Мы не знаем

      — Отлично потрахались, — сказал Энтони, закуривая сигарету, рассматривая спину одевающейся омеги и не пытаясь прикрыть нагое тело, член которого хотел начать снова твердеть.              — Как обычно, — фыркнул Мэтью, надевая тёмные боксеры и штаны.              — Нет, правда, это была самая лучшая твоя течка из тех, которые мы провели вместе.              — Заткнись, — омега свёл брови, надевая майку. Мэт достал косметичку, что была позабыта на неделю с альфой и, выпив противозачаточные таблетки и подавители, начал подводить глаза в своей обыденной манере: небрежно, но ровно.              — Мне казалось, — Энтони встал с кровати и, подойдя сзади к омеге, вжался носом в его шею, — что во время сцепки ты так стонал и кричал от наслаждения, что тебе тоже понравилось.              — Послушай ты, мерзкий кусок говна, — Мэтью повернулся в руках альфы, что сжимал его талию, и оказался прямо рядом с его лицом, — то, что происходило здесь всю эту неделю и происходит здесь раз в квартал вот уже два года, нравится мне безумно. Точнее нравится лишь моему телу, потому что, даже если бы мы с тобой остались на всей земле лишь вдвоём, я бы ни за что не лёг бы с тобой в одну постель, если бы не ебучая течка. К сожалению, ты единственный на кого я могу положиться в столь пикантной ситуации и кому могу не отгрызть голову после всего произошедшего, хотя мне очень хочется. И знаешь, если бы у меня был другой опытный альфа, который не разболтал бы потом всему университету о том, что трахнул течную омегу, что пришла к нему сама и бросилась в объятия, я бы ушёл к нему. Но, к сожалению, истинного у меня нет, любовника тоже, дружбанов по траху, да и в принципе дружбанов, также, так что… остаётся только жалкий секс с тобой, селёдка ты моя недоделанная, — омега похлопал Энтони по щеке и отвернулся обратно, докрашивая глаза.              — Ну ты бы хоть что-то новое придумал, ей богу, — усмехнулся альфа, вглядываясь во впадинку ключицы и в плечо, куда так хотелось всегда вгрызаться во время сумасшедшего секс-марафона. — За что же ты меня так ненавидишь?              — О боже, Энтони, не пытайся делать из себя настолько важного человека. Я ненавижу своего отца, и он заслуживает этого, ненавижу своего папу, и он заслуживает этого, я ненавижу свою сестру, в конце концов. Я испытываю к тебе омерзение, но никак не ненависть, потому что омерзение можно испытывать к кому угодно, а вот ненависть только к важным тебе людям. Так что прости, малыш, ты для меня просто «омерзение».              Омега выпутался из рук Энтони и, сложив всё в косметичку, отправился к шкафу, где аккуратно были складированы вещи милым слугой во время перерывов в сексе или сцепок, когда партнёров нельзя было смущать своим присутствием. Он достал свой плащ, что тут же был повешен на плечи и застёгнут пуговицей на ключице, берцы, что так мило были зашнурованы тем же самым омежкой, который сейчас, наверняка, свернулся клубком в кладовке, и сумку со знаком сатаны на всё кожаное покрытие, которую так любил Мэтью. Альфа разглядывал маленького гота и улыбался до чего же неуклюжим он был: долговязый мальчишка двадцати лет, с чуть длинными тёмными волосами, которые он сейчас заделывал в хвост, с пирсингом на всём теле, обычно был холоден ко всему и вся, — на вопросы Энтони никогда не отвечал, игнорировал его после течки, как только мог, — но сегодня что-то изменилось. Парень злился и нервничал, огрызался. Сегодня точно что-то было не так.              — Ты сегодня какой-то злой, — напыщенно-обиженно пролепетал брюнет, почёсывая немного отросшую щетину. — ПМС?              — Ага, блять, видишь даже прокладку надел, — гот токсично усмехнулся, собирая вещи в сумку. — Это значит, что я готов к деторождению, ты знал? — Мэтью сверкнул кольцом на губе, что только надел, и бросил на кровать двадцать баксов.              — Что это? — посмотрел на деньги Энтони, и усмехнулся, — Я что же уже проститутка? Или это ты у меня взял из кошелька и возвращаешь сдачу?              — Не угадал, это за презервативы, — во весь рот улыбнулся зеленоглазый Мэтью, и похлопал по плечу альфу. — Пока-пока, альфёныш! Было приятно потрахаться во время моей течки. Надеюсь, что больше не увидимся, а если я с горя прибегу к тебе, надень на меня чулки за такую провинность.              — Обязательно, — Энтони кинул взгляд на покачавшуюся задницу Мэтью и, когда тот открывал дверь, догнал его и, нажав на поверхность, снова прижал к себе. — Может останешься? Твоя течка всё ещё чувствуется, хоть и слабо. Думаю, тебя может легко поймать какой-нибудь другой альфа и вытрахать в подворотне из тебя всю строптивость.              — Всё было бы проще, если бы ты как обычно спросил меня хочу ли я начать с тобой встречаться, я бы ответил «нет», и ты бы пошёл плакаться в плечо очередному слуге. Ну, в конце концов, мог бы взять своего охранника и устроить с ним «ночь любви».              — Он альфа.              — Да, знаю, но ты же любишь такое, — улыбнулся Мэтью Стоунски, резко открыв дверь и отшвырнув Энтони. Омега побежал по лестнице большого дома, сбивая с ног маленького паренька, что нёс постельное бельё. Простыни разлетелись в разные стороны, и, когда осели, слуга за шкирку уже был утащен в комнату к Энтони, что так хотел сорвать свой гнев хоть на ком-то.              ***              Мэтью шёл по парку, вдыхая запахи весны. В голове всплывали воспоминания прошлой недели. Ему безумно нравилось то, что происходило между Энтони и им в постели. Нравилось до потемнения в глазах, до одури в голове, до каменного стояка в штанах и до вытекающей из задницы смазки.              Энтони Макерфилд был богат и этого даже не скрывал. Любая омега с радостью бросилась бы в его объятия. Боже, да Мэтью тоже с радостью бросился бы в объятия этого идеального альфы с ростом под два метра, крупными плечами, ярко-голубыми глазами, брюнетистыми волосами и огромным членом с узлом, как два маленьких кулачка гота, сжатых вместе.              К сожалению, этот нахальный идиот ни разу не привлекал омегу в плане партнёра по гуляниям в парке. Он считал его заносчивым, нахальным, слишком самоуверенным в своём превосходстве и идеализме.              