Мир, в котором меня нет

РОV Рин Друзья… Ироничная усмешка так непривычно смотрится на моих губах. Все привыкли видеть лишь широкую улыбку, да сияющий взгляд. И эти самые «все» потушили взгляд, стёрли улыбку… Просто до жути горько… Но смешно       Сугуро, которого я считал классным парнем, смотрит со злостью, настороженностью. А я-то поверил тебе, когда ты говорил, что я могу на вас положиться, да и в общем я не один. Что же ты так?       Конэкомару и вовсе стремится уйти, как только я появляюсь в поле зрения. Где же твоя доброта и честность? Как же мне отвратно…       Шима просто игнорирует, хотя раньше с ним я особенно хорошо общался. Где же твоё дружелюбие и простодушие? Не убегаешь и не выглядишь так, словно готов в любой момент меня убить, и на том спасибо…       Изумо… Лишь она не очень изменилась. Даже можно сказать, что изменилась в лучшую сторону. Не язвит мне, даже как-то взгляд без тени страха кинула. Хорошего не так уж и много, но всё же… Всё-таки ты милая.       Шиёми, которая мне даже как-то нравилась, боится — не подходит. «Будь моим другом». Помнишь свои слова, Шиёми? Наверное, помнишь, но хочешь забыть, забрать обратно. Я вот отлично помню, а забыть…       А забыть мне тоже хочется, но так горько забывать все светлые воспоминания, связанные с друзьями… Бывшими друзьями       Ах да, бывшими. Быстро же вы забыли все веселые моменты, которые я тщательно храню в сердце. Прокручивая их у себя в голове, я даже забываюсь. Как же было классно. Было       Ну конечно, я ведь уже для вас не Окумура Рин, а сын Сатаны, Адово отродье. Лицемеры       Хотя имею ли я право вас так называть? Наверное, нет. Вы просто не знали обо мне. Я сам виноват, но… Проклятье, почему?! Почему вы так быстро забыли обо всем, что было раньше?! Почему забыли, как весело нам порой было раньше? Потому что я монстр Я лицемер Я опасен Я демон       Вот настоящее описание меня, не так ли? По крайней мере, я сейчас представляюсь вам всем таким. Даже Юкио…       Ленивый, несерьёзный, глуповатый, вечно улыбающийся, добрый, верный, всегда готовый помочь. Таким я раньше виделся вам. Резко же я по-вашему изменился, дорогие друзья. Для меня вы всё ещё друзья       Но мне вовсе не плевать на то, кем вы считаете меня. Кем же вы считаете меня? Скажите же в лицо, черт побери! Хотя нет, не надо, я ведь демон, сын Сатаны! Убью вас, да?! Не трясись от страха хотя бы, Конэкомару! Проклятье… Почему вы не верите мне?..       Я бы хотел выключатель, выключающий мои чувства и эмоции. Но потом… если я захочу вернуть всё назад... Смогу ли я найти его в темноте? А захочу ли я вернуть всё назад?       Но… такого выключателя нет. Хотя есть. Только вот без пути назад. Просто конец. И неизвестность насчёт того, что будет дальше. И вправду, что мне здесь делать? Ждать, пока грёбанный Ватикан приговорит меня к смерти за маленький огонёк? Нет уж. Не собираюсь я умирать, как какое-то чудовище, как монстр… Пламя Сатаны убило мою прежнюю жизнь, убило дружбу. И меня убьёт… Жаль, конечно, но уже не важно       Юкио справится — не так уж он ко мне привязан. Это я скорее прилип к нему, свято веря в то, что пистолет, направленный на меня в первый учебный день — последствие стресса после смерти отца. Я не слепой, братец, к большому сожалению.       От меня одни проблемы. Если бы меня не было, отец был бы жив, Юкио не пришлось бы запихивать свою мечту стать врачом куда подальше. Слишком многим платят другие за мою жизнь. Моя жизнь слишком дорога       И дорога она, к сожалению, отрицательно. Слишком многим платят другие. И я больше не хочу быть просто оружием. Не я важен им, а сила, заключенная во мне. Я для вас всех лишь машина для победы. Моя жизнь на самом деле важна разве что для Черныша. Прости, Куро, готовить я тебе больше не буду. Укубак не даст тебе умереть с голоду, я уверен.       Интересно, каково это — умирать? Раньше я об этом даже и не задумывался. Не было повода… А теперь… Скажу спасибо ещё раз папочке за мою родословную!       Шум дождя, обычно успокаивающий, действует на нервы. Скрип открытого окна заставляет морщиться, но вставать, чтобы закрыть не хочется, да и ноги будто приросли. Холодно и сыро       Почему-то резко становится холодно. И, словно видя всё от третьего лица, достаю меч Коумы. Сажусь на кровать. Всё это проделываю как-то механично, отстранённо думая, расстроятся ли ребята?       