до дна, а затем опять потребовал ещё. Дио и на этот раз дал своё разрешение, и на следующий. Он сидел, подперев голову рукой и наблюдал за Джотаро с таким же весельем, с которым люди смотрели бы на маленького щенка, прыгающего на задних лапах. Джотаро пил и не мог напиться. В конце концов, он подскочил с места и грубо оттолкнул старика, который хотел забрать у него в очередной раз опустевший бокал; метнулся к центру стола и схватил руками чашу, из которой пил всё это время, но на этот раз Дио остановил его, оказавшись за спиной и накрыв его руки своими: — Не спеши, Джотаро. Потерпи. Оставь место для главного блюда. — Главного? — переспросил Джотаро и сглотнул наполнившую рот вязкую слюну. — Я хотел сделать тебе сюрприз. Ты оказался очень хорошим мальчиком, Джотаро. И очень послушным. Каждое слово похвалы отзывалось внутри Джотаро вспышкой удовольствия. Он облизнулся, отпустил чашу и повернулся к Дио лицом. — Когда я получу это блюдо? — Когда научишься манерам. Ты ударил моего слугу и набросился на общее угощение. — Дио был на удивление серьёзен. На это Джотаро лишь фыркнул — он всё равно пил эту кровь в одиночку. — В этом месте, — Дио ткнул его кончиком ногтя в лоб, — могут существовать либо твой разум, либо твой голод. Выбирай, что для тебя предпочтительнее. — Разум, — буркнул Джотаро в ответ. Дио кивнул. — Хорошо. Блюдо уже несут. Он щёлкнул пальцами. Старик забрал со стола бокалы, подхватил чашу с остатками крови, будто она ничего не весила, и скрылся в тени. — Оно такое большое? — удивился Джотаро. — При жизни оно было чуть ниже тебя и уже в плечах. — Погоди. — Понимание обрушилось на Джотаро потоком ледяной воды. — Только не говори мне, что это… Двери распахнулись, грохот эхом разнёсся по зале. Четверо высоких мужчин, одетых в потёртые серые балахоны, достающие длиной до самого пола, внесли деревянный короб, по форме больше похожий на гроб, и осторожно водрузили на стол. Каждый из них отвесил Дио низкий поклон, после чего все четверо, друг за другом, покинули залу, а замыкающий шествие плотно захлопнул за ними двери. Короб был закрыт. Джотаро коснулся ладонью деревянной стенки и почувствовал леденящий холод. — Открой его, — велел Дио. Джотаро потянулся к крышке и заметил, что его руки дрожали. Та поддалась, позволяя легко себя снять. Джотаро заглянул внутрь и замер, деревянная крышка выпала у него из пальцев, со стуком ударяясь о каменный пол. В коробе, среди кубиков льда и поникших белоснежных роз, лежал Нориаки Какёин. Джотаро-человек наверняка набросился бы на Дио в слепом желании отомстить. Джотаро-чудовище стоял, глядя на лежащее в гробу — а это всё же был гроб — тело и не знал, что делать. Какёин был раздет. В неровном свете свечей на его мертвенно-бледной коже сверкали капли воды, оставленные подтаявшими кубиками льда. Дио первым решил разорвать повисшую над ними напряжённую тишину. Он обошёл стол и склонился над гробом с противоположной от Джотаро стороны. Его пальцы поддели вьющуюся прядку розовых волос. — Тебе не нравится? — спросил он. Джотаро молчал. Он не мог ответить на этот вопрос ни «да», ни «нет». — Я думал, что сюрприз обрадует тебя. Я постарался сохранить его в первозданном виде. Конечно, его кровь давно застыла. — Отпустив волосы, Дио провёл ногтями по замершему в вечном спокойствии лицу, вниз по щеке, коснулся холодных губ. — Но он всё ещё выглядит достаточно аппетитно. Ты так не думаешь, Джотаро? Джотаро не мог вообще ни о чём думать. Он застывшим изваянием стоял перед