Я люблю тело, которое перестает быть красивым

— Не разглядывай это. — Что — это? — Мои морщины. — Ах это… Почему? — Просто не надо. — Почему? Ты же не женщина, чтобы беспокоиться о морщинах. — Я и не беспокоюсь, но не разглядывай, ладно? — Неправда, ты беспокоишься, и сильно, как я заметил. Глупо, Джон. Нам по пятьдесят четыре, и морщины — это то, что в любом случае неизбежно. — Мне пятьдесят четыре, хотел ты сказать. — Не вижу существенной разницы, в особенности если речь идет о морщинах. — И все же… Эй! Ты что, решил выколоть мне глаза? Что ты делаешь?! — Пальпирую твои восхитительные мешочки. Они такие нежные и приятны на ощупь. — Пальпируешь? Собираешься поставить диагноз мешкам под моими глазами? Он давно мне известен, Шерлок. Просто уродливые мешки. Прекрати. — Не-а. Вот эта сеточка вокруг твоих глаз… — Моих затекших глаз, забыл ты добавить. — Да, вокруг твоих затекших глаз, Джон. Так вот, эта сеточка носит название «гусиные лапки», и они чудесны. — Мои мешки восхитительны, мои гусиные лапки чудесны — что ж, день начался отлично. — Совершенно верно, Джон, нас ожидает отличный день. Ага, а вот это — твоя слегка увядшая шея… — Шерлок, мать твою! Прекрати свою гребаную пальпацию! — Не прекращу. Твоя шея слегка увяла, это факт. Но она по-прежнему сильная. И гордая. — Это у тебя она гордая. — У меня она просто длинная. А у тебя — гордая. — Не выдумывай. — Я и не выдумываю. Ты всегда держишь голову высоко поднятой, не склоняешь ее перед трудностями — в чем, по-твоему, я не прав?.. Погоди, Джон, не говори ничего, я продолжаю свое путешествие. Итак, это твой живот, он утратил былую твердость, и на нем появился жирок. И складки на боках — здесь и здесь. Ты знаешь об этом? — О боже, Шерлок, что ты творишь! Знаю, конечно. Еще бы мне об этом не знать. Ты сегодня невыносим! Я сейчас встану и… — Между прочим, ты уже наполовину встал, не заметил? — Заметил. Описание жира на моем животе и боках — чистый афродизиак, знаешь ли. — Я сказал «жирок», и он очень милый. Он принадлежит тебе, а значит, ничего лучше в мире не существует. — Лучший в мире подкожный жир. Лучшее в мире брюхо. Блестяще! — Да. — Шерлок, заканчивай… — Тсс… Не дергайся, ты мне мешаешь. Таак… А это у нас что? — Это мой член. Лучший в мире, я полагаю. — Несомненно, но я не об этом. О! Сколько здесь седых волосков. Море седых волосков. Океан прекрасных седых волосков. — Ты спятил? Ты… Шер… О черт! О… Черт, черт, черт!.. Блять… … — … Джон? — Уф. Это было… достаточно глубоко. — Я старался. И ты заметил — полное отсутствие рвотного рефлекса? — То есть обрабатывая мой член, ты не сблевал. Мне есть чем гордиться. — Обрабатывая? Как это неромантично, Джон. На самом деле я ласкал тебя ртом — долго и достаточно глубоко, чтобы ты издавал все эти прекрасные звуки. — Пыхтел и матерился? — Вроде того. — Но я… не кончил. — О чем ты? — О мешках и гусиных лапках, вот о чем! Ты ласкал меня ртом, я корчился на постели, тряс своим жирным брюхом и от удовольствия чуть не сдох, но не кончил. Я старею, Шерлок. Боже, да. Черт возьми, я старею. Это тоже факт. — Это тоже факт. — Мог бы не повторять. — Мне нравится определенность, я люблю называть вещи своими именами и смотреть действительности в глаза. — Иногда слишком пристально. — Таков уж я есть. К тому же, если говорить об определенности, прошедшая ночь, в результате которой ты и лежишь сейчас передо мной абсолютно голый, сложно назвать спокойной. В твои-то годы! Так чем же ты недоволен, Джон? — Я всем доволен. Но... В общем, давай не будем об этом, ладно? Это... немного грустно. — Не соглашусь, но так уж и быть. Ладно. … — Кажется, пауза затянулась, да? — Она приятна. Я лежу у тебя на груди — самое удивительное в мире место. — Странно, что ты ничего не сказал про грудь — про все ее возрастные достоинства. — Я