Привычка понимать

Курт ходил мрачнее тучи. Не давал поймать взгляд. Три дня подряд сквозь зубы односложно отвечал на некоторые вопросы. И даже не напевал в душе. И запирал на ночь дверь спальни, не пуская Дэвида. В первый день Дэвид ходил на цыпочках, давая ему время успокоиться. Во второй пытался разговорить, рассмешить, растормошить – получил подушкой по затылку и обиженно ушел готовить ужин. Но теперь ему все это надоело. Это была и его квартира тоже, а превращать ее в поле битвы он был не намерен. – Курт, поговори со мной, – поймал в очередной раз летящую в него подушку и отбросил на стоящий возле двери стул. – Ну сколько можно? Курт сверкнул глазами, гордо вздернул и без того курносый нос, плотнее завернулся в старую кофту Дэвида, которую теперь постоянно носил дома, и отвернулся. Дэвид прикусил губу, чтобы не улыбнуться, – не подходящий момент, совсем не подходящий. – Ты бледный, опять не выспался? – Курт не пошевелился. – Обычно это ты говоришь умные слова и прочувствованные речи, я же тупой спортсмен, помнишь? – если раньше на такое Курт вскидывался, начинал до хрипоты спорить, не важно с кем – с самим ли Дэвидом, или с тем, кто так его назвал, то теперь даже ухом не повел. – Курт, это же была твоя инициатива, ты сам предложил выбросить что-то твое взамен той старой футболки, которую больше не мог на мне видеть. Дэвид пересек комнату, сел рядом с Куртом на кровать и приобнял за плечи, удержав, когда тот попытался вырваться. – Ты почти ничего не ешь, плохо спишь, два дня не выходишь на улицу – разве он того стоит? Курт снова фыркнул что-то неразборчивое и дернул плечом в тщетной попытке освободиться. – Не дергайся. Давай-ка посчитаем. Мы договаривались один к одному, верно? Одна твоя вещь против одной моей. Ты выбросил три моих футболки… – Они были старые! – наконец-то подал голос Курт. – … спортивные штаны… – С дырой на колене, Дэвид. – … в которых было очень удобно убираться. Футбольный мяч и две старые хоккейные клюшки… – Это просто хлам! Считай это избавлением от старых вещей перед грядущим переездом. Потом купишь себе новые. И одежду купим тебе новую. И отдельный костюм для уборки, – почти выплюнул Курт и резко дернулся, все-таки вырываясь, снова обхватил голые колени руками и уткнулся в них лицом. – А если вспомнить еще коробку старых моделей самолетов, ракушек, прочих сувениров из разных поездок – да-да, с трещинами, отколотыми краями, потерянными частями, очередной хлам, точно. И все же это же больше одной вещи, Курт, разве нет? Но это не я дуюсь с того момента. Дался тебе этот старый одноглазый медведь. Курт вскинул голову, словно собираясь что-то возразить, но только сильнее прикусил губу и отвернулся к окну. – Снова приступ многозначительного молчания? – Мне принес его отец, когда не стало мамы, – тихо выдавил Курт. Дэвид помолчал, нахмурился: – А почему сразу ничего не сказал? – Не знаю. Твои любимые футболки, мяч и клюшки – первые победы, модели самолетов – детские мечты, сувениры из поездок, которые так много для тебя значили. Ты молча складывал все в коробки, а я начал бы спорить? Когда мы только надумали переехать в новый дом? Да я даже и не предполагал, что стану так по нему скучать, – Курт потер переносицу, чтобы не разреветься, но все-таки всхлипнул. Дэвид молча вышел из комнаты, прикрыв дверь, – знал, что, несмотря на все эти месяцы вместе, Курт все еще стеснялся плакать при нем. Курт чувствовал себя глупым и бесконечно – больше, чем обычно, – сентиментальным, но ничего не мог с собой поделать. Наверное, потому и согласился расстаться со старой игрушкой, что пора уже было избавляться от этой привычки цепляться за мелочи. И Дэвид часто обижался, что Курт обнимает во сне медведя, хоть ничего и не говорил. А теперь вот без него и не спалось. Хотя, может, дело в том, что и самого Дэвида он уже две ночи не обнимал. Курт размазывал слезы по щекам, когда услышал, как тихо открылась дверь комнаты, и почувствовал мягкое прикосновение к лодыжке. Рядом с ним на кровати сидел потертый, бывший когда-то темно-бронзовым и пушистым медведь. – Дэвид?.. Тот засунул руки в карманы, качнулся с носка на пятку и как можно более беззаботно пожал плечами. – Если бы он не был тебе дорог, ты не притащил бы его в нашу постель. Так что я не смог его выбросить. Правда, хотел отдать уже в новом доме. А ты так вот расклеился… – Но… – Никаких “но”, и, знаешь, тот хлам и правда давно пора было выбросить.