столом, и только взгляд метался по телу бывшего друга. Там, где когда-то был плоский с рельефом крепких мышц живот, теперь зияла сквозная дыра с рваными краями, из которой торчал букет белоснежных роз. Крови не было — тело наверняка тщательно отмыли. — Ну же, — поторопил его Дио. — Попробуй. Джотаро не двигался. Остатки человечности в нём держали его крепче, чем сковывал время The World. Он всё ещё чувствовал голод и мог бы утолить его чужой плотью, но только не его, нет, пожалуйста. Джотаро подумал о том, что на месте Какёина в этом гробу мог бы быть его дед. Или его мать. Сравнивая, он понимал, что Дио выбрал наиболее приемлемый вариант. — Быстрее, Джотаро. В воздухе стоял сладковатый аромат роз. Джотаро заставил себя сделать шаг, коснуться края гроба. Он был напряжён, как натянутая тетива. Человек внутри него боролся с чудовищем, но всё больше слабел с каждой секундой. Дио вновь оказался позади него. Мягко надавил на плечи, заставляя склониться над гробом. — Я пропитал его тело мёдом, — шепнул Дио на ухо Джотаро. — Мёд прекрасно сочетается с мясом. Ты удивишься, насколько вкусной может быть… — Заткнись. Дио скривился, но замолчал. Отошёл назад, оставляя Джотаро один на один с его внутренним чудовищем. Из любопытства тот попытался уловить запах мёда, но розы заглушали любые сторонние ароматы в гробу. Мёд и мясо — Джотаро и правда никогда не пробовал такое сочетание, хоть и слышал о нём. Его называли «изысканным», а поваров, которые готовили такие блюда — «волшебниками». Дио вряд ли был волшебником, даже если и сумел замариновать в мёде чужой остывший труп. Джотаро был голоден. Чем дольше он смотрел на тело перед собой, тем сильнее ругал себя за свою сдержанность. То, что лежало в гробу, больше не было Какёином. Теперь это был обычный кусок мяса в виде бывшего друга. Кусок аппетитного мяса, от вида которого начинали неприятно зудеть клыки, а во рту скапливаться слюна. «Я только попробую» — сказал Джотаро-чудовище Джотаро-человеку. — «Я не предам его, не надругаюсь над ним, если просто попробую» «Ему ведь уже не нужно» «Я хочу есть» «Я хочу» — Это всё для тебя. Джотаро не выдержал. Он взял руку Какёина и поднёс к лицу. Он позволил человеку в себе ещё секунду колебаться, прежде, чем вонзить клыки в холодную, но податливую плоть. Кожа рвалась легко, мышцы оказались крепче. Джотаро с рычанием потянул зажатый в челюстях кусок, отрывая его и проглатывая целиком. К собственному разочарованию он так и не почувствовал ни мёда, ни даже мясного вкуса, поэтому вновь вцепился в руку — чуть выше, у самого плеча. Он подавил свою жадность, откусил меньше и заставил себя начать жевать. В этот момент калейдоскоп вкусов настиг его: он почувствовал нежную сладость мяса, а поверх — тонкий аромат мёда. Совсем недавно он думал, что не было в этом мире ничего вкуснее свежей крови, но теперь, вкушая подарок, приготовленный ему Дио, он начинал в этом сомневаться. Снова укусив Какёина за руку, Джотаро напоролся клыками на твёрдую кость и поморщился. Обгладывать руку становилось всё более неудобно, чем меньше мяса на ней оставалось. Он не равнял себя с собаками, чтобы грызть кости, поэтому забрался на стол, а с него — в гроб, вставая коленями на мелкие ледышки и сминая нежные цветы. Его штаны тут же намокли, ноги обожгло холодом, но голод гнал вперёд, оставляя в голове только одну мысль: есть. Рвать. Пожирать. Он впился клыками в горло, разрывая вместе с кожей сосуды и артерии. В них ещё оставалась застывшая кровь, которая