Юкио наверное погрустит, может даже слезу пустит. Прикрываю глаза. Потом ему даже легче станет. Не будет непутевого Рина, из-за которого ты стал чертовым экзорцистом, из-за которого забыл мечту, из-за которого у тебя вечно проблемы.       А вот если бы кто-нибудь из вас умер, я бы… Я даже не знаю, что со мной было бы! Это даже представлять ужасно. Подумать только, я думаю о людях перед смертью, к которой они меня невольно довели. Но вы совершенно не виноваты, да… Достаю меч Курикара из ножен. Не время слезу пускать. Чертово синее пламя       Руки чуть дрожат, во рту сухо. Как и в глазах. Всё настолько неправдоподобно… Грудь тяжело вздымается, задевая меч, а вместо органов будто льда накидали. Подумать только! Я, Окумура Рин, «вечный весельчак» сижу сейчас себе спокойненько, острый конец меча уже чуть оцарапал грудь. Рубашка впитала несколько капель крови. Опять стирать будет надо…       Резко вздрагиваю и распахиваю глаза. Стирать не придётся. По крайней мере, уже не мне. Остриё меча вновь неприятно колит. Грудь щипит. Глаза внезапно тоже. Сатанинское отродье! Не подходи ко мне! Он будет оружием против Геенны! Это опасно! Он монстр! ОН ДЕМОН       Рычу сквозь крепко сжатые зубы. Как вспомню все эти лестные словечки, так передергивает. Крепко сжимаю меч. Перед глазами синее пламя. Синее пламя способно убить Я прекрасно это помню, Сугуро.       Отвожу меч от себя, кончик направлен прямо в сердце. Руки дрожат, но я больше не медлю. Резкое движение, перед глазами темнеет, и я резко выдыхаю, сжимаясь. Регенерация! Больно, но в тоже время как-то пусто и нереально. Наношу второй удар. Руки слабеют, меч попадает в живот, я снова поднимаю оружие, желая нанести ещё удар, но он падает с неприятным, звенящим звуком, заставляя меня чуть застонать. Слишком громко и больно       Дышать тяжело, всё плывет, очертания комнаты размыто. И словно из-под воды я слышу голос пришедшего с задания Юкио. — Рин, я дома! Рин! Не хочу больше. Не хочу. Не хочу. Не хочу.       Я жмурюсь, умоляя своё тело прекратить сражаться. Юкио не перестаёт звать меня. Он вполне спокойно открывает дверь и на пару секунд замирает в проходе. Его глаза расширяются, и он подбегает ко мне, хватая лицо ладонями. И так невыносимо хочется заорать на него, чтобы не трогал, чтобы не мучил больше, чтобы просто оставил и вообще забыл меня… — Р…РИН! Что ты наделал? Зачем?.. Господи… Рин, не смей закрывать глаза! РИН!       Он зовёт меня, уже кричит громко, с паникой прижимая свои руки к ранам.       Зачем ты мучаешь и меня, и себя, Юкио?..       Я уже почти ничего не вижу. Темнота и какое-то странное чувство полёта в невесомости. Я чувствую прикосновение Юкио, он трясет меня за плечи, даже бьет по лицу один разок, приподнимает веки, пытаясь заглянуть мне в глаза. И что-то говорит, шепчет, я даже вроде услышал гудки. Видимо, звонит кому-то. Хватит, Юкио, оставь меня в покое!       Едва вижу его лицо, всё расплывается. И я вдруг думаю, что поступил просто ужасно… Ведь… Ведь Юкио теперь один! Совершенно. Кто же будет ему готовить? Он же кухню сожжет! А на ком тренироваться на роль тюремщика будет?! Не будет же он Куро доставать учебой! Кого он будет оставлять, когда придёт время снова идти на задание? Кому будет сначала отказывать, а потом будто нехотя рассказывать о задании?! Кому он будет мамочкой?! Кто его далматинцем очкастым называть будет? Кто?! Не я?. Какой же я эгоист…       Хотел умереть? Хотел! А сейчас, видя панику Юкио, появляется животный страх, нежелание его оставлять. Хочется просить прощения, умолять забыть, но я не могу выдавить и слова… — Ю… ки. о… — РИН, НЕ СМЕЙ! Алло, срочно прие… Вызывает скорую? Зачем? Это конец уже, ты же понимаешь… — За…ч.