Мэтью, учившийся в институте, никогда не был примером для подражания. Да, его ставили в пример другим соблазнителям, потому что он сначала продинамил, а потом в считанные дни захомутал самого желанного самца для любой омеги, но его никогда не упоминали как личность, на которую можно было бы быть похожим. Скорее уж его сопоставляли с монстром, которым пугали детей. Он был слишком нескладным, слишком высоким, слишком худым, слишком бледным (и это была не та аристократическая молочная кожа — из-под покрова «ткани организма», что была слишком тонка, выглядывали длинные синие вены, прожилки и капилляры), слишком хрупким, потому что оставить синяк на нём не составляло труда, и слишком отстранённым абсолютно от всего. И, наверное, у него бы всё сложилось и лучше, не будь слова «слишком» при каждом его описание. Стоунски не любили ещё и за характер, что показывал абсолютно нахального носителя, который пренебрежительно относился к людям. Его душа, скажем так, неприятно отдавала душком протухших яиц от чего у всех на глаза наворачивались слёзы от общения с ним. И нет, он не был токсичным и желчным, не мог предать или бросить ни с того ни с сего, но он легко мог вызвать антипатию лишь от одних только первых слов. К счастью, благовония его души и его природные «омежьи ароматы» никак не были связаны, потому что от него исходили однозначно приятные и до одури сносящие крышу запахи кофе, смешанного с коньяком и вылитого на мяту. «Весь так называемый коктейль создаёт ощущение свободы», — так его описывал Энтони, прижимая к себе стонущего в связке Мэтью, расчувствовавшись иногда от наплыва эмоций.              Энтони владел фармацевтической компанией, что хоть и не была самой крупной в стране, но выступала на ведущие позиции. Он никогда не был обделён деньгами в своей семье, всегда находил поддержку в виде своего брата, отца и матери, которые являлись все бетами. Случай с ним произошёл, как с мамой Гарри Поттера. Он был очень горделив, красив и всё небезосновательно, ведь являлся лучшим в постели и в жизни для всех своих партнёров. Но не для Мэтью, что его очень раздражало и злило, потому что репутация идеального альфы была подмочена одним лишь колким словом от наглеца омеги.              Этот строптивый паренёк с первого взгляда заинтересовал Энтони. В этот момент Макерфилд, прихватив с собой шлюху из бара, что в тот момент делал ему минет в ногах, ехал домой после тяжёлого трудового дня. Вот уже несколько месяцев в лаборатории его компании разрабатывался очень дорогой в перспективе, но того стоящий, препарат для омег и альф со слабым запахом, что мог бы его усилить, а все тесты даже на животных с треском проваливались, и никто не мог понять почему. Энтони рассматривал отчёты по неудачам, прикрывая лицо омеги, что умело всасывал член альфы, втягивая щёки и работая языком. Решение никак не находилось, а всё, что происходило, вводило лишь в тупик. Эн бросил взгляд в окно и застыл. Из университета выходил парень, одетый во всё чёрное с длинными распущенными волосами, из которых на виске красовалась маленькая коса. В руках у него была стопка листков, что так старательно удерживали тонкие белые ручонки. Альфу удивило всё: и одежда не по погоде, и отстранённое лицо, и рост омеги, насколько он понял по запаху, который проходил даже в маленькую щёлочку приоткрытого окна и указывал прямо на носителя. Энтони судорожно перебирал в воспоминаниях всю свою коллекцию помеченных его запахом омег и понял, что не разу не занимался сексом не только с готом, но и с парнем такой комплекции. Альфа отбросил от себя шлюху и вышел из машины, пока та остановилась на светофоре. Мэтью стоял около стен университета, одной рукой пытаясь включить музыку и при этом не выронить бумаги. Энтони почти добрался до парня пока не увидел, как к нему подходит группа мужчин, один из них обнимает омегу за плечи и что-то шепчет на ухо.              «— Боже, такое упущение, видимо это его парень, » — прошипел про себя Макерфилд и, развернувшись, уже хотел уйти. Только он сделал пару шагов, как сзади раздался жалобный громкий всхлип, после смешки ребят и болезненное кряхтение. Альфа, быстро дёрнувшись и обернувшись, увидел, что омега лежит на земле, вокруг него разлетелись бумаги, которые он держал в руках, а тот самый парень прижал ногой к земле щёку омеги и улыбался. «— Будет обидно, если я ошибусь и это на самом деле его любовник, а у них так можно, » — думал Энтони, раскидывая малую группку бет и альф, что скопились вокруг, а после прижимая за грудки коренастого бету-зачинщика к стене.              — Какого, блять, хрена, хуесос? — прохрипел на этот раз уже обидчик с разбитой бровью, который вцепился в руки Энтони и выглядел в этот момент столь жалко, что мужчина уже было хотел ему посочувствовать.              — Ты трус, если обижаешь только тех, кто слабее тебя.              Удар, удар, ещё удар и блондин уже подходит к омеге, что сел на колени и собирал бумаги.              — Ты как? — Энтони положил руку на плечо Мэтью и попытался помочь ему встать.              — Да охуенно, не видишь? — парень поднялся на ноги и уложил бумаги в рюкзак. — Люблю, когда меня бьют, это ведь так невъебически классно — валяться в крови и синяках, так ведь? Ну лично я обожаю, не знаю, как вы. — Энтони немного ошалел, остановился с той же самой протянутой рукой, но тут же выпрямился. — Защитник, блять. Тоже мне. Ну прям спаситель, — бубнил себе под нос омега, вытирая с лица развод крови от разбитой губы. Альфа застыл с открытым ртом, смотря вслед Мэтью, но, очнувшись, догнал его и, сильно одёрнув за плечо, процедил ему прямо в лицо:              — Я тебя спас. Тебя били, у тебя до сих пор губа разбита и кровоточит, а ты так грубо меня игнорируешь? Ты даже «спасибо» не сказал, — рука на плече юноши сжалась сильнее, заставив его поморщиться.              — Достали вы, альфы. Бесите. Как будто пупы земли, блять, — на повышенных тонах ответил Мэтью, привлекая к парочке внимание. — Думаете, что можете влезть куда захотите, делать, что захотите, и вести себя также! — Пальцы надавили на плечо омеги, и он издал болезненный стон, — да убери ты свои грабли! — Мэтью скинул наконец руку офигевающего Энтони и, заметив, что вокруг них собрался маленький круг людей, притих.              — Я тебе что сделал, гадёныш? — прошипел альфа, глаза которого загорелись яростным огнём. — Я тебе помог, а ты, сволочь эдакая, меня ни то что не поблагодарил, а ещё и обругал!              — Идиот, — прошептал Мэтью, и, схватив всё ещё матерящего омегу Энтони за руку своей маленькой ладошкой, потащил его подальше от любопытных глаз и ушей. Дойдя до ближайшей пустой подворотни, парочка остановилась и Мэтью, оглядевшись, затолкал ругающегося альфу вглубь.              — И ты самый, что ни на есть, самый охуевший из всех омег, что я знал, — вдруг Макерфилд запнулся, потому что пелена злости спала с глаз, и он увидел их местонахождение. — Ох, ну, детка, если ты прям так сильно хотел, жёсткого секса то так бы и сказал, я бы даже был не против поиграть с тобой в ролевую «Изнасилование», — усмехнулся Энтони, чуть приспуская галстук, но Стоунски смотрел на него отнюдь не со страстью, а с сильнейшим желанием прихлопнуть, как мошку.              — Ты — кусок долбоёба. При чём абсолютного. Спасибо тебе, блять, большое за то, что теперь из-за тебя они будут приставать ко мне не только как к груше для битья и унижений, но и с расспросами, а омеги, которые вроде как нормально ко мне относились, теперь будут меня ненавидеть и ставить всяческие подножки за то, что за меня заступился такой, сука, как ты! Спасибо тебе огромное! От всего сердца, блин! — Омега съехал вниз по стенке дома, почти касаясь задницей грязного асфальта. — Кстати, с какого хуя вдруг на меня свалилось такое счастье?              — Заступиться за обиженного хотел, — Энтони сжал в руках дорогой пиджак, который скинул с себя во время драки, прислонившись белой рубашкой к поверхности, достал из кармана сигареты, зажигалку и закурил. Омега, не спрашивая, выхватил из пачки Макерфилда одну и, поднявшись прикурил от дымящегося кончика во рту альфы. Выдохнув дым в воздух, Мэтью закашлялся и недовольно глянул на пачку жёстких сигарет, вместо тех мягких, что обычно курил он.              — Пиздишь как дышишь, — Мэтью ещё раз вдохнул дым и, снова закашлявшись, потушил бычок об стену, окончательно поняв, что такие сигареты не для него. — Ты ещё скажи, что любой бы выскочил из машины и пошёл бы надирать жопу хулиганам. И, кстати, я видел, как ты шёл ко мне ещё до начала драки, так что давай, положа руку на сердце, раскрывай истины.              Энтони вздохнул и, немного расстроившись, что ему попалась не пустоголовая дырка, поднял голову вверх. Он правда хотел помочь, но и ради шанса на то, что омежка просияет, бросится на него, обовьёт руками его шею и своими большими глазками будет восторженно хлопать, восхваляя своего героя. Кто же знал, что этот маленький готик так грубо с ним обойдётся, да и ещё и помощь его не воспримет.              — Ладно, если на чистоту, то, — Макерфилд затянулся, — ты мне понравился. Я бы хотел провести с тобой ночь, может даже две или три. Смотря на сколько тебя хватит. Посмотрев на мою коллекцию из помеченных моим запахом омег, я понял, что в ней никогда не было гота и это возбуждает вдвойне. Я бы с радостью пригласил бы тебя к себе в особняк и провёл бы тебя наверх к себе в спальню, после чего я бы занялся с тобой сексом, и я обещаю, что после ты бы обязательно пришёл бы ко мне снова.              Всё время монолога Энтони омега стоял, смотря в небо, и по нему даже не было точно понятно слушает ли он. Стоунски поправил на плече сумку, скрестил руки на груди, переместил вес тела на правую ногу, чуть выставляя вперёд левую, и, когда брюнет закончил, кинул на него равнодушный и немного разочарованный взгляд.              — Ты ведь понимаешь, что я сейчас скажу? — протянул Мэтью, опуская глаза в пол и постукивая пальцами по руке.              — «Прекрасная идея», «я давно хотел предложить тоже самое», «мне уже не в терпёж» или «где же твоя машина?» — с ухмылкой пропел Энтони, готовясь уже подхватить того под руку и побежать к средству передвижения.              — Пошёл на хуй, — улыбнувшись, кинул Мэтью и направился к выходу из проёма домов.              — Ммм?.. — недоумённо промычал Макерфилд и, развернувшись, увязался хвостом за омегой. — Ты уверен?              — Агась. Уверен, что не трахаюсь с кем попало.              — Думаешь, я «кто попало»?              — Думаю, да. Я первый раз в жизни тебя вижу, и ты уже произвёл на меня не самое лучшее впечатление.              — Думаю, ты потом передумаешь, — улыбнулся Энтони и, развернув парнишку за плечо, сунул в карман на его груди визитку с именем, контактными данными и адресом. — Если понадоблюсь просто позвони мне, учти я буду рад исполнить все твои извращённые фантазии.              — Ну, хорошо, детка, — Мэтью игриво похлопал глазами, и Макерфилд уже подумал, что добыча захвачена, — будь уверен, что я не позвоню. Пока-пока, милочка! — всё также игриво, прикидываясь кокеткой, пролепетал Стоунски, махая на прощание ручкой.              «Да уж, » — иногда вспоминал Энтони, — «со знакомством у нас не заладилось.»              Мэтью усмехнулся вспоминая, все выражения лица у заносчивого альфы, во время их первой встречи. Правда, после произошедшего ему и вправду досталось, потому что, как и предсказывал парень, на следующий день по университету пролетела весть, что за мышь заступился желаннейший всеми альфа (а за одно Стоунски узнал кем являлся благородный незнакомец), альфы стали задирать его ещё активнее, а омеги недовольно зыркали в его сторону, думая, что между парочкой роман.              Всё это больше напоминало какую-то слащавую историю из дешёвого книжного магазина, где продавалась одна попса, из серии «Он — нищий омега, сын кузнеца, что копался в говне, а вышел замуж за принца, что проезжал мимо на карете!» В общем… очень глупо и неинтересно.              Вдруг Стоунски вспомнил их следующую встречу и криво улыбнулся. Для него в тот день всё было как в тумане и он вообще не знает, как тогда добрался до дома Макерфилда, но со слов Энтони всё было примерно так:              «В общем, представь, сижу я читаю книгу и вдруг ко мне подходит Браун, — дворецкий, — и говорит: «к вам гость, сэр, по-видимому, в весьма пикантной ситуации.» Короче, подошёл я к двери, а там ты, стоишь такой весь в коже, в плаще, на улице жарень, о косяк облокотился, волосы взъерошены, весь мокрый и запах от тебя такой странный. Я ещё тогда удивился, думаю, что это с ним? Запах такой слабый-слабый, но тяжёлый, густой. Ты зашёл без спроса, я даже поздороваться не успел, плюхнулся прямо в ботинках на диван и сидишь. Я сказал «привет», а ты молчишь. Сел рядом и прямо почувствовал это, он окутал голову, видимо, твои подавители перестали действовать, и запах комнату заполнил сразу. Ты сидишь у тебя с волос пот капает, колени жмёшь, мнёшь пальцы. Я смотрю, из последних сил держусь, чтобы не броситься, а ты весь красный и вдруг на меня так посмотрел, как будто просил чего-то и прошептал: «я больше не могу, помоги». И я просто в шоке. Ну, в глазах помутнело, я тебя на диван опрокинул, а дальше я сам не помню, начался полнейший секс-марафон, » — Энтони часто рассказывал эту историю, но каждый раз улыбался конкретно на этом моменте так, что рот до ушей доходил.              Они никогда не встречались вне течки Мэтью, да у них и повода не было.              ***              …Спустя месяц…              «— Привет.              — кто это?              — Твоя недоделанная селёдка)              — Марк?              — Энтони.              — …              — откуда у тебя мой номер?              — Я узнал твоё имя, не спрашивая его у тебя, думаешь, я не смогу узнать твоих контактных данных и адреса?              — это личная информация.              — Даже если ты подашь на меня в суд, я выйду сухим из воды :)              — …              — чего тебе?              — Хотел спросить: когда придёшь в следующий раз? Скоро, я уезжаю в командировку, но я мог бы её отложить)              — а, да…              Абонент «моя готичка» заблокировал Вас»              Энтони убрал с носа очки и отложил телефон, потирая переносицу. Он смотрел на сообщения двухдневной давности, после которых от Мэтью не было никаких вестей. Его не видели в институте, при слежке за его квартирой было обнаружено, что в ней никого, телефон не отвечал даже с других номеров. Макерфилд снова взглянул в компьютер, где висело онлайн-видео с презентации, куда он послал главного учёного, участвующего в разработке, и своего заместителя. Брюнет поморщился, закрыл ноутбук, зная что всё пройдёт гладко, и пошёл собираться.              На улице вот уже несколько дней как началось лето. Макерфилд сегодня отказался от машины — хотел прогуляться по затуманенному тонкой плёнкой запахов городу. Вот он выходит из офиса, вот идёт по набережной, а вот проходит мимо дома родителей. Наверное, укуси он этого омегу раньше, Мэтью не пропал бы.              Энтони поднял глаза. Ноги сами зачем-то привели его к дому заклятого врага. Лоуренс Скальфольд. Директор конкурирующей компании и по совместительству ненавистный Макерфильдом человек. Энтони не просто его не любил. Он желал ему самой страшной смерти, в мучениях и страданиях, чтобы у него перед глазами убили всю его семью, а любимого человека истерзали самыми страшными казнями средневековья, не давая ему умереть, а пробуя все по очереди, чтобы Лоуренс буквально прочувствовал как ему больно. Как бы сильно Энтони не изворачивался, чтобы обогнать блондина он всегда оказывался впереди. Оценки в школе, любимые люди, уважение учителей, спорт, бизнес, чёртов дом! Даже не заходя туда было видно кучи денег, что были вбуханы в жилище. Коттедж Энтони на его фоне казался сараем. Лоуренс всегда забирал что-то у Макерфилда или делал что-то лучше него.              Альфа шумно и недовольно выдохнул, поморщился. Он хотел уже было уйти как в нос ударил знакомый до одури запах. Такой тяжёлый он окутал голову как облако, и Энтони буквально почувствовал, как его тело обошёл приятный аромат. Альфа улыбнулся втянул воздух, наслаждаясь, но внезапно отпрянул от облака, понимая на что-то по ноткам похоже. Мужчина вдохнул ещё раз, с ужасом пытаясь удостовериться, что ошибся. Нет. Нос его не подвёл. Это был запах текущего Мэтью и исходил этот чудесный аромат прямо из дома Лоуренса.              Энтони бросился к двери и стал колотить в неё руками, пока ему не открыл старичок дворецкий, путаясь в брошенной в него жилетке альфы, когда тот взбежал по лестнице, преследуя запах. Макерфилд с каждой минутой ещё больше ужасался, потому что чем ближе он был, тем громче и отчётливее он слышал стоны. И то, что он смог сразу понять, что это Мэтью, страшило его ещё больше. Вот наконец он добежал до нужной двери, где скопление запаха становится ещё больше, и он буквально кутает голову, застилает пеленой глаза, закупоривает нос и уши. Энтони остановился и посмотрел на ручку двери, а из-за преграды раздался один длинный и самый громкий стон, и рык.              У Макерфилда трясутся руки. Теперь он точно знает, что это Мэтью. Только этот омежка стонет так сладко; только у него такой великолепный запах; только он так громко похрипывает, когда кончает. Он не верит. Просто-напросто не верит, что он несмотря на свою уж излишне показательную ненависть тот смог ему изменить. Они никогда не давали согласий встречаться, Энтони не ставил на омеге метку. Но Мэтью был его. Он пометил его запахом; он забрал его первый раз тогда, когда он пришёл к нему впервые; он уже казался ему таким родным и своим, что… Ни один омега не мог его удовлетворить так, как это делал Мэтью. После секса с ним ему становилось так тепло и хорошо на душе, как будто под одеялом.              Зайти в комнату Энтони так и не успел. За стеной послышались короткие разговоры, после приближающиеся шаги и дверь распахнулась, а перед мужчиной оказался Лоуренс, одетый лишь в халат, что он ещё не успел завязать, с сигаретой в зубах и зажигалкой.              — Опаньки, — удивлённо усмехнулся блондин и прикурил от огня.              В коридоре послышались шаги. Через несколько секунд в проёме появился тот самый старичок, а за ним два огромных бугая, одетые во всё чёрное и выглядящие буквально как охранники.              — Сэр, я прошу Вас покинуть владения Лоуренса Скальфольда. Это частная собственность, — он указал телохранителям на Энтони, а тот, посмотрев за спину блондина и увидев там Мэтью, пытался придти в себя от осознания того, что его догадкам теперь есть подтверждение.              —Стэнли, всё хорошо, ко мне просто зашёл знакомый, можешь убрать этих верзил, они пока, надеюсь, не нужны, — Лоуренс обворожительно улыбнулся, а после положил руку на плечо Энтони и увёл его на балкон, где отошёл в противоположную от альфы сторону, завязал халат и закурил. — Так что тебя привело ко мне, мой друг?              — Я тебе не друг, — огрызнулся Макерфилд, упираясь руками в ограждение и пытаясь смотреть куда-угодно, но только не на злорадствующего блондина, что смеялся глазами и смотрел на альфу. Просто потому, что, если бы посмотрел, то точно бы не сдержался и разорвал бы того в клочья. — Я пришёл не к тебе, а к Мэтью. Пришёл забрать его, — почти рыча произносит мужчина, находя маленькие выступы на ограде, вцепляясь в неё, и кроша непрочный… что бы это ни было.              — А с чего ты решил, что я его тебе отдам? — всё ещё посмеиваясь произнёс Лоуренс, туша один окурок и поджигая новую сигарету. — Этот омега сам захотел со мной остаться, так с чего ты решил, что я тебе его отдам, как какую-нибудь… Ох, не знаю, у меня всегда было плохо с метафорами, — усмехнулся Скальфольд, всё ещё осматривая нежданного гостя. Тот, хоть и от короткого забега, но взмок, на его лбу образовались капельки пота, что делали мокрыми и волосы, пот стекал по шее, раскрасневшееся лицо, делалось яростнее с каждой минутой всё больше. Лоуренс перевёл взгляд ниже: белая рубашка была идеально заправлена в штаны иссиня-чёрного цвета, на ногах были ботинки, начищенные до такой степени, что в них можно было увидеть своё отражение. Вот такой Энтони Макерфилд ему нравился больше — взбудораженный, весь как на иголках, с бешеными глазами и взъерошенными волосами, что тот, не находя себе места, всё перебирал и пытался укладывать в разные стороны. От такой картины у блондина перехватило дух и он, сощурив глаза, выпустил пар изо рта, всё ещё не веря, что такие прекрасные тела существуют.              Энтони был выше его на голову и искренне гордился этим. Лоуренс всегда восхищался его величием — он как гора, что возвышалась над каждым около кого он проходил. Всегда такой спокойный, вежливый, но настойчивый, улыбчивый, он был менее идеален. Но стоило чуть-чуть ему разозлиться, как он выходил из себя, метался из стороны в сторону, кричал, у него становились бешеными глаза и на шее вздувалась вена. Именно поэтому блондин всегда всё делал лучше него, всегда старался забрать у него то, что восхищало Энтони — Лоуренс хотел посмотреть побольше на такого Макерфилда.              — Он мой! — рыкнул в его сторону мужчина, уже готовый разломать в щепки эту несносную ограду.              — Если на нём нет метки, ваш брак не узаконен или вы не истинные, то он не может быть чьим-то. У нас же не рабство, — улыбнулся Лоуренс и, точно так, как Энтони, опёрся о ограду. — Если он сам не захочет, то я его тебе не отдам, а просто взять и уйти с ним ты не сможешь, просто потому, что у меня есть два охранника, которые сей час нацелятся на тебя, когда я им скажу. — Блондин ещё раз оглядел Макерфилда, боясь предложить. — Но, если захочешь, — Скальфольд немного придвинулся к Энтони, — можешь просто к нам присоединиться.              Мужчина сжал кулаки и, не находись они дома у противника, он бы точно его ударил. Как бы плохо у него всё ни было, он знал, что ему хотя бы повезло с ориентацией и он не бисексуал, а уж тем более, не гомик. Энтони покосился на Лоуренса. Он всегда знал, что тот не прочь испробовать и альфу, и омегу, но к нему он никогда с такими предложениями не лез, даже в шутку.              — Чушь, — произнёс брюнет, почувствовав, как к горлу подступает тошнота, когда он представил себя в одной постели со Скальфольдом. Да, конечно, он знал, что существуют множественные союзы, когда истинными становились сразу трое или четверо людей, но он надеялся, что его такое дерьмо обойдёт стороной.              — Ой, да ладно, — улыбнулся Лоуренс, — наверняка просто боишься показать мне свой маленький член. Наверное, поэтому от тебя Мэтью и сбежал.              Энтони снова вспыхнул и почти закричал:              — Да у меня член как две твои руки вместе взятые! — Скальфольд, не ожидавший такой глупости от альфы, вспомнил куда надо давить и поднял брови в немом «Ты уверен?».              — Ну, значит боишься показать свои неумелые, никудышные движения и… — блондин не успел закончить, потому что Энтони разразился новым:              — Да я тебя лучше в сто раз! Тебе доказать? Так пошли! Я докажу, пошли! — он вёл себя как мальчишка пятилетка, который доказывал, что знает, как целоваться или как курить, или как ездить на велосипеде. Энтони схватил Лоуренса за руку и потащил в комнату где лежал Мэтью.              Макерфилд буквально выбил дверь спальни и оглядел омегу. Тот, скорчившись на простынях в неведомой позе, ласкал себя рукой, растягивая пальцами анус и при этом водя рукой по вставшему члену.              — Лоури-и-и, — протянул Мэт, не смотря на дверь. — Почему так долго?              — Ты уже проснулся! — прощебетал Скальфольд, протискиваясь в проход, который загородил Энтони, и кинулся к омеге.              Лоуренс поднял его, садя на колени, а сам приобнял омегу сзади и посмотрел на Эна. Того всего скрутило. Видя, как его омегу поглаживает по животу другой альфа, как задевает «случайно» пальцами головку члена, как лукаво тот улыбается и целует его в ухо, он хотел кинуться и разорвать блондина на части. Хотел показать этому непослушному готу, что ушёл к другому, где раки зимуют и кто на самом деле его хозяин. Но от запаха течной омеги и присутствия ещё одного альфы в комнате перед глазами вставали совсем другие картинки. А вместе с картинками в штанах вставало кое-что ещё, и это не осталось незамеченным, потому что Лоуренс снова скользнул глазами по телу брюнета и пустил в его адрес ухмылку.              Мэтью, закинув голову на плечо мужчины и постанывая от движений его рук, которые водили тихонечко по рёбрам, шумно втянул ноздрями воздух и, не открывая глаз и оставаясь в том же положение, прошептал:              — Что происходит? Я чувствую запах. — Он громко простонал, когда один из пальцев блондина осторожно обвёл кругом сосок парня. Скальфольд улыбнулся ещё шире, оторвал одну руку от тела мальчишки и положил ему на голову, поднимая её так, чтобы тот увидел гостя.              — Посмотри кто к нам пришёл, — шепнул Лоуренс на ухо омеге, обжигая дыханием кожу. Блондин положил голову на плечо парню и, когда тот открыл глаза, крепче его к себе прижал, потому что Мэт начал вырываться.              — Какого чёрта?! Энтони! Что ты здесь делаешь?! — Мэтью всё кричал и кричал. Течка отступила на второй план, давая на время волю ярости. Он бил кулаками по руке Лоуренса, обвившей его талию, колотил ногами.              Наконец Энтони всё это надоело и он громко рыкнул, заглушая и смех Скальфольда, и крики Мэтью, а они оба притихли. Стоунски застыл в том же положение, в котором был и ошарашено раскрыл глаза. Макерфилд скинул ботинки вместе с носками, стянул галстук и неторопливо расстегнул все пуговицы на рубашке, после чего сбросил и её, оставшись лишь в одних брюках. Блондин восторженно хватал глазами каждое действие мужчины и пытался запомнить каждый изгиб тела, потому что, в перспективе, если оба альфы вдруг не начнут ходить в один и тот же спортзал, чтобы быть в одной и той же раздевалке, и душевой, больше ему не представлялось возможным увидеть это великолепие. Мэтью, несмотря на приступ ярости, снова попал в плен течки и вид обнажённого тела, а вместе с тем ощущение двух грузных, тяжёлых запахов лишь распалили его желание. Энтони встал коленом на кровать, приблизившись к омеге, что от этого действия сжался, и коснулся его подбородка, приподняв его головку и заставляя гота посмотреть на себя.              — Мэтью, — его голос, его глаза, его руки, обычно такие заботливые, заинтересованные, нежные, сейчас были холодными и грубыми, от чего омега задрожал, а по его спине и рукам побежали мурашки, — ты ушёл от меня на время течки к другому альфе. — На этот раз дрожали уже двое: Стоунски и Лоуренс. — Я могу расценивать это как предательство? — омега, ощущая страх, помотал головой и закусил губу. — Тогда ты просто очень-очень-очень плохой мальчик. А что делают с плохими мальчиками?              — Наказывают… — прошептал Мэтью покрываясь уже крупной дрожью. Казалось ещё чуть-чуть и он поседеет от страха, потому что таким он альфу не видел ещё никогда.              — Правильно, молодец, — убийственно улыбнулся Энтони и впился в губы омеги жёстким поцелуем. У Стоунски на загривке встали волосы дыбом от того, насколько этот поцелуй отличался от обычного Эна: Макерфилд покусывал язык Мэта, всасывал его губы, буквально грыз их, от чего по подбородку омеги потекла кровь. Он попытался отстраниться от столь неприятных и болезненных ощущений, но альфа схватил его за длинные волосы, намотал их на руку, и парень теперь был прижат к буквально насильственным губам ещё теснее. Лоуренс наблюдал за всем этим и облизывался. Ему дико хотелось присоединиться. Ему хотелось хотя бы секунду побыть на месте омеги, чтобы эта самая тонкая струйка крови, перетекающая на ключицу, была на его подбородке, чтобы это его губы потом были припухшие от столь напористых поцелуев, чтобы это его прижимал к себе за волосы Эн. Боже он так хотел этого.              