захрустела на зубах. Дио наблюдал за своим детищем со стороны, не желая прерывать жадную трапезу. Видя, как некогда серьёзный и собранный Джотаро становился одержимым животным, охочим до мяса, он чувствовал себя ещё большим победителем. Дио больше не было нужды марать руки самому — Джотаро прекрасно справлялся с тем, чтобы уничтожать всё то, что связывало его с прошлым. Человеческим прошлым. Этот Джотаро, с измазанными в крови зубами и горящими звериным голодом глазами не был человеком. Вампиром он тоже не был. Дио ещё не придумал, как назвать то существо, в которое он превратил бывшего врага. Последний кусок из растерзанной грудной клетки Джотаро проглотил с трудом. Он, наконец, почувствовал насыщение. Его желудок был набит под завязку, ему казалось, что если он съест ещё хоть немного, то его попросту вырвет кровавыми ошмётками прямо на прекрасное в мертвенном спокойствии лицо. — Наелся? — спросил Дио. Джотаро повернулся к нему, скаля зубы и хрипло дыша. Он сглотнул, зажмурился, возвращая над собой контроль и возможность говорить, как человек. — Да. — Хорошо. Вылезай оттуда. Это мясо скоро начнёт портиться. Джотаро послушно перекинул одну ногу через край гроба, но внезапно замер. Его не покидала мысль о какой-то неправильности, незавершённости этой трапезы. Он чувствовал себя так, словно оставлял в этом гробу нечто важное, то, что должно было принадлежать ему без остатка. Тогда он залез обратно, склонился над лицом Какёина, пытаясь понять, что именно из оставшейся целой плоти он мог забрать. Оттянул левое веко и уставился на ярко-фиолетовый зрачок. Дио не успел бы его остановить, даже если бы захотел. Одним движением Джотаро оторвал мешающее ему веко. Осторожно просунул пальцы в глазницу, разрывая тонкие сосудики, подцепил глазное яблоко снизу и потянул его наружу, вынимая вместе с тонкой нитью зрительного нерва. Нежное и гладкое, Джотаро покатал его на ладони, и только после этого слез со стола. — Сувенир? — поинтересовался Дио, выгнув бровь и указав на нежно лелеемый Джотаро глаз. — Это… — Тот не сразу нашёл правильные слова. — Он любил смотреть на мир. Он сможет продолжать делать это. С моих рук. И улыбнулся. А Дио, смотря на эту безумную, жестокую улыбку и налившиеся кровью алые зрачки Джотаро впервые в жизни понял, что, кажется, перестарался.-* * *-
Восход был окрашен кровью. Дио смотрел на застывшие у самого горизонта лучи солнца, на алеющее вдалеке небо и тёмные, тяжёлые облака. Будет дождь. Он прольётся на землю, как кровь его врагов, как слёзы его жертв, как символ его власти и могущества, мощной волной смывая на своём пути всё, что было ему неугодно. Вода — могущественная, неуловимая стихия, несущаяся вперёд быстротечная река. Как и время, которое отныне было подвластно только ему, Дио. Как и судьбы живущих в этом мире людей. Как и весь мир. Небо напоминало ему озеро, наполненное кровью. Облака — бездыханные человеческие тела. Среди них он узнал одно и расхохотался. Как тебе, а?! Как тебе это?! Ты давно сгнил, сожранный червями в сырой лондонской земле! А я — владыка этого мира! Как тебе это, старик?! Дио продолжал смеяться, пока поднимался по ступенькам на крыльцо перед входом. Пока открывал резные двери. Пока шагал по узкому коридору, где каждый его шаг эхом отлетал от стен, а голос разносился по всему особняку какофонией торжествующих звуков. The World наглухо захлопнул двери за своим хозяином и растворился в утреннем тумане. Время возобновило свой ход. Наступило утро. Пошёл дождь.