сказал — она удивительна. О чем ты думал, пока молчал? Или ты по-стариковски дремал? — Нет, я не дремал, я философствовал — думал о том, что все проходит. — Все? Но я же здесь, рядом. — Да, и это самое странное, что могло случиться со мной. И самое необъяснимое. Ты такой… потрясающий, Шерлок. По-прежнему великолепный мужчина, я и в подметки тебе не гожусь. — Чушь! Ты никогда не перестанешь быть красивым. — Я?! Иисусе, Шерлок, я никогда не был красивым, это смешно. — И тем не менее я не знаю людей красивее тебя, Джон. — Только не начинай о душе, сегодня мне меньше всего хочется говорить о внутренней красоте и прочей высокопарной белиберде, скрывающей истину. — Я и не собирался. Я вполне конкретен: твое тело идеально, и это еще один факт. Факт номер три. — Сегодня ты готов пригвоздить меня фактами — самыми фантастическими. — Сегодня ты излишне саркастичен и придирчив к себе. Это очень странно. После такой беспокойной ночи вдруг такое поникшее настроение. И все эти… несовершенства, которые ты внезапно в себе обнаружил. — Ха — «внезапно»! Я любуюсь ими давно — глядя в зеркало, особенно по утрам, особенно после беспокойной ночи… И между прочим, не такое оно и поникшее, как мы с тобой убедились. — Мы с тобой — обожаю, как это звучит. Когда я был слишком молод, чтобы считаться по-настоящему умным, мне казалось… да что там, я был уверен, что «мы с тобой» никогда не коснется меня, такого независимого, такого не вписывающегося в общественные стандарты. Ты совершил чудо, Джон. Изменил мою жизнь, изменил меня… По-моему, я стал жутко сентиментален на склоне лет. Не поцелуешь своего старичка? — И не надейся, что откажусь… … — Твои поцелуи сводят меня с ума. Серьезно, Шерлок, я готов целовать тебя вечно, но наше время, оно так быстро уходит — стремительно ускользает из рук! — Законы времени едины для всех, Джон. Ну и что? Ведь что-то же остается, правда? Какие-то дни, часы и минуты. Много дней, часов и минут — впереди у нас. Ты согласен? — Ох… Конечно, согласен. Ты так хорошо это сказал, а я просто старый зануда. Слабак. — То, что я не позавтракал твоей спермой, не делает тебя слабаком. Я с удовольствием ею поужинаю. — Хм… Что ж, сделаю все возможное, чтобы перед сном тебе было сладко, милый. — Ого! Мне нравится, как резко ты переходишь от меланхолии к игривости, Джон. Сдается мне, что такими темпами я имею все шансы и позавтракать, и поужинать. Нет? — Дай подумать... Пожалуй, да. Ну-ка, придвинься ближе… Определенно да! С тобой — ничего невозможного, Шерлок. — Ты мне подмигнул? Ты мне подмигнул! И как это понимать, мистер Уотсон? — Эмм… Правильно, я надеюсь. — А что если я пойму это правильно прямо сейчас? — Какая привлекательная угроза в мой адрес. Просто кровь стынет в жилах! — Да ты совсем приободрился, я вижу. — Тебе всегда это удавалось — избавить меня от уныния одним щелчком пальцев. Достаточно вспомнить нашу долгую жизнь. Твои знаменитые эксперименты, например, способны ликвидировать любое уныние. — И мои ночные скрипичные концерты. — Да уж, мертвого воскресят. А пробежки из одного конца Лондона в другой? — Да-да. И все мои милые фокусы. — Все твои кошмарные фокусы. — Ну, это с какой стороны посмотреть. — С какой ни посмотри, любимый. — В целом я неиссякаем. — Ммм… да. — Изобретателен. — В точку. — Гениальный выдумщик. — Ну еще бы! — Непредсказуем и в чем-то даже опасен. — Да, с тобой не соскучишься. — «Чертово совершенство». — Дух захватывает! — А еще я люблю тебя. С каждым днем все сильнее. — О? — Да, я люблю тебя, Джон Уотсон. С каждым днем все сильнее. Ничего, что я повторил? — … Ничего. Я готов это вытерпеть. — Тогда я повторю еще раз. Я люблю тебя — с каждым днем все сильнее. Твою душу и твое тело, красиво оно или уже не очень. Люблю. Это факт номер четыре, и он неопровержим. Старей спокойно, Джон.