Стук

Стук. Тихий, почти неуверенный стук в дверь. Пришел. Вряд ли за своей потерянной одеждой, но пришел. Снайпер честно ждал его уже несколько дней, и знал, что красный все же появится. Не на задании за его спиной, а придет сюда, к его фургону, постучит дверь. А когда стрелок откроет ему, то он тихо, борясь со злостью и смущением, спросит разрешения войти. Шпион начинает только больше злиться, когда видит усмешку на лице снайпера. Тем не менее, на остатках испаряющейся гордости, он все-таки проходит в фургон, когда получает на то разрешение. Уютно. Как-то даже слишком уютен этот фургон для своего владельца. По-домашнему, с откликом чужой культуры, почти аборигенской, но по своему интересной и завораживающей. Интересно, снайпер делал все это сам? Все эти резные амулеты и тотемы, подвески со странными индейскими символами, статуэтки разных животных и птиц: койоты, орлы, буйволы, пауки. Краем глаза шпион заметил странную флейту, которая лежала рядом с какой-то недоделанной поделкой. Заметил и странноватого вида топорик в лапках держателя на стене. Даже на древке были какие-то перья и небольшой амулет. Может от сглаза? Но шпион видел несколько раз, как снайпер орудовал этим топориком… и честно признавался себе, что не хотел бы быть даже близко к этому лезвию — слишком умелым бойцом стрелок казался со стороны. Наверное, в своих родных краях он мог бы бороться за звание лучшего воина…, но шпион, конечно, ничего из этого не мог знать наверняка. Только то, что этот индейский волк действительно опасен. От созерцания внутренней части фургона его отвлекли жесткие пальцы, что легли ему на макушку. Снайпер все это время стоял сзади, а теперь опять стягивал с агента красных его маску. Взъерошил волосы на его голове, и шпион уже смог почувствовать совсем близко его тепло. — Пришел за повтором, да? — Агент ощутил теплое дыхание у самого уха, а сильные руки обхватили его талию. Чужие губы уже начинали покрывать поцелуями его, сплошь покрытую синяками, шею. Слабый кивок, а дальше он уже плохо помнил течение событий. Слишком быстро, слишком жарко. Стрелку явно не хватило прошлого раза, чтобы полностью разрядиться. Крепкие объятия, хлипенькая столешница, поцелуи на лице и язык проходит по каждому еще видневшемуся синяку. А потом опять боль, но уже не такая, как раньше, почти приятная, как ни стыдно это признавать. И несдержанные стоны. Казалось, что трясется уже весь фургон, а окружающий воздух раскалился докрасна. Стрелок только не целует в губы, как бы сам шпион не пытался поймать их, через секунду забывая обо всем, когда накрывает липкая волна оргазма. А потом еще, и еще… — Стоило забрать твои штаны, чтобы ты потом пришел ко мне и сам снял свои новые? — Иди к черту… Снайпер тихонько смеется, закуривая, наблюдая, как шпион изгибается на спальной полке, будто довольный кот. Совсем не похоже на то, как немецкая шавка обычно ведет себя. Он так и не надел маску обратно, и стрелок до сих пор мог созерцать его лицо, а в частности те синяки, которые сам ему оставлял. И те старые и новые следы на истерзанной шее. Это приносило какое-то садистское удовольствие. Хотелось подойти, опрокинуть немца и оставить еще больше чувственных меток. Но… — Тебе пора убираться, а то на базе красных потеряют свою принцессу. Шпион в недовольстве глянул на снайпера, тем не менее уже начиная одеваться, тщетно пытаясь скрыть следы от засосов воротником мятой рубашки. Шикнул что-то на немецком, с таким видом, что снайпер был готов поклясться, что, знай он этот язык, сейчас он узнал бы новое ругательство. Не проронив более ни слова, агент красных со всей напущенной гордостью и высокомерием поспешил убраться из фургона, со смущением и стыдом слыша за спиной смех стрелка. Он опять позорно забыл те брюки, которые индеец забрал в прошлый раз.