Живые и мёртвые

       С самого начала он прекрасно знал: чрезмерная авторитарность непременно усугубит его авторитетное положение, как известного в этом государстве предводителя упряжки, но даже углубляясь с головой в им же сопоставленные феномены, веря в них, будто то была его личная религия, иной стезей, более ровной, ступать он отнюдь не собирался.        «Наверное, это его и сгубило» — донёсся позади него чей-то басовитый голос в один день, только Стил уже не помнил, кому он принадлежал. Возможно, что это всего лишь его контуженное подсознание играло с ним в высокопарный марьяж, вовлекая в него без его же особого согласия.        И он, злоречиво рыча, когда за спиной в очередной раз раздавалось осточертевшее ему имя, ощущал, как угольно-чёрная шерсть на пышном загривке, подобный крылу ворона, взъерошилась, вставала дыбом, а в очах, обрамленных аквамариновыми кольцами радужек, загорался неистовый костёр ненависти. Стил любил ненавидеть, потому что умел это очень хорошо. Многие, а вернее все вокруг, конечно, никогда не могли понять причины его постоянной ажитации по отношению, казалось бы, даже к воздуху. И он сам, если быть полностью честными, порой не мог понять этого едкого ощущения при виде таких лучезарных и добрых улыбок на лике других. Быть может, всё дело в том, что они все вокруг счастливы, а он — нет? Стил, задумываясь над этим, всегда машинально вертел головой и скалился, отгоняя эти не прошенные думы, лезущие в черепушку назойливой мошкарой, прочь. Куда подальше, только чтобы далеко от его сознания.        Если закрыть глаза, хоть на минуту, то создавалось впечатление, будто ничего из этого и не происходило вовсе: ему не приходилось тонуть в этом чёртовом фьорде поражения, что со смертельной скоростью ядовитой змеи проносил его по ледяной теснине, пожалуй, самой мёрзлой во всем Номе. Но стоило их открыть, как лживая утопия Стила вновь растворялась перед его лапами. В тысячный раз, оставляя его в полном одиночестве, чтобы он вновь попытался скрыться из реалии в собственную фантасмагорию, что расходилась перед ним пёстрым маревом.        Стил честно никогда не знал, каково это, быть в тени, и, будем честны, не представлял даже. Ещё тяжелее было бы представить такую ситуацию после того, как ещё недавно именно его имя славилось по всем переулкам и с какой-то примесью гордости вылетало из уст граждан. Аккуратно высовывая голову из тени, он с излишней завистью, подобно огню в котле бурлящей в его венах, смотрел, как восхваляют люди того, как разрушил его жизнь в щепки. Слышал, как в велеречивой атмосфере торжества холили имя Балто жители Нома, напрочь забывшие о былом герое, что прославил их жалкий городок уже как не единожды. В какой-то момент Стил понял, что это он способен был пережить, но когда из толпы, точно прекрасная гурия из сказки, выходит огненно-рыжая хаски, прижимаясь к шее полукровки, он с трудом сдерживает сдавленный рык. Та самая, за сердце которой он отчаянно бился каждый раз. Та самая, которая каждый раз вводила его в бестолковый сумбур своими действиями, и, клацая клыками от полнейшей безысходности, Стил, под алчные проклятия, уходил прочь, глубже в саму тень. Просто, чтобы не видеть всей этой репризы, чтобы не слышать это самое опротивевшее «люблю», когда он сам являлся всего-то жалким зрителем в этой чёртовой драме.        Смотря на свой ошейник, с виду, самый обычный, ничем не примечательный и будто принадлежавший обычной дворняжке, маламут, так, когда никто особо и не видел, с долей боли улыбался. Нет, то не была чванливая ухмылка неоправданного триумфатора, не мстительная усмешка самому противостоящему ему фатуму. В такие мгновения Стил задумывался над тем, что этот ошейник, тот самый, что подчеркивал его былые победы и давнюю чинность, единственное, что может зажечь в его естестве какое-то слабое светило.        — Ты накручиваешь себя, обвиняя при этом этом всех нас. — прозвучал за спиной однажды чей-то хриплый фальцет, когда он вновь выкрикивал в тягучее безмолвие ругательства, не забывая упомянуть виновника своей тяжкой пагубы. Стил морщился, стоило ему за секунду распознать по этому голосу, кому могли принадлежать эти слова.        