Энтони, наконец отпустив многострадальный рот, спустился к шее Мэта, покусывая её и оставляя на ней засосы, перекрывая ими имеющиеся. В этот момент блондин занял место мужчины и принялся терзать рот омеги, но более нежно, проводя по ним языком, осторожно касаясь нёба омеги и буквально зализывая раны, оставленные жёстким партнёром. Стоунски закрыл глаза и отдался совершенно противоположным ощущениям: с одной стороны, грубый и жёсткий брюнет, что сейчас кусал его грудь, а с другой, мягкий и нежный блондин, который ласкает его губы, медленно водит по члену руками. Энтони вдруг отступил от роли плохого полицейского и, вспомнив эрогенную зону парня, спустился к его животу и лизнул впадинку пупка, от чего тот распахнул глаза и громко простонал в губы Скальфольда. Альфа оскалился, потому что реакция ему понравилась, и он повторил трюк ещё пару раз, но, когда увидел руку Лоуренса, что двигалась на члене слишком быстро, приближая мальчика к разрядке, остановился и убрал руку блондина, на что получил разочарованное мычание. Макерфилд схватил руки омеги, которые хотели дотронуться до своего достоинства, и передал их Скальфольду, чтобы то их подержал, пока тот поднялся. Блондин вопросительно посмотрел на него. Энтони что-то прошептал на ухо альфе, от чего тот широко распахнул глаза и заворожённо ответил:              — В ящичке… внизу…              Лоуренс с сожалением посмотрел на извивающегося от течки омегу. Вся его кровать была уже давно пропитана тёмными пятнами от смазки. Стоунски сжимал колени, пытался протянуть руки и коснуться члена, чтобы достигнуть такой желанной разрядки, изгибался пытаясь насадиться на что-нибудь или потереться хоть чуть-чуть. Он был уже настолько на грани, что, казалось, даже банальное прикосновение к шее или соскам, вызвало бы семяизлияние. Он чувствовал насколько между ягодиц мокро. Мэтью уже не против секса втроём и нахождения здесь Энтони — настолько он отчаялся. Стояк уже болезненно отзывался где-то снизу и кричал о том, что ему нужна помощь. И вдруг Мэтью болезненно простонал, а из глаз потекли скопившиеся в уголках слёзы. Что-то сильно сдавило его член, причиняя сильнейшие неудобства. Стоунски опустил глаза и увидел, что в основание пениса находилось аккуратное чёрное кольцо, от которого вниз шёл ремешок, а к нему было прицеплено ещё одно, идентичное первому, обвившее начало мошонки.              — Ебучий садист… — протянул омега и, запрокинув голову обратно на плечо Лоуренса, закрыл глаза освобождённой рукой.              Энтони улыбнулся:              — Прости, я не хотел прибегать к таким мерам, но — это твоё наказание.              Макерфилд наклонился к члену парня и сначала обвёл языком головку, чем вызвал протяжный стон со стороны парня, потом прошёлся им по высоте всего ствола, а после взял в рот полностью, всасывая щёки, пытаясь отсосать так, как никогда этого не делал. Он обводил каждую венку, теребил кожу, покусывая. Мэтью заплакал сильнее. Его выворачивало наизнанку. Неизмеримо сильно хотелось кончить, но кольцо сжимало и не давало такой желанной разрядки. Лоуренс рассматривал лицо Энтони в момент минета. Он был сосредоточен, его губы плотно обхватывали ствол и скользили по нему вверх-вниз, делая его буквально блестящим. Блондин затаил дыхание, напряжённо наблюдая за действиями альфы. Он на секунду закрыл глаза, представляя, как всё это происходит с ним, и почувствовал, что халат задирается и эрегированный член касается поясницы омеги. Неожиданно вспомнив, про то, что на нём лежит мальчишка, он решил помочь Энтони с выполнением задачи и припал губами к чувствительному соску, что вот уже долгое время оставался без внимания. Мэтью задыхался, на него нахлынули такой силы эмоции, что он буквально не знал, что делать. Вот Энтони, снова заглатывая до яиц, проводит ногтями по животу омеги, оставляя маленькие царапинки. А вот Лоуренс, который ласкает его чувствительные горошинки, периодически дуя на каждый от чего хотелось кричать. Мэтью хочется просто скинуть это ненавистное кольцо с пениса и заставить этих ненасытных альф издеваться над ним хоть всю оставшуюся неделю, но не так. А внутри сейчас так пусто и, наверное, если бы не было этой злоебучей оковы, омега бы с радостью отдался бы в руки партнёров.              Наконец Энтони прекращает сладкую пытку, начиная новую. Он касается пальцами колечка мышц, и Мэтью скулит, интенсивно разводя колени шире. Макерфилд не церемонится и вводит сразу три пальца, зная, что омега и так растянут. Скальфольд кладёт парня на кровать, садясь рядом и всё ещё водя языком по его соскам. Когда он видит, что Мэтью плачет пуще прежнего и буквально кричит ни то от боли, ни то от наслаждения, когда брюнет задевает уже тремя пальцами внутри простату и массирует её, он перемещается на его губы и ласкает их, стараясь отвлечь того от неприятных ощущений в районе паха. Стоунски цепляется пальцами за его плечи и, отстранившись на секунду, произносит:              — Пож… Пожалуйста… — Из его глаз текут небольшие струйки слёз, и он жмурится, выдыхая новый стон, когда Энтони вводит четвёртый палец и начинает их разводить в стороны. — Господи Иисусе, да снимите вы его… — прокричал Мэтью, содрогаясь, когда пальцы в расправленном состоянии с хлюпом вышли из него.              — Ещё не время, — строго отрезал брюнет и сбросил с себя оставшиеся только на нём штаны. — Придурок, — обратился Энтони к Лоуренсу, сам всё ещё прибывая в шоке от своей затеи, — ты говорил про «присоединиться к нам». Я не против. — Блондин оглядел мужчину, как сумасшедшего, и, поняв его тонкий намёк, раскрыл глаза.              — Ты рехнулся! Это невозможно!              — Так ты с нами? — Вопросительно посмотрел на него Энтони и стянул боксеры, доставая эрегированный член. Скальфольд закрыл глаза рукой, но через секунду сдержанно кивнул, пытаясь понять не шутит ли он.              Мэтью посмотрел на мужчин и попытался разобраться, о чём речь. Макерфилд потянут его за руки на себя, заставляя сесть, а Лоуренс пристроился сзади омеги, целуя шею и стараясь помочь ему ни о чём не думать, сочувствуя, как перед самым надеванием кольца. Энтони приподнял его за бёдра и, приставив головку к входу, насадил быстро, почти нанизывая, как мясо на шампур, на пенис, от чего омега вскрикнул, закусив губы, почувствовав боль и наслаждение, и изогнулся, вцепляясь руками в плечи брюнета. Альфа замер, не двигаясь в нём, и, отойдя, омега вопросительно глянул на него. Вдруг к члену в заднем проходе прибавились пара пальцев, что оттянули стенки, позволяя пятой точке Мэтью растянуться ещё больше.              — Ты… Что творишь?! — взбудоражено крикнул Стоунски, чувствуя, как в сфинктер, что даже не сжимался вокруг члена одного альфы, — настолько он был растянут, — тычется второй менее громоздкий, но всё-таки половой орган Лоуренса.              — Прости, детка, будет немного больно… — шепчет на ухо омеге блондин и целует его в шею, стараясь отвлечь от неприятных ощущений.              Лоуренс пробует войти хотя бы осторожно, но член соскальзывает. Второй раз — безуспешно. Третий раз — головка начинает медленно проникать в анус, откуда тоннами льётся смазка. Блондин выдыхает и, почувствовав, что может протиснуться, начинает резкими маленькими толчками входить в узкое пространство. Мэтью хватает ртом воздух, раскрывая глаза как можно шире и пытаясь отвлечься от боли уже с двух сторон. Наконец альфа входит до упора и всё замирает. Мужчины стараются быть осторожными, чтобы не причинить омеге ещё больше боли, чем уже имеется. Стоунски переполняет невыносимое чувство наполненности. Он бы закричал, со стоном изливаясь в руку Энтони, что ласкал сейчас его член, потому что чувства были великолепны. Мэтью никогда не был мазохистом, но ему нравилась эта сладковатая боль в заднем проходе, это чувства тепла и горячи, в котором он находился. Ему казалось, что он буквально задохнётся от этих тяжёлых запахов, которые окутали его; что он сойдёт с ума от осознания того, что к нему спереди и сзади прижимаются два мокрых тела; он плыл от поцелуев на его шее и настойчивых движений рукой на пенисе и маленьких яичках; он захлёбывался ощущениями, никогда до этого неиспытанными. Омега вцепился в плечи Макерфилда и осторожно, стараясь не порвать свои внутренности качнул бёдрами, простонав на ухо Лоуренсу. Альфы с удивлением переглянулись и начали медленно двигаться, от чего омега застонал громче. Их движения были одинаковы, равны, как будто рассчитаны.              Энтони завладел губами Мэтью, жадно впиваясь, начиная двигаться резче и ударяя каждый раз по чувствительной точке внутри, от чего гот почти закричал. Боль снова появилась, когда Лоуренс, двигаясь медленно и целуя шею мальчишки, продвинул руки вперёд и коснулся сосков омеги — член снова набух и покраснел, от скопления крови и кольца в основание.              Всех троих захватило сладкое чувство. Разумы альф затуманились, в отличие от сознания омеги — оно было покрыто плёнкой ещё с начала течки. Касания сливались в одно. Никто не понимал кто кого трогает. Руки плели из себя клубки и елозили по мокрым от пота, разгорячённым телам. Стоны наполнили комнату. Альфы быстро вбивались в тело растраханного омеги, падая в бездну наслаждения.              Лоуренс посмотрел на Энтони затуманенными глазами. Он снова подумал о том насколько мужчина красив; насколько великолепен; насколько восхитителен. Рот альфы был широко раскрыт, он шумно дышал, пытаясь захватить как можно больше воздуха, его лицо обливалось потом, губы раскраснелись от частых поцелуев, а веки были сомкнуты. И Лоуренс решился. Лоуренс понял, что, если не сейчас, то никогда. Он качнулся особо сильно, вырывая очередной стон из омеги и протянув руки к голове брюнета, схватил его за маленькие волоски, притягивая к себе. Всё произошло молниеносно: вот Скальфольд впивается в губы Энтони; вот Макерфилд открывает затуманенные глаза и смотрит на отстранившегося Лоуренса; а вот сам хватает его за волосы и целует его страстно, стараясь вложить в это действо всю свою силу. Он облизывает рот блондина, проникает внутрь языком, покусывает его губы, даже вступает в неравный бой с Лоуренсом за власть в этом танце.              Наконец они отрываются друг от друга, и Энтони трясущимися от подошедшего почти в плотную к нему оргазма руками нажимает на кнопку в основание члена омеги, чем расцепляет кольцо.              Мэтью от неожиданности забывает, как дышать. Он распахивает глаза как можно шире открывает рот и буквально с криком стонет, изливаясь на живот брюнету тёплой долгой струёй белого семени. Омега, как обычно, закончив кричать, громко похрипывает, отходя от настигшего его резко оргазма. Гот обмякает в руках альф, напоследок сжимая анальные мышцы как можно сильнее, от чего те с громкими рыками изливаются внутрь парня, не решаясь разорвать его полностью и выходя до набухания узла.              Вся компания заваливается на кровать без сил, пытаясь отойти от произошедшего до следующего возвращения течки.              ***              Просыпается Лоуренс от дикой жажды. Рядом с ним, схватив руку блондина, посапывает Мэтью. Он гладит маленького омегу по голове и, не решаясь его будить приходом слуги, вылезает из-под одеяла. Скальфольд находит где-то на полу свои боксеры, что были скинуты ещё утром и тихо выскальзывает из комнаты. В особняке темно — на улице ночь. Он перемещается на кухню, где выпивает стакан воды, и, направляясь обратно, слышит тихое шуршание в противоположной от спальни стороне. Лоуренс идёт на звук, который приводит его на балкон, где босиком стоит Энтони.              Мужчина одет в брюки. От него ветром относит дым сигарет. Скальфольд ёжится от уличного холода, переступая с ноги на ногу, не решаясь посягнуть на одну площадь с альфой. Блондин понимает, что брюнет всё помнит. Лоуренс и сам всё помнит. Помнит вкус его губ; помнит запах, который исходил тогда от него; помнит какая борьба была между ними и помнит, что проиграл в ней.              Наконец блондин осторожно ступает на балкон, боясь спугнуть добычу. Но нет, Энтони никуда не прячется, не убегает, не кричит, хоть и слышит, что Лоуренс рядом. Наверное, будь альфа трезвым он бы не решился, но опьянённый остатками секса и запахом брюнета, Скальфольд делает рывок и обнимает спину мужчины. Макерфилд не двигается, лишь чуть-чуть дёргает плечом. Лоуренс плачет. Он знает, что не имеет права так поступать: не имеет права обнимать Энтони, не имел права его целовать, не имеет права сожалеть о чём-то и не имеет права сейчас рыдать. Слёзы катятся по его щекам, перетекая на спину брюнета и застывая на ней, то ли от холода, то ли от страха.              Мужчина тушит сигарету и закуривает новую. Это слышно по характерным звукам.              — Знаешь, — голос Лоуренса дрожит, — я с десятого класса хотел тебя поцеловать. Мечтал о том, как вот так вот буду к тебе прижиматься. Думал, — на этом месте блондин запинается не в силах говорить, от наплыва чувств, — что дай мне хоть секунду такого времяпрепровождения и я буду рыдать от счастья. — Энтони хотел сказать, что «ты и так рыдаешь», но передумал в самый последний момент. — А сейчас надышаться не могу.              Мужчина качнул головой и выдохнул. Он помнил, как целовался с блондином. Помнил, как это было хорошо. Помнил, что не почувствовал омерзения. Наверное, он смог бы это повторить. А внутри было чувство неправильности происходящего. Он пришёл за Мэтью. Пришёл, чтобы забрать его, наказать и отругать за измену, которой не было. А всё закончилось… этим.              — Знаешь, — прошептал Лоуренс, боясь повысить голос, в страхе, что его услышат, — а я ведь люблю тебя. — Блондин задохнулся собственными словами, когда услышал, что Энтони потушил ещё одну сигарету. — И это ужасно.              После этого от Макерфилда блондин ожидал чего угодно: тушения сигареты о его руку, что обвила живот альфы, пощёчины, оскорбления, даже подколки. Он уже зажмурился от страха, боясь удара.              Энтони выдохнул. Знал, что не нужно идти в этот чёртов дом. Потом бы нашёл мальчишку и выебал бы во все дыры за измену. А он пошёл в этот обители. Наверное, скажи брюнету даже не за месяц или неделю, а до выхода с работы, кто-нибудь, что он придёт в дом своего заклятого врага, займётся там групповым сексом с Мэтью и своим заклятым врагом и потом будет стоять на его балконе в объятиях своего заклятого врага, а тот будет шептать ему признание, Энтони бы ему не просто врезал, а за одно отправил бы в психушку. Что поражало, в каждом предложении был Лоуренс. Хотя, наверное, там был старый Скальфольд... Новый как-то мало смахивал на страшного злодея. Энтони вздохнул.              Будь он в здравом уме, наверное, врезал бы блондинке за такие слова. Прикрикнул бы на него, оскорблял бы. Но сейчас ничего из этого делать почему-то не хотелось. Просто не хотелось. А хотелось стоять здесь вот так: согреваясь друг другом, вдыхая никотин в лёгкие, думая о всяком и замерзая от ветра.              — Это неправильно, — пробубнил себе под нос мужчина, снова затягиваясь и вглядываясь в небо. Лоуренс зажмурился и сжал руки на животе брюнета сильнее, боясь, что это галлюцинация и всё сейчас пропадёт. Но, когда он одумался что делает и до него дошёл смысл слов Энтони, Скальфольд расцепил объятия и, стирая слёзы отошёл от него в другую часть балкона. — Я должен чувствовать отвращение, — всё бубнил себе под нос Макерфилд, поёжившись, когда нагретую и смачно промоченную область спины обдало холодом.              — Ты меня ненавидишь? — прошептал Лоуренс, отворачиваясь от мужчины и пытаясь перестать рыдать от переизбытка эмоций.              Энтони задумался. А ведь действительно. Раньше он буквально готов был достать пистолет и расстрелять ненавистного альфу, когда просто видел его на каком-нибудь благотворительном вечере или в кафе. Сейчас… он растерял весь тот яростный настрой, что копил годами. Этот человек не был ему отвратителен. Он его не ненавидел. По отношению к Мэтью он чувствовал много всего. Ящик в его голове подписанный «эмоции по отношению к готичке» буквально переполнялся, из него всё сыпалось и выпадало. А вот с Лоуренсом было иначе. Раньше и его ящик был переполнен. Сейчас… он просто-напросто не мог различить одного оставшегося чувства, что осталось там где-то на дне ящика. Закатившееся в сторону, неподписанное, незаметное, оно всё равно бросалось в глаза.              — Чёрт бы тебя побрал, Лоуренс, — выдохнул Энтони вместе с дымом. — Я тебя ненавидел, желал тебе самой страшной смерти и великолепных страданий в аду. — От всего этого блондина перекосило, ноги его не держали, и он почти упал на колени. Слёзы снова полились из глаз ниагарским потоком. — Что ты со мной делаешь, Лоуренс? Я хранил чувство ненависти к тебе ещё с десятого класса. А сейчас бух, — Энтони ударил по груди кулаком левой руки, — и ничего. Вроде как что-то и есть, а нет. Вроде чувствую, а вроде нет. Во всяком случае, нет, я тебя не ненавижу.              Макерфилд развернулся к блондину и потушил последнюю сигарету. Курить больше не хотелось. Да и в пачке эта была последней. Лоуренс стоял к нему спиной, ёжился ни то от холода, ни то от чего-то ещё, всхлипывал и дрожал. Он повернулся к нему и Энтони увидел в лице, освещённом фонарями и луной, облегчение. Скальфольд вытер с щёк последние капли слёз и улыбнулся. Не насмешливо, как обычно делал, а искренне. Радуясь, что всё обошлось, что его простили, что он смог быть не ненавистным, а таким. Лоуренс было хотел сделать шаг к Энтони, но замялся и остановился так и оставаясь с вытянутыми руками и выставленной вперёд ногой. Макерфилд улыбнулся и сам сделал движение в сторону блондина, обнимая и прижимая его к себе, ероша волосы на голове, которая уткнулась ему в плечо, гладя его по спине и наслаждаясь. Тишиной ночи, что сейчас являлась всем; что сейчас горела ярче, чем днём. Приятным холодом, что перекрывало тепло исходящее от блондина. Лоуренсом, что так приятно дышал на его плече и содрогался.              ***              — Пока.              — Пока.              — Ты уверен, что хочешь уехать? Вы могли бы ещё… побыть тут… я не против… я… Я выделю вам комнату! Я…              — Лоуренс, мы вернёмся. Теперь уже точно.              — Ладно…              — Так…              — Пока?              — Лучше, «до свидания».              — Почему?              — «Пока» говорят, когда прощаются.              — Тогда, до свидания.              — До свидания.              ***              — Мэтью, — брюнет погладил по мокрым волосам после секса мальчишку. Худое тело рухнуло на него, похрипывало и содрогалось каждую секунду.              — Ммм? — стараясь не терять рассудок от головокружительного акта соития, пролепетал омега, уже засыпая.              — Скажи, — альфа осторожно подёргивал волоски на затылке парня, — почему ты тогда ушёл к Лоуренсу?              — Ну, — Стоунски потянулся и положил руки на грудь брюнету, — потому что с тобой, во время течки я терял рассудок. Вот и решил попробовать.              — То есть… Ты мне изменил… И это только потому, что ты захотел попробовать с кем-то другим?              — На тот момент, — Мэтью улыбнулся, — это ещё не было изменой.              — А почему именно Лоуренс?              — Не знаю, — черноволосый пожал плечами. — Мы были с ним знакомы, вот и всё. А теперь отстань с расспросами, можем потом поговорить — я спать хочу.              Энтони улыбнулся. Плечо парня украшал заросший кожей укус. Он вдохнул запах с головы омеги. Пахло великолепно. Альфа гладил по спине мальчишку и знал, что на этот раз тот никуда не сбежит. Даже если захочет, хоть такого и не будет.              Во время той течки Энтони наконец-таки поставил на нём метку, полностью забирая себе, а через пару дней после окончания секс-марафона предложил омеге встречаться, на что тот долго посылал мужчину. Месяц ухаживаний, приездов прямо к институту и надирания задниц обидчиков, и омега нехотя согласился, зная, что ему всё равно уже никуда не деться. А после следующей течки, в которой участвовал Лоуренс, приезжая иногда к ним домой, пара сделала тест на истинность, узнавая, что метка не была ошибкой.              Энтони и Лоуренс заключили контракт, что стал очень выгодным для их бизнесов, полностью разрушая их давнюю вражду, чем многих удивили.              

«— Так что? До свидания?

      

— Да, пожалуй, до свидания»