because i know no other way

Сонный и угрюмый, с растрёпанными волосами и в помятой одежде, Гарри заходит в школьный автобус и сразу же пытается отыскать взглядом в толпе четыре знакомые макушки. Он замечает только три из них и приходит к выводу, что обладатель четвёртой — с пушистыми волосами карамельного цвета, тот, кого Гарри хотел бы увидеть больше всего, — наверняка ещё валяется в постели. Луи никогда не славился своей пунктуальностью. Гарри протискивается к друзьям в дальнюю часть автобуса и падает на сиденье рядом с Зейном, позади Лиама и Найла. Как и Гарри, Зейн терпеть не может утро, подъём с постели и всё, что с этим связано, поэтому после приветствия они не обременяют себя разговорами и просто смотрят в окно на проносящиеся мимо пустые улицы, то и дело зевая и иногда бормоча что-то в ответ на вопросы остальных. Первое занятие проходит в кабинете химии, и Гарри, наряду с остальными учениками, протестующе стонет, когда учительница, миссис Клатчен, объявляет о незапланированном тесте, который покажет, насколько хорошо они усвоили материал, пройденный на прошлой неделе. Взглянув на первые два вопроса, Стайлс оставляет всякую надежду получить проходной балл, поэтому вместо решения теста начинает рисовать узоры на полях листочка. Найл, когда замечает, чем занят его сосед, громко смеётся, шутливо хлопая того по плечу, что не остаётся без внимания и предупреждающего убийственного взгляда миссис Клатчен. В то же мгновение Найл выпрямляется на стуле и делает серьёзное лицо, старательно притворяясь, что пытается вспомнить ответ. Последующие тридцать минут по завершении теста проходят под нудное и муторное гудение старой Клатчен, которая, кажется, может своим рассказом достать даже мёртвого. Услышав звонок на перемену, все четверо парней вылетают из класса, сразу же направляясь к своим шкафчикам. — Привет, парни, — здоровается Луи, прислонившийся к стене, — повеселились на химии? — Не то слово, — ворчит Зейн, дёргая дверцу с такой силой, что проходящие мимо младшеклассники бросают на него вопросительные взгляды. — У нас был тест, — сообщает Гарри с улыбкой, несмотря на то что с утра у него всегда плохое настроение. — О, нет! Как я мог такое пропустить? — саркастически восклицает Луи, хлопая себя по лбу. — Придурок, — хмыкает Стайлс и ударяет того в плечо, даже не удивляясь тому ощущению, что возникает каждый раз, когда он касается своего лучшего друга. — Ага, и я тебя люблю, — парирует парень, и Гарри чуть не задыхается от этих слов, хоть и прекрасно понимает, что они были сказаны в шутку. К счастью, Луи ничего не замечает, потому что в этот момент поворачивается к Лиаму, чтобы спросить о тренировке по футболу, на которую они собираются после занятий. Найл лукаво улыбается Гарри, и тот думает, что ему действительно следовало бы поработать над своими актёрскими навыками. Следующим уроком оказывается история, и она бы была интересной (ведь промышленная революция — достаточно неплохая тема), если бы не монотонный голос учителя, который — они готовы поклясться — мог бы усыпить быстрее, чем любое снотворное. Луи повезло, что он успел вовремя, потому что, получив дополнительный час отдыха, он достаточно бодр, чтобы не дать остальным парням заскучать. После истории начинается английский — любимый предмет Гарри (и не только потому, что мисс Линдон одна из немногих действительно достойных учителей в их школе), так что он входит в класс с улыбкой на лице. Луи сидит с ним в правом углу кабинета, и Стайлс не может сдержать смех, наблюдая, как тот устраивает целое шоу из того, чтобы просто достать свой учебник: он изображает, что книга по крайней мере раз в двадцать тяжелее, чем на самом деле, дурашливо напрягается и пыхтит, вытаскивая её из рюкзака и кладя на стол перед собой. Гарри не понимает, почему так реагирует: это даже не смешно — очевидно, что бы ни делал Луи, это всегда будет казаться ему весёлым и замечательным. Войдя в класс, мисс Линдон, одетая в цветастое платье, хотя на дворе и середина октября, игриво заявляет, что сегодня они будут читать латиноамериканскую поэзию. Она говорит открыть девяносто четвёртую страницу, и, исполнив просьбу, Гарри обнаруживает в учебнике стихотворение под названием «Я не люблю тебя». — Ну и зачем тогда вообще писать про это стихи? — шепчет Гарри, обращаясь к Луи, который тоже успел взглянуть на страницу и понял, к чему был комментарий. — Ну, наверняка было слишком много стихотворений под названием «Я люблю тебя», и чувак просто захотел быть оригинальным, — усмехается Луи. Гарри хочет кивнуть в знак согласия, но отвлекается на голос, зовущий его по имени. — Гарри, — окликает мисс Линдон, — не мог бы ты выйти к доске и прочитать нам этот сонет? Гарри с удовольствием бы ответил, что нет, не мог бы, но это не совсем приемлемый ответ в данной ситуации (несмотря на то, что она ему улыбается), поэтому