Перед ним, в непривычном ему виде, когда колени не тряслись от страха вместе с этими мерзкими крысиными ушами, твёрдо стоял нахмурившийся Стар, смотревший на него не столько с осуждением, сколько с обидой, кольнувшей его похлеще когтей Калтага. Мазнув по нему, такому хилому и пресловутому, брезгливым созерцанием, маламут, известный всем чемпион Ненаны, надменно фыркнул и пожал плечами. Потому что как так может быть, чтобы ему, столь важной персоне среди круга собак, читал морали слабак вроде Стара?        — Что ты тут делаешь? — между приглушенным рыком бесстрастно спросил Стил, не испытывая никакого интереса к ответу, который ещё не был озвучен. Стар, его давний союзник, выглядит на редкость оскорблённым, пускай он и не говорил это. Стил просто видел по этому чужому взору, направленному лишь на него одного.        — Тяжело, наверное, быть в тени. — сгорбившись, худощавый пёс, мотнув головой и приударив себя тяжелыми ушами по висящим щекам, тихо тявкнул от мёрзлого порыва ветра, идущего от открытой форточки. Издав фырчание, сизая дворняжка сильнее нахмурилась. — Уж мы-то знаем, каково это. И Балто тоже знает. Он рассказывал.        — Да пропади ты и вы все со своим Балто! — резче, чем предполагалось, вскочив со своего первоначального места, озлобленно рявкнул маламут, блеснув в темноте, нарушаемой блеклым светом огоньков очага, ультрамариновыми радужками. Стар не дрожал, не припадал к земле и не просил не трогать его, как он делал обычно. Нет. Он просто стоял, выжидал дальнейших криков.        И ушел, когда оказалось, что бессмысленная реплика Стила изначально не имела шансов на продолжение. Нынешний чемпион своего города, хватая холодный воздух открытой пастью, тяжко вдыхал. Он вновь один.        Жгучие языки пламени, в местах окрашивающие белоснежные ворсинки в лёгкий оттенок киновари, издавали прельщающий, но тихий лязг. Смотря на очаг, маламут сделал, на данный момент, безрезультатную попытку забыть о не званном госте, выйти из оболочки страданий и грёз, чтобы насладиться лживым маревом несуществующей утопии. Стил знал, что это глупо. Знал, что так может поступать только невразумительный ребёнок, но другого выбора жизнь ему пока что не дала, потому он был вынужден наслаждаться жестокой иллюзией.        Никто из его упряжки особой преданностью не отличался, и он совершил не мизерную оплошность, не обратив на этот нюанс внимания. Никки, Калтаг и Стар, будь они не ладны, стояли на первом месте подобных предателей, и именно от двух первых Стилу доводилось чаще всего слышать насмешки за собой. Они не выглядели напуганными, не уверенными. Они делали с ним то же самое, что когда-то он делал вместе с ними с Балто, в очередной раз публично унижая его. Однажды Никки даже умудрился толкнуть его в сугроб и смыться как можно быстрее с места происшествия, раньше, чем предыдущий вожак смог бы распознать обидчика, но Стил, до этого увидевший с бешеной скоростью несущегося на него чау-чау, выкрикивал вслед ему ругань. Под задорный смех каштанового пса, растягиваемого издёвкой, забытый всеми чемпион Нома обещал отомстить своей нынешней упряжке за подобную фамильярность. Кажется, уже в пятый раз. Однако за чувством мести, что заполнило напрочь забитую мыслями черепушку, он ни разу не задумывался о том, почему поблизости никогда не оказывался Стар.        Стил всегда прятался рядом с очагом: там меньше всего народу, редко кто туда зайдет, да и он отметил про себя однажды, что одиночество не так уж и плохо. Только вот стоило глумливым хихиканьям Сильвии и Дикси, идущих мимо котельной, исчезнуть, как дверь с противным звоном скрипнула, отворившись. Маламут закатил лазоревые глаза, к своему же сожалению догадываясь, кто бы это мог быть.        — Снова сидишь здесь? — после тяжкого вздоха спросил Стар, однако к своему вопроса не прикладывал ни грамма интереса, будто он был задан лишь для галочки. Стил, доселе желающий кинуть едкую фразу в его сторону, что-то буркнул только, так тихо, что тот не услышал, однако сизый пёс, топая лапами, пошёл в его направление. Стоя напротив него, он, будто завороженный, посмотрел на неистовое пламя, что грело его после суровой вьюги холодной Аляски. — Красиво, не отрицаю. — отчасти мечтательно пробасила ездовая собака.        — Ты пришел со мной поговорить о красоте? — неожиданно тишину прорезал негодующий голос Стила, который, тряхнув иссиня-чёрной шерстью, периферией зрения уткнулся в своего собеседника. Последний, хмыкнув, пожал плечами, а маламут отметил про себя, что таким он видит его впервые. Возможно, он просто никогда не приглядывался к нему, как, впрочем, и все остальные.        — А знаешь, почему я люблю огонь? — на морде внезапно Стара появилась лукавая ухмылка, но даже он ни на йоту не казался каверзником подобно своему нынешнему вожаку. — Он похож на некоторых из нас. — изрёк он, и на такое заявление более сильный пёс вопросительно рыкнул. — Когда он горит, мы пользуемся им, и он чувствует себя владыкой мира. Ведь это правда смешно, не так ли? Стоит позволить огню возвыситься, так он спалит всё, но стоит ему потухнуть, как от него остается только дым да окурки.        — И что ты хочешь этим сказать? Или ты просто так пришел поговорить о прекрасном? — аккуратно положив голову на скрещенные крестом лапы, с напускной ленцой спросил голубоглазый пёс. — Жаль, но мне эта тема не очень занимательна.        — Ты похож на этот огонь, Стил. Не находишь сходства? — неожиданно для собеседника ответил сизый, заставив того подорваться и глянуть на него то ли с немым вопросом, то ли с бушующей яростью. — Ты горел, как этот огонь. Глянь же. Тебя любили, тебя возвышали до самих небес, а ты хотел большего. И ты всё потерял, когда чуть ли не сжёг все надежды больных детей на спасение. Ты потух до того, как смог бы всё сжечь. Но от тебя не осталось ничего: ни огонька, ни дыма, ни окурок…        Стар не успел договорить, как коренастая собака с одичалым рёвом вскочила на все четыре лапы, и, пригвоздив к деревянной земле, возвысилась над ним, сверкнув белозубым оскалом. Выпущенные когти были в опасной близости к его горлу, однако Стил не алкал марать лапы кровью какого-то отрепья, нет. Достаточно было просто запугать до такой степени, чтобы тот более не смел сказать чего-то подобного в его адрес.        — Да как ты смеешь, ты, кретин! — рыкнул чёрно-белый маламут, блеснув в темноте клыками и сильнее надавив на беззащитное тело своего нынешнего подчиненного. Пораженный, на его удивление, никак на это не реагировал, стеклянным взглядом смотря на своего вожака.        — Мне не страшно. Я знаю тебя, поверь. И знаю, что ты не смог бы марать свои лапы кровью самостоятельно. Ты придумал бы план убийства, скинул бы это дело на другого, но никогда не смог бы самостоятельно убить кого-то. Разве не ты хотел скинуть Балто со скалы в тот день, когда мог просто убить его своими клыками и лапами?        — Я по сей день жалею, что не покончил с этим отродьем в тот день. — опустив голову, гнусно прошептал в длинное ухо Стил, но всё же, тихо рыча, отошел от своего собеседника, позволив тому вольно вздохнуть. — Уходи отсюда. И не возвращайся, если не хочешь, чтобы ты стал моей первой жертвой. Обстоятельства рождают в нас диких зверей, и мой уже пробудился.        Плюхнувшись на бок рядом с камином и уныло разглядывая висевшую на стене кочергу, пёс принужденно вздохнул. Стар, по всей видимости, не спешил покидать это место, а спустя несколько минут он пассивным аллюром двинулся в его сторону. Прикрывая весь вид на огонь, сизая дворняжка встала перед сморщившимся маламутом.        — Почему ты такой? — напрямую, без всяких излишних дополнений, спросил худощавый носитель бледно-лазурных радужек, с каким-то не ясным его соратнику дружелюбием вильнув пушистым хвостом.        — Почему ты такой надоедливый, чёрт возьми? Что ты от меня хочешь, Стар?! — не выдержав, сорвался в итоге Стил, демонстративно выпустив когти, однако тот, к его же разочарованию, только покачал головой. Складывалось впечатление, будто говорил тот с глупым щенком, а не с псом, что превышал его по всем категориям.        — Ты увиливаешь от вопроса, снова. — выпрямившись и обвив своё худое тело хвостом, Стар дёрнул ушами, внимательно глядя на бегающие по периметру дома глаза оппонента. — Это входит в твои вредные привычки. — невесело усмехнулся он, ловя на себе недовольный взгляд героя Нома. — Неужто ты правда думаешь, что это мы виноваты в твоих бедах?        — А кто ещё?! — оглушительно гавкнув, в буквальном смысле слова прокричал коренастый пёс, для предварительности закрыв дверь к очагу, дабы никто не прервал их длительную беседу. Резко повернувшись, он, дико хватая чёрными ноздрями воздух, смотрел на сидящего в центре котельной собеседника, наклонившего голову набок. — Вы… Вы испортили всё! Отобрали у меня буквально всё! Именно всё, что было моим!        Когтистый палец ткнулся в грудь дворняжки, и если бы не умение удержать равновесие, то он бы свалился в камин, полыхающий огнём. Почувствовав на тонких серовато-голубых шерстинках обжигающие огоньки, собака несмело сделала шаг вперёд.        — Я хотел этого! — меря комнату шагами, продолжал гневную тираду Стил, порой возводя взгляд к небесам и запрокидывая назад голову. — Я хотел быть чемпионом! Я хотел, чтобы моё имя означало для всех победу, а не Балто! Я хотел, чтобы Дженна была моей, а не его! Я хотел всего этого, но этот полукровка отобрал у меня победу, честь и любовь. Он забрал всё, что у меня только было, даже мою упряжку!        Замахнувшись, маламут хотел было в приступе ража отвесить оплеуху Стару, дабы на чём-то сорваться, смягчить гнев, утихомирить рвущегося наружу одичалого зверя. Дворняжка, заметив это, прижалась к полу, и прикрыв голову лапами, зажмурила глаза, в то время как Стил, одумавшись, остановился. Лапа осталась висеть в воздухе, а тяжкое дыхание бывалого героя Нома было слышно даже под трель костра. Сжав клыки, он, отведя созерцание, лёг напротив худощавой собаки.        — А знаешь… Знаешь, чего я всё это время хотел? — встав на лапы, но всё ещё глядя на пол, начал было Стар, догадываясь, что Стилу было абсолютно наплевать на это. — Я хотел, чтобы меня хоть раз заметили и перестали считать наивным щенком. — его бывший вожак, округлив глаза, шелохнулся от его речей. — Чтобы ты больше не рявкал на меня постоянно, а Калтаг не оставлял свои коронные подзатыльники после каждого моего слова. А знаешь, знаешь, что ещё?        Он не показывал, что слушает его, но Стар и без слов, лишь по взгляду понимал всё. Он будто слышал, как в бешеном темпе бьется сердце маламута, как сбивалось с ритма его дыхание. Все звуки этого мира будто бы остановились, перестали существовать, позволяя только прислушаться к звукам Стила.        — Я давно хотел стать героем, стать значимым для упряжки, но… — сложив брови домиком, сизый пёс прикрыл уставшие глаза залитыми свинцом веками, — но не получилось. Уже не выйдет. И потому надо было дать другому возможность стать этим героем и, знаешь, Стил… — не резко подняв голову, он внимательно, казалось бы, изучающим взглядом смотрел на своего бывшего вожака, навострившего уши. — У меня это получилось. И я бы хотел, чтобы и ты смог это сделать.        — Ч-что? — он не желал понимать его. Он знал, догадывался как-то, что имел в виду его нерадивый помощник, но от всей души желал бы этого не понимать, или понять неправильно. — Что ты хочешь сказать? Зачем ты завёл этот разговор?        — Не всё и не всегда бывает так, как мы этого хотим. Ты хотел стать героем, верно? В первое время ты только об этом и мечтал, помнишь же? Ты был ещё совсем молодым, подростком ещё, кажется, хотя уже тогда в тебе виднелась та гордыня. Никки приметил её в тебе, зуб даю, но ты был героем когда-то. Не все получают того, чего хотят, но тебе жизнь дала возможность стать им. Так дай же теперь и другим ощутить этот вкус победы.        Будучи в раздумьях, чёрно-белый пёс поздно заметил, как Стар, размяв лапы, лег подле него, укрыв себя хвостом. Дрогнув от неожиданного прикосновения, он оглянулся, посмотрев на лежащий рядом с ним комок шерсти, что ввёл его в спорные вопросы.        — Ты, что… Прощаешь меня? — изогнув тонкую линию брови в вопросе, озадаченно спросил маламут, в ответ услышав незлобный смешок Стара. Дворняжка расплылась в добродушной улыбке, растянувшись всем телом.        — Это не прощение, Стил. Это лишь твоё раскаяние. Простить не смогу, увы, но я смогу понять. Не ты один в тени других, поверь, и хоть мы с тобой в результате пошли по разным тропам, но… Думаю, будет лучше, если такие, как мы, будут держаться вместе.