Слово на букву «Х»

В один промозглый ноябрьский день восемьдесят седьмого Азирафаилу очень хотелось выпить. Положа руку на сердце, он был довольно нервным с момента избрания Тэтчер. Что было попросту смешно: Азирафаил вполне успешно пережил несчетные эпидемии, крестовые походы и инквизицию, две Мировых войны и расцвет телевангелизма; конечно, он выдержит еще несколько лет правления народной избранницы с сомнительным политическим курсом. Но все же вчера потенциальный покупатель (прежде чем его вынудили ретироваться) оставил на видном месте газету, и прочесть заголовок было не лучшей идеей. Ни один уважающий себя ангел ни под каким видом не станет радоваться успеху врага, но в свете последних событий в мире, Азирафаил все чаще задумывался о возможном дьявольском вмешательстве. Он прекрасно знал, что смертные сами по себе вполне компетентны в вопросе всяческих зверств, но в глубине души он всегда надеялся, что за всем этим может стоять что-то большее, нежели простые люди, вновь решившие быть к друг другу жестокими. Напрасное чувство надежды. Дело в том, что когда Азирафаил вошел в грязный паб (один из тех, которые посещают исключительно из-за его удобного расположения) и первым делом увидел прислонившегося к барной стойке Кроули, все такого же мрачного и длинноногого, он испытал до неловкости всеобъемлющее чувство облегчения и благодарности. Они вместе выпьют, Кроули скажет что-нибудь возмутительное, Азирафаил начнет истово искать подходящий ответ, и незаметно для них обоих один бокал превратится в несколько бутылок, а вечер выльется в добродушный спор. Каждый пункт привычен, словно отточенные движения безупречно поставленного танца. (Ох, как же Азирафаилу не хватало гавота. Капелька физических упражнений ― все, что нужно, чтобы встряхнуться и избавиться от меланхолии, и никакого беспокойства Кроули без лишней на то необходимости. Но вот уже век как нет никакой надежды на возвращение гавота в моду, а танцевать его в одиночку попросту невозможно). ― Кроули! ― воскликнул Азирафаил. На лице у обернувшегося Кроули не было привычной хитрой ухмылки, а глаза не горели огнем озорства, как обычно случалось, стоило их путям пересечься. Он выглядел таким же уставшим, как и Азирафаил, но при виде него слегка расслабился. ― Ангел, ― поприветствовал его Кроули, подняв очки. Он сделал шаг в сторону, освобождая место. С момента их последней встречи прошло несколько лет, не так уж много по их стандартам. Азирафаил силился не улыбнуться, но у него ничего не вышло. Возможно, он не слишком-то и старался. Но Кроули был сам не свой. Он отставил свой наполовину полный стакан в почти мрачном молчании. Азирафаил не знал, как следует поступить. Поднятие настроения демонам не входило в его должностные обязанности, но волей-неволей он задумался, что же такого ободряющего он мог бы сказать, когда Кроули мрачным тоном заметил: ― Ты думаешь, что он уже близко? ― Кто близко? ― спросил Азирафаил. ― Конец, ― ответил Кроули, в его голосе отчётливо слышались большие буквы. ― Холодная война, ядерное вооружение. Бум! Кроули жестом изобразил предлагаемый взрыв. ― А-ах, ― он издал нечто, что, по мнению Азирафаила, означало последний миг страданий человечества. Удивительно, насколько легче быть оптимистичным, когда тебе нужно оспорить чью-то точку зрения. Кроули назвал бы это своего рода жестокосердием, но тем не менее, это правда. ― Ох, ― сказал Азирафаил, успокаиваясь. ― Ох, нет, очень сомневаюсь. Я бы получил весточку сверху. Вряд ли бы они забыли поставить меня в известность. ― Может быть, бюрократическая ошибка? ― нерешительно сказал Кроули, пожав плечами. ― Ты слышал что-нибудь от… своих? ― осторожно спросил Азирафаил. Кроули покачал головой. ― В таком случае, ― сказал Азирафаил, ― это просто очередной четверг, как и многие