***
Он рос с десятками старших и младших братьев и сестер. Старшие зарабатывали на еду и часто задерживались допоздна, оставляя Юэ Ци и других ребят его возраста присматривать за самыми младшими как достаточно взрослых для пригляда, но не для работы. Дети старались изо всех сил, но, в конце концов, они были всего лишь детьми. Большую часть времени они просто не знали, что делать, и младшие страдали из-за этого. Юэ Ци, однако, сохранял спокойствие там, где другие приходили в бешенство, и чувствовал себя уверенно в тех ситуациях, где остальные сомневались. Он знал, что делать, хоть и не понимал, откуда это у него. Знал, что можно и что нельзя есть в лесу, окружавшем их дом, знал, какая еда не хранится вечно. Знал многие вещи, даже если никогда не учил ничего подобного, и поэтому стал лидером. Они звали его Ци-гэ. Они называли его так снова и снова, выкрикивали, когда хотели внимания, шептали глубокой ночью, просыпаясь из-за кошмаров. Он отвечал каждый раз, и что-то в нем всегда откликалось на это имя. Ци-гэ было выжжено в его душе, в самой его сути, и если он помогал кому-то, кто называл его Ци-гэ — становилось легче. Недостаточно для того, чтобы из груди ушла боль, сопровождающая его с самого рождения, но все же. (Иногда он думал, что его сердце остановится под этой тяжестью, прекратит биться под этим давлением. Ему было десять, и он боялся умереть. Но время от времени думал, что, возможно, лучше бы умереть от этой боли. Юэ Ци непоправимо ранил кого-то, и его душа помнила об этом. Будет справедливо, если он умрет во искупление.) В приюте Юэ Ци оказался не единственным с демонической кровью в жилах. Среди младших была девочка с красной кожей и мальчик с покрытыми чешуей лицом и руками. Также среди старших были неправдоподобно сильные ребята с острыми зубами, слишком большими для детского рта. Все они были немного искаженными, немного уродливыми по мнению общественности, но Юэ Ци все равно их любил. Он был таким же, как они, хоть и выглядел более человечно. Он скрывал когти под мешковатой одеждой, его глаза выглядели обычными при нормальном освещении. Юэ Ци был безупречен, превосходный союз демонической и человеческой крови, слабый и никогда не занимавшийся совершенствованием. Он казался идеальным на фоне остальных сирот, но точно знал, что ничего из себя не представляет по сравнению с их Повелителем. Который выглядел как любой другой человек, за исключением демонической метки на лбу, символизирующей его наследие, и глаз, менявших цвет на алый, когда он злился. Юэ Ци не из тех, кто умеет ненавидеть. Он не мог заставить себя ненавидеть людей; для него ненависть — это когда кто-то вынул твои внутренности и оставил тебя пустым. Ненависть сильна и могущественна, и ее сила зависит от эмоций. Ненависть огненная, ненасытная и злая, она придаёт сил. Но. Но. Ненависть отравляет. Он знал это. Ненависть убивает, исподволь, медленно и не сразу, но убивает. И забота о детях, находящихся под его опекой, делала его достаточно сильным. Он смутно помнил, что потерял что-то. В его сердце пустовало чье-то место, и он не мог полностью раскрыть свой потенциал, пока не найдет этого человека, пока не узнает его. Любовь и ненависть — две стороны одной медали, и лишь случайный бросок определяет, какой главенствовать. Юэ Ци надеялся, что выпала любовь. Юэ Ци не ненавидел. Но думал, что если бы мог, то он ненавидел бы Ло Бинхэ, за то, что тот сделал с миром, за то, через что заставляет проходить тех, о ком Юэ Ци заботится. Юэ Ци не из тех, кто умеет ненавидеть; он двойственен, безразличен и отнюдь не является кем-то, кого можно назвать человеком сильных чувств. Он не спешил злиться или действовать, если было время на раздумья, и никогда не чувствовал того глубинного отчаяния, что видел в детях с улиц. Юэ Ци был в порядке, насколько это возможно в мире, состоящем из старого смотрителя, леса, его самого и других сирот. Был в безопасности и думал, что ему это не по душе. Он не знал почему.***