м?.. — Рин, молчи! Сейчас придёт помощь, ты только подожди, не смей засы…       Хочется улыбнуться напоследок, и я поднимаю уголки губ, теряя, видимо, все последние силы. Хочется сказать что-нибудь, даже банальное «прости». И тут я полностью теряю связь с реальностью. Темнота везде, и я уже ничего не чувствую… Конец POV       Юкио сидит прямо на полу, прижимаясь спиной к неестественно белой стене больницы. До сих пор широко распахнутые синие глаза смотрят в пустоту неверяще и как-то загнанно. Ему не хочется верить, он просто не верит. Внешне почти спокоен, лишь мерно бьется головой о стену и хмурится, тяжело дыша. А душа мечется, кричит, не в силах превозмочь эту адскую боль, ужасающий страх и неверие, ведь еще вчера все было хорошо…       Прошёл час. Час прошел с того момента, как врач, решительно остановив Юкио, рванувшего вслед за носилками, на которых лежал его брат, сказал, что в реанимацию нельзя, и он сообщит о состоянии пациента. — Мы сделаем всё, что будет в наших силах, — сказал врач и закрыл за собой белые двери с красной надписью «РЕАНИМАЦИЯ».       И Юкио вдруг подумал, что слово будто выведено кровью. Кровь… Кровь Рина в комнате, на кровати, на полу лужа алой крови, кровь Рина на руках Юкио, на лице. Окумура хватает волосы и тянет, желая причинить себе боль. И отстраненно отмечает, что теперь и волосы в крови старшего брата. Он просто не верит. Как Рин мог такое сделать? Как ему такое в голову могло прийти? Какой же ты эгоист, нии-сан… Перед глазами всё ещё стоит та сцена. Flashback       Он заходит в комнату, мысленно ругая брата. Спит небось, а домашнее задание не готово. Зайдя в комнату, Юкио чувствует, как воздух выкачивают из лёгких.       Рин всё ещё в школьной форме, только вот рубашка уже кроваво-красная, да ещё и порвана. Меч валяется на полу, синее пламя потухает. Взгляд Рина ни на чем не фокусируется, он заваливается на бок, выдавливает его имя… Спрашивает, зачем, а потом медленно закрывает глаза. Юкио чувствует жжение в глазах и пытается «разбудить» брата.       Руки по локоть в крови, он бьет Рина по щекам, хватает за плечи, теперь и лицо Окумуры старшего в крови.       И тут Юкио становится страшно и холодно. Тяжело дышать, ноги подкашиваются, и колени больно ударяются о пол, руки дрожат, и Юкио жмурится, сжимая виски. Где же помощь?!       И в голове всплывает мысль, парализующая всё тело и заставляя спину покрыться мурашками от холода: А нужна ли ещё помощь?       Эта мысль набатом бьет по сознанию, и с каждым новым таким ударом Окумуру сильнее затягивает в пучину скользкого страха. Юкио с паникой, не дыша прижимает ухо к груди старшего брата, щупает пульс, но не чувствует. Он хочет проверить ещё раз, но в комнату врываются врачи, и Окумура отходит, содрогаясь.       Мертвенно-белое лицо Рина пугает так, что Юкио резко выдыхает и падает. Падает, ухватившись за стул, и с грохотом падает на четвереньки. — Срочно везём! Быстро-быстро! — голос врача выводит из транса. — Вы едете?!       Юкио кивает, не в состоянии выдавить и слова и выбегает на улицу к машине скорой помощи. Лишь бы успеть…       Никаких прогнозов, никаких вестей, никаких предположений. Почти полтора часа. Часы громко тикают, никто не нарушает звенящую тишину.       Сугуро сидит на скамейке, смотря на свои руки. Волосы спадают на лицо, но он так и сидит уже почти два часа. Не двигаясь, тихо, молча, глядя на руки. Лица не видно, лишь складка на лбу видна.       Конэкомару утыкается лбом в колени, обнимая их руками. Едва слышно его прерывистое дыхание.       Шима закусывает губы до крови, сидя неестественно прямо. Взгляд не отрывается от двери, куда увезли Окумуру. Бледен, словно смерть, а на побелевших губах ясно выделяются капли алой крови.       Изумо прикусывает ногти, всё время теребя застежку толстовки. Глаза закрыты, дыхание частое и прерывистое.       Шиёми смотрит в пол. По щекам текут слезы, капая на ее обувь и на больничный пол. Тоже весь белый.       Сюра смотрит на дверь реанимации, прищуренный взгляд и расслабленная поза. Кого же ты пытаешься обмануть, госпожа Киригакуре?..       Никто не нарушает тишину, разве что тихие и прерывистые вздохи, да тихие голоса из какого-то далёкого кабинета. Каждый из них волнуется, каждый желает, чтобы Окумура выжил. И им всем абсолютно плевать, чей там он сын… «Просто пусть он выживет» — проносится в голове у каждого.       