он медленно встаёт, берёт учебник и идёт между рядами. Гарри ненавидит быть в центре внимания — и это точно будет полный провал, потому что он знает, что дрожь в его голосе появится ещё до того, как он начнёт читать. — Пабло Неруда. «Я не люблю тебя», — неуверенно начинает он и окидывает взглядом класс. Заметив, что друзья ободряюще ему улыбаются, он продолжает. — Я не люблю тебя, как розы в райском саду Или как манящие драгоценные камни. Низкий, глубокий голос Гарри придаёт этим словам особое очарование, и одноклассники, что до этого изредка посматривали на него только в качестве одолжения или чтобы позабавиться над его невезучестью либо просто пожалеть — теперь внимательно слушают. — Я люблю тебя, как грехи, запертые в аду, И в тени, и в ночи, и в тайне. И, читая эти строки, он поднимает голову и смотрит прямо на Луи, с лица которого исчезает улыбка и брови приподнимаются в удивлении, когда тот ловит на себе чужой взгляд. — Я люблю тебя, как зелёный стебель, Что таит в себе цвет нераскрытых цветов, — И моё тело встретило гибель В аромате твоих духов. Он по-прежнему не сводит глаз с Луи, за исключением нескольких секунд, когда приходится опустить взгляд в книгу, чтобы подсмотреть слова. Томлинсон смотрит на него в упор, пока трое их друзей обмениваются теми же понимающими взглядами, каким Найл окинул Гарри в коридоре у шкафчиков. — Я люблю тебя, не зная сам как, Без невзгод и без гордости лишней, И правила любви здесь ясны. Когда Гарри произносит это, его взгляд становится стеклянным, из-за чего глаза кажутся ещё больше и ярче, чем обычно; голос под конец предательски срывается. И те немногие, кто до сих пор не обращал внимания, заинтересованно поднимают головы. Он всё ещё пристально смотрит в небесные глаза Луи, и кажется, будто в этом классе — в этом мире — не осталось никого кроме них двоих, будто на свете нет ни одного человека, кроме Луи, который был бы достоин услышать эти слова. Гарри делает более долгую, чем необходимо, паузу, и когда он снова смотрит в книгу, то делает это с такой неохотой, будто, отрывая взгляд от Луи, он испытывает физическую боль. — В ней нет местоимений «я» и «ты»; И, рукой судьбы соединив мосты, Мы ночами видели общие сны. Закончив читать, Гарри на мгновение прикрывает глаза, словно в самом деле собирается заснуть, а когда открывает их снова, его взгляд устремляется на Луи — на этот раз полный страха, словно он ищет его одобрения, и не столько того, как он прочитал стихотворение, а того, кому именно он его прочёл. Гарри облегчённо вздыхает, когда замечает мягкую улыбку Томлинсона и что-то в его взгляде, чего он не может понять, но примерно догадывается, что бы это могло быть. Почти целую минуту в классе стоит непривычная тишина, пока мисс Линдон не прокашливается и не улыбается. — Спасибо, Гарри, — говорит она. — Это было… чудесно. — Гарри резко поворачивает к ней голову, будто удивлённый, что она стоит рядом. — Как ты думаешь, о чём это произведение? — О любви, — не задумываясь отвечает Стайлс, и большинство ребят смеются, выкрикивая что-то вроде «спасибо, капитан очевидность», но лица четырёх парней, сидящих в конце класса, не меняются. Мисс Линдон тоже не смеётся, просто продолжает смотреть на Гарри, отчего тот решает, что она, очевидно, ждёт более развёрнутого ответа. — Я думаю, что автор имеет в виду обычную любовь. Обычную, но полностью затмевающую разум. Он не может выразить её открыто, но в то же время не может не выражать её, потому что это часть его, это то, что даёт ему ощущение цельности. Автор не знает, когда и как влюбился в этого человека, потому что, как ему кажется, он любил его всегда. — Гарри заставляет себя отвести взгляд от правого угла, решив, что эмоций на сегодня достаточно, и сосредотачивается на книге, которую держит в руках. — Я думаю, — продолжает он, — что для автора было невозможно не любить, это было бы всё равно что не дышать. Это для него так же естественно, так же… правильно. — Спасибо. Прекрасная формулировка, — искренне комментирует мисс Линдон. — Можешь вернуться на своё место. Гарри, кивнув в ответ, направляется к своей парте и садится. Он чувствует, как его прожигает чей-то взгляд, и даже не нужно поворачиваться, чтобы узнать, кому он принадлежит. — Ненавижу поэзию, — шепчет Луи, и на мгновение Стайлс думает, что до этого понял его совершенно неправильно. Тело начинает окутывать парализующий страх, прежде чем Томлинсон добавляет: — Но это стихотворение было чертовски красивым. Гарри улыбается, и Луи берёт его за руку, нежно вырисовывая на коже незамысловатые узоры большим пальцем. Гарри может ошибаться, но теперь, когда прикосновения Луи заставляют его сердце биться чаще, а в мыслях полный беспорядок, он почти уверен, что эти узоры — это на самом деле буквы, складывающиеся в четыре простых слова: «Я тоже тебя люблю». И на этот раз это не шутка.