Приют сгорел, когда ему было тринадцать. Он охотился в лесу на их будущий ужин, прокручивая в голове просьбу принести кролика, когда почувствовал запах дыма. Он выпрямился и судорожно втянул носом воздух, поворачиваясь по направлению к дому. Огромные столбы серого чада поднимались в воздух, а ветер нес с собой запах горелой плоти. Он прервал охоту и что есть силы побежал обратно, как никогда отчетливо ощущая себя демоном, паника перехватила горло, по венам бежал страх. Он затормозил, чудом не поскользнувшись, и судорожно вдохнул едкий дым, широко распахнув глаза, когда увидел во что превратилось место, бывшее домом для столь многих. Люди кричали. Люди звали на помощь. Их дом горел, а Юэ Ци никак не мог заставить свои ноги двигаться. — Нет, — шептал он, захлебываясь запахом смерти. — Нет! Его передернуло, стопы глубже зарылись в грязь, и он побежал в огонь, заперев истошный крик за стиснутыми зубами, как вдруг чья-то рука перехватила его за пояс. В разбитом окне он увидел девочку с младенцем на руках, звавшую его Ци-гэ, а затем их обоих поглотил огонь. Юэ Ци вырывался, пинался и кричал, он царапал когтями схватившую его руку, но те соскальзывали по твердой чешуе. Низкий смех пустил по его телу мурашки. Он поднял взгляд, — и рык застрял в горле. Демон широко ухмылялся, глядя на него сверху вниз. Чистокровный демон, не полукровка, и Юэ Ци не мог сравниться с его нечеловеческой, как и он сам, силой. — Ты смелый, — одобрительно произнес демон, и накрыл рот Юэ Ци широкой ладонью. — Главе такие нравятся. Другой рассмеялся: — Хозяин здорово повеселится, ломая его. Запах цветов наполнил его легкие, и Юэ Ци потерял сознание. Все это время сиротский приют горел, и когда все закончилось, от тех, что были внутри, не осталось ничего, кроме золы и пепла.***
Он очнулся со стальным ошейником, удушливо сдавливающим горло, и оковами на запястьях. На металле были выгравированы символы, подавляющие его демоническую кровь. В его душе стенало и корчилось что-то взрослое и могущественное, шептало: не снова, пожалуйста, только не снова. Когда напротив него замерли шаги, а в поле зрения появилась пара чьих-то ног, Юэ Ци поднял на их обладателя взгляд. Демон не сводил с него полностью алых с черными точками зрачков глаз, пока он поднимался на ноги, опираясь на стену, и ухмылялся. — Великолепно, — произнес он, протягивая вперёд руку, и положил на щеку Юэ Ци ладонь. Его острые смертоносные когти и коготки Юэ Ци были словно зачарованные мечи, которые решили сравнить с кухонными ножами, он проследил ими линии глаз и скул Юэ Ци. Указательным пальцем зацепил нижнюю губу потянул вниз, не заботясь о немедленно выступившей из ранки крови. Юэ Ци не знал, что тот ищет. У него были острые клыки, но маленькие, не чета тем, что у других сирот с более заметными признаками демонической крови. Зубы и золотые глаза — это все, что говорило о его наследии. Его энергии Ци не хватало, чтобы сделать что-либо, и хоть он и знал инстинктивно, как совершенствовались человеческие заклинатели, это не значило, что у него было время. Он заботился об остальных и совершенствовался, когда мог. Но что бы демон ни искал, он нашел. На его лице отразилось удовлетворение, и он кивнул: — Хорошо. Юэ Ци сузил глаза. Он не хотел знать, что демон посчитал хорошим. — Ты станешь рабом-воином, — сказал демон, и воздух встал у Юэ Ци в лёгких. Он не подходит для сражений. Может в нем и слились удачно гены человека и демона, а его телосложение было достаточно крепким, но это совсем не значило, что у него сохранились демонические инстинкты. — Что? — прохрипел он, но демон — его нынешний хозяин, подумал он обреченно — ничего больше не сказал, просто встал и ушел, оставляя Юэ Ци в темноте одного и без единой мысли, что теперь делать. (Той ночью он краем глаза увидел мальчика. Тот был одет в потрёпанные детские вещи, простая лента удерживала его волосы собранными в хвост, на его коже крупными пятнами цвели синяки и ссадины, а тело сотрясала дрожь, но он держал лицо и шипел проклятья. — Сяо Цзю, — устало произнес Юэ Ци, и мальчик замолчал, а затем подвинулся и привалился к его боку. Больше не было произнесено ни слова, но, снова устроив голову на камне, Юэ Ци спокойно заснул, окруженный теплом, которым с ним делился мальчик.)***
Юэ Ци не получил от хозяина нового имени. Честно говоря, он даже видел того редко. Его дни проходили в тренировках с зазубренным мечом, слишком большим для его тринадцатилетних рук, но не слишком — для его сил. Он учился двигаться и учился подстраиваться. Он знал, как обращаться с мечом, как отбивать удары с неподходящей гладиаторам элегантностью. Бессознательно понимал, что выданный меч ему не подходит. Однако не осмелился сказать об этом тренеру. Наставник сначала смотрел на него с подозрением, а потом — с любопытством. Юэ Ци старался этого не замечать, полностью концентрируясь на тренировках. Ошейник не позволял ему использовать преимущества демонической части его крови, но не блокировал его усиленные чувства и силу. В том числе нечеловечески тонкий слух. Поэтому он услышал разговор своего тренера с хозяином, тот бормотал, что серьезно, мы должны обучить его использовать свои силы, он сможет привлечь много зрителей. Он услышал, что хозяин ответил «да». И его жизнь изменилась еще раз. С него сняли ошейник, и демоническая суть вырвалась на передний план, воя от жажды крови и отмщения. Юэ Ци заглушил ее, как делал на протяжении прошлых десяти с небольшим лет, и посмотрел прямо. Под его кожей, в венах, бился огонь, и он думал, что если откроет рот, выдохнет его словно дракон. Тренер выдал ему мишени и учил направлять эту силу, объяснял, как использовать ее, чтобы не жечь себя изнутри. Юэ Ци быстро понял основные принципы, но не инстинктивно, как это было с человеческим совершенствованием или сражениями. Он действительно трудился, и это был совершенно новый для него опыт. Он никогда прежде не работал ради навыков. Три года прошли в мареве крови и битв. Бесчисленные соперники ложились у его ног, мертвые или уже почти. Юэ Ци ненавидел это, но тут либо он, либо его, и внутренний голос подстегивал, говорил, что кто-то ждет, что он не может умереть здесь. Он стал известен тем, что сражался с честью, преклонял колени у тел врагов — мертвых или нет — и склонял голову в молитве, отдавая честь их отваге. Он был сильным бойцом, несмотря на свою мягкость. Его снова называли Ци-гэ. Рабы помладше нуждались в защите, и через два года ему разрешили ходить по территории. Но даже если он хотел сбежать, то не мог. На его спине была печать, что убила бы его, попытайся он уйти. Он мог покидать эти высокие стены только когда хозяин брал его на бой. Они звали его, называли Ци-гэ и плакали, когда что-то болело. Юэ Ци дрался с теми, кто ранил детей, и получал за это наказание. Но не прекращал. Никто