Конэкомару, хоть и боится, понимает, что не хочет смерти Окумуре. Шима и Сугуро желают как можно скорее прибить засранца, посмевшего так с ними поступить. И тут оба тупят взгляд. «Пусть только выживет сначала» — думают они. «Почему? Почему ты так поступил, Рин? Ты из-за демонической силы? Но ведь… Ты же всегда был сильным! Неужели из-за друзей? Или… из-за меня? Неужели это мы, Рин? Мы тебя довели? Рин, поверь, ты всем нам очень дорог! Я не хочу никого терять, выживи, и я больше никогда в жизни не посмею наставить на тебя пистолет. Клянусь, я уже давно жалею об этом. Живи, Рин…»— думает Юкио, чувствуя резкий холод внутри, и сердце вдруг обрывается. Нет… Неужели?..       Все вздрагивают и одновременно вскакивают, когда заветная дверь открывается. Врач устало стягивает маску, обводит всех взглядом. Казалось бы, всего пара секунд, а для всех них это вечность. — Мертв, даже регенерация не помогла, он потерял много крови…       Врач говорит что-то ещё, смеряет всех сочувствующим взглядом и уходит, решая оставить друзей погибшего в покое.       Шиёми оседает на пол, и слезы безостановочно стекают по щекам. Изумо прикрывает лицо ладонями, и плечи вздрагивают. Конэкомару тихо всхлипывает и снимает очки дрожащим руками. Сугуро что-то рычит сквозь сжатые зубы и пытается не обращать внимание на влагу, собравшуюся в уголках глаз.       Шима произносит тихое «черт» и смотрит, не моргая, на последнюю дверь, куда входил Рин, глаза щипает, и он жмурится, безостановочно шепча «проклятье». Сюра смотрит в спину удаляющегося врача и прикусывает губу. — Чертов идиот! — вдруг рявкает она и со всего размаху бьет по стенке кулаком.       Она не плачет, лишь прерывисто дышит. Но ей тоже больно, и вовсе не из-за разбитого в кровь кулака…       Юкио тихо воет, сжавшись, словно ребёнок, дрожит, словно ему холодно, бормочет что-то, словно у него бред… И вместе со всем этим смотрит в пол, и из пустых, словно остекленевших глаз текут слезы. Он сжимает голову руками и вдруг подскакивает. — Юкио?.. — хрипло окликает его Киригакуре. — Сюра, он точно жив! Он же не может так просто умереть! Регенерация! — глаза блестят, а губы дрожат, растягиваясь в улыбке, от которой трясёт даже Сюру. — Юкио, врачи не дураки, сказали ведь, чт… — начинает она успокаивающе и подходит к Юкио, сглатывая ком в горле, мешающий дышать. — ЗАТКНИСЬ!       Сюра отшатывается. Окумура не вспыхивает синим пламенем, как… как Рин, но глаза… Глаза не его. Глаза настоящего демона. Она выпрямляется и кладёт руку на плечо Юкио. — Пожалуйста, успокойся, я понимаю… — Не понимаешь! — свистящим шепотом кричит Окумура и стряхивает руку девушки с плеча, но тут же замирает, почувствовав, как его обвивают нежные руки.       Сюра и сама в шоке, но ей так хочется утешить, помочь, успокоить. Она гладит Окумуру по спине, чувствуя, как сотрясается тот и судорожно дышит, и ощущает, как на голову что-то капает. И понимает, что и сама уже не сдерживается. Слезы текут, и Сюра закрывает глаза, позволяя солёным каплям и дальше мочить рубашку Окумуры.       Семнадцать минут пятого. Часы показывают время, когда произнесли самую ужасную фразу. А за окном просыпается город, и там ещё никто не знает о том, что Окумура Рин мертв, а вместе с ним и Юкио. И неправ был Рин — легче Юкио не станет никогда и забыть он тоже не сможет.       А за окном появляется солнце. И наступает первый день без яркой улыбки Окумуры Рина.       Но какой от солнца толк, если оно больше не заставляет Окумуру Рина щурить глаза-сапфиры и не греет его?       Какой толк от дождя, если он больше не может заставить Окумура Рина выбежать на улицу и бегать, с счастливой улыбкой подставляя лицо под струи воды?       Какой толк от него самого, если он больше не может защищать Окумура Рина и отчитывать его за невыполненное задание и оборачиваясь, видеть невинную физиономию брата, за секунду до этого корчащего ему рожицы?       Думая об этом, Юкио становится невыносимо тесно и больно находится в этом мире, где больше не будет громкого смеха, возмущённых громких криков, широченной улыбки с удлинёнными клыками, сияющих синих глаз, сонной физиономии на уроках, всё время дёргающего чёрного хвоста с кисточкой на кончике, резко вспыхивающего синего пламени, от которого поднимается ярость, худощавой фигуры на кухне у плиты…

В мире, где больше нет Окумуры Рина