***
— Так что там как твоя герла? Отшила? — Чимин как обычно очень участлив… и проницателен. Техен сидит за партой на литературе и прячет голову в сложенных руках. Как тяжко, ё маё. — Не знаю пока. Посмотрим. Чимин, как хороший друг, затыкается и продолжает слушать про вариации слогов, а Техену так пофиг. Так плевать на эту школу. У него краш случился три года назад, да такой неудачный, что пиздец ПИЗДЕЦ ПИЗДЕЦ через весь лоб бегущей строкой с подсветкой. Сокджин хен такой правильный, такой джентльмен, такой… хен. На него бы ровняться, пример брать, а Техен. Техен, блять, хочет его ногти на своих плечах, его губы на своей шее, а хен его только по волосам треплет обреченно, молодец, мол, малой, опять Шугу хена своим бредом довел. А у малого в глазах галактики, когда он на Джина смотрит. Ну разве так справедливо? — Урок окончен, всем хорошего дня. — Спасибо, учитель — и толпа школьников срывается в коридор.***
Из зеркала смотрит парень с абсолютно потерянным взглядом. Нахрена он сюда приперся? Острых ощущений захотел? Половина тараканов в голове воинственно поднимают хоругви и орут о том, что он должен остаться. Другая половина молча с ужасом крестится. Джин смотрит в отражение и не может решить. Включается вода, капли брызгают в лицо и на волосы. Помогло. Не на долго. Он ослабляет галстук на шее и смотрит еще раз. Господи, у него уже вид затраханный, что ж дальше то будет? А вообще, твою мать, Ким Сокджин, что с тобой, блять, такое? Под тобой уже столько девчонок полегло, а ты волнуешься из-за какой-то фигни. Подумаешь, Техену что в бошку ударило, поможешь малому пока перебесится и все. Oh my, да что он такое несет. Это же Техен, ребенок, святое. Нет, к черту, он отсюда сейчас свалит, а потом придумает пламенную речь о половом воспитании. Джин тянет дверь на себя и видит, что хренушки ему теперь уйти. С той стороны дверь держит Техен и взгляд у него удивленный, доверчивый и глубокий. В таком даже бывалый Джин слегка увязает. А спустя секунду уже стоит прислонившись спиной к умывальникам и отклоняется назад, потому что этот ребенок, это святое, откуда ни возьмись врубило свои феромоны, о которых старший понятия не имел, и теперь подавляет, заставляет покориться. — Ты пришел, хен — выдыхает младший где-то между шеей и ухом, и Джина ведет. Голос стал еще ниже, дыхание сбилось, каждой клеточкой жар чувствуется. Что происходит? — Я собирался уходить. Забыл, у меня сегодня курсы перед поступлением. — Курсы. Младший отрывается от шеи, а Джин смотрит в бездонные глаза, на дне в них змеи клубками скручиваются и тина такая вязкая, что залез однажды — не выберешься. Замок на двери щелкает, младший как будто вовсе не младший. Ведет носом от основания к уху и, мать твою, ртом выдыхает полустон полувздох как дорогая шлюха. Где только научился, неужели в порнухе? — Неужели ты думаешь, хен, что я куда-то тебя отпущу? Блядство, от каждого техенова «хен» Джин уже готов всего себя и сразу. Он думал мелкого припугнуть, чтобы сам ушел, отказался, а тут сам себя в клетке чувствует. Причем зверь тут же. Рядом. В ключицы дышит. По телу мурашки начинают бегать неистово, туда-обратно и по-новой. Техен идет дальше и прикусывает основание шеи, сразу же зацеловывая, расстегивая одну за другой пуговицы рубашки. Кима к себе прижимает сзади за талию, как на старых послевоенных картинках, чтобы ближе, чтобы больше. Но Джин сдаться не может. — А ты умеешь-то? Техен резко останавливается, отстраняется и внимательно смотрит ему в глаза. Джин бы слюну сглотнул под этим взглядом, но это так очевидно, что приходится сдерживаться. — Какая разница, хен, если у тебя встал. Старший даже понять ничего не успевает, только Техена больше перед собой не видит, вшихает молния и внизу становится не так тесно. Тесно. Ему было тесно. Он под таким прицелом даже осознать свой стояк не успел. А мелкий усмехается, берет в руку член, оглаживает головку, мажет ею по своим губам и усмехается. Джин видел порно, которое начиналось так же. От картины внизу так крышу рвет, что старший, как он себя успокаивал, не знает, что делает. Длинные пальцы впутываются в темные волосы. — Я тебе помогу — даже для Джина выходит слишком пошло, но когда Техен обхватывает губами головку, становится практически все равно. Старший мягко надавливает на затылок и чувствует влажность и теплоту. Техен сам плавно двигается, не заходя далеко, помогая пока рукой. Медленно, с каждым разом все дальше и глубже. Его губы стали розовыми и блестящими от смазки, во взгляде как будто болото туманом затянулось. Смотреть сверху на то, как собственный член исчезает в плену чужого рта, оказывается тяжелее, чем когда это делали девушки. Слишком сладка пытка. Сокджин опять берет инициативу и начинает двигать головой резче, срываясь на стоны. Его грудь тяжело вздымается, а рукой бы он лучше поднял этого змея к себе и целовал до обморока. Но младший хотел научиться. А он обещал помочь. Техен расслабляет горло и берет больше половины, чуть-чуть не дотягивая до основания, двигаясь отрывисто. Ему бы тоже застонать от такого вида, потому что вот он, Джин, недосягаемый хен, предмет его мокрых снов и пошлых фантазий, перед ним, стонет от его ласк. Старший насаживает Техена глубже и высоко срывается, жмуря глаза и заламывая брови. Капля белесой жидкости собирается в уголке губ младшего. Он облизывается и вытирает рот рукой, смотря из-под челки снизу вверх. Джин больше не может. Хватает за руку, вытирающую уголок рта, тянет на себя и впивается в губы так, что Техен задыхается. От близости, от того, с какой энергией чужие губы сминают его. Черт возьми, да он и не мечтал об этом. И потому отвечает отверженно, будто это последний глоток воздуха перед нырком, будто Джин — последнее, что у него осталось. И… Как будто это взаимно. Джин отрывается тяжело дыша, прислоняя свой лоб ко лбу Техена. — Завтра. Повторим?