не будет причинять боль тем, кого он взял под защиту. (Защищать других так знакомо. Он защищал свое окружение столько, сколько себя помнил, ограждая от невзгод, насколько хватало сил. Этого никогда не было достаточно для того, чтобы облегчить чувство вины. Когда ему исполнилось четырнадцать, свернувшийся в углу у стены калачиком мальчик посмотрел на него. Границы его фигуры размывались, словно мир не был уверен, как он выглядит. Юэ Ци все равно протянул ему руку и спокойно произнес: — Сяо Цзю. И мальчик подошел, как делал всегда.)***
Следующие пять лет однообразного существования прошли в битвах до смерти и наказаниях. Юэ Ци словно качался на волнах без якоря, без чего-либо, удерживающего его на земле. Теперь он намного чаще витал где-то и предпочитал убивать своих оппонентов. Думал, что должен бы беспокоиться из-за этого, но не находил в себе ничего подобного. Тренер рядом с ним нервничал, потому что Юэ Ци был сильнее и выше. Хозяин не нервничал, но смотрел задумчиво. Юэ Ци смотрел на мир пустыми золотыми глазами, постоянно пребывая в каком-то странном оцепенении. Он все еще защищал других, потому что знал: мальчик, которого он называл Сяо Цзю, разочаровался бы в нем, изменись это. Сяо Цзю был как всегда потрясающим. Сегодня он появился в зеленых одеждах и с веером в руках, смотрел, как Юэ Ци сражается. Он насмешливо кривил губы, смотря холодно и отчужденно, но, когда Юэ Ци лихорадило на полу клетки, он клал ладонь на его руку и бормотал стихи, которые Юэ Ци никогда раньше не слышал. Прислужники шептались о нем за спиной. Говорили, что он сошел с ума и видит людей, которых нет. Что годы рабства сломали его. Юэ Ци не обращал внимания на слухи. Ему двадцать один, и он устал. У хозяина на него появились планы. Он перестал отправлять своего лучшего бойца на арену и обеспечил лучшими блюдами и одеждой. Юэ Ци подпевал песне, эхо которой слышал из коридора, и покачивался в такт, пытаясь поймать танцующего со своим веером Сяо Цзю, чтобы продолжать танец вместе. Он улыбался, а Сяо Цзю не отвечал улыбкой в ответ, но и не останавливал танец. В один из дней хозяин открыл дверь клетки и посмотрел на Юэ Ци, который даже не оглянулся на него. Сяо Цзю пел, его голос стал выше и звучал невероятно красиво, он был намного увлекательнее кого бы то ни было. — Оденься в новую одежду, — произнес хозяин. — И садись в карету. Юэ Ци оторвал взгляд от Сяо Цзю и склонил голову. Хозяин кивнул и ушел, оставляя их наедине. Сяо Цзю присел на кровать, наблюдая, как Юэ Ци собирается. Кровать не прогибалась под его весом. — Ты уходишь, — сказал он ровно, Юэ Ци рассеянно кивнул. — Но ты идешь со мной, — ответил Юэ Ци, не видя, как Сяо Цзю закрыл глаза, скрывая промелькнувшую в них боль.***
На следующий день Юэ Ци стоял позади своего хозяина и смотрел на одетого в красное мальчика, стоящего рядом с Повелителем. Взгляд его резал как нож, он зло кривил губы, но был самым красивым человеком, которого Юэ Ци когда-либо видел. Ноющая дыра в сердце начала закрываться, и голос в его голове прошептал: наконец-то. Сяо Цзю исчез, словно его никогда и не было. Юэ Ци не заметил этого, пойманный в ловушку глаз мальчика, тлеющих как угли, пылающих как огонь в его животе. Он прекрасен. — Мой Повелитель, я привел к вам своего лучшего слугу, — хозяин низко поклонился, Юэ Ци — нет. — Он будет отличным охранником для вашей новой невесты. Взгляд Ло Бинхэ опустился на Юэ Ци, и он коротко кивнул. Юэ Ци двадцать один, и он думает, что нашел причину, по которой оставался в живых все эти годы, рядом с мужчиной, которого ненавидел бы, если бы мог.