другие до него. Он осушил свой бокал, в котором был легкий освежающий мускат. (Разумеется, превращение пива в вино едва ли можно посчитать за чудо.) ― Они бы не забыли рассказать нам обоим сразу, ― добавил он, и Кроули посмотрел на него в задумчивости. Азирафаил потянулся, чтобы похлопать его по плечу. Обычно Кроули нравились прикосновения, хоть он никогда бы в этом не признался. Плохо для имиджа. Не могут же демоны просто так слоняться и напрашиваться на обнимашки. Сегодня же Кроули легко прижался к ладони Азирафаила в ответном жесте. Должно быть, бедняга действительно был расстроен. ― Знаешь что, ― начал Азирафаил, ― тут вниз по улице есть кафе, где просто потрясающие пирожные… Кроули никогда не проявлял особого интереса к еде, за исключением пары укусов на пробу раз в столетие, но в то же время он никогда не отказывался от ужина с Азирафаилом где угодно, и тот подозревал, что Кроули находит в этих посиделках нечто стоящее его времени. Разумеется, Кроули кивнул в знак согласия. От движения Азирафаил вспомнил, что так и не убрал руку с плеча Кроули, а его большой палец легонько касался ключицы. Он вздрогнул и сделал шаг назад. Кроули милосердно сделал вид, что ничего не заметил. Он одним глотком осушил свой бокал и, наклонив голову на бок, сказал: ― Пирожные, говоришь? Официанткой была юная девушка. Это было важно только потому, что мужчина за соседним столиком (банкир в блестящем костюме и с красным лицом) явно делал все, чтобы выглядеть последним хамом. Признаться, у Азирафаила всегда получалось отключиться от окружающего мира, когда в игру вступали пирожные (или Кроули, если честно), но тип в блестящем костюме был таким громким в своих попытках довести бедную девушку, что Азирафаил ни на чем не мог сосредоточиться. Банкир сделал пару двусмысленных комментариев о булочках. У девушки задрожала нижняя губа. ― В самом деле, ― фыркнул Азирафаил, когда тип подозвал ее ближе, якобы чтобы лучше расслышать, но на самом деле, чтобы посмотреть в вырез ее блузки. В таких условиях точно нельзя насладиться кусочком Баттенберга. Он повысил голос: ― Есть такая вещь, как порядочность. ― Гм, ― сказал Кроули. Последовала пауза. Глядя на адски поблескивающие стекла очков, Азирафаил почему-то подумал о глазах, прищуренных в раздражении. Тип закричал и упал со стула. Он с грохотом приземлился на пол и начал кататься туда-сюда, крича. Официантка почти с облегчением ретировалась, видимо, чтобы позвать менеджера. Азирафаил изо всех сил старался не фыркнуть. ― Не знаешь, что это было? ― мягко спросил он. ― Он неожиданно решил, что его волосы превратились в личинок, ― ответил Кроули. ― Или нет. Ну, знаешь. Просто предположил. Слушай, у тебя есть наличные? Мы должны подсунуть ей пару лишних фунтов. Компенсация за причиненный ущерб и все в таком духе. Кроули взмахнул рукой в неопределённом жесте. Впервые за долгое время, Азирафаил почувствовал легкость, пузырящуюся внутри. ― Какая чудесная идея, ― сказал он, потянувшись за бумажником. ― Я должен был сам догадаться, но рад, что ты меня опередил. Ужасно мило с твоей стороны, честно. Когда он перевел взгляд обратно на Кроули, тот странным образом застыл. ― Не говори так, ― выдавил из себя Кроули. Азирафаил нахмурился. ― Никто, кроме нас, этого не слышал, но мне жаль, если я… Ты покраснел? ― Демоны не краснеют, ― зашипел Кроули, ― мы само воплощение бесстыдства. Только теперь, видя явную досаду Кроули, Азирафаил понял свой промах. ― Э, прости? ― попробовал Азирафаил. ― Я просто хотел сказать… ― Так не говори, ― вновь прошипел Кроули сквозь зубы. ― Не буду, ― заверил его Азирафаил. Кроули глубоко вздохнул. ― Не говори так на людях. ― Значит, я могу говорить, какой ты хороший наедине? ― Мысль столь привлекательна, сколько и смущающая. Кроули издал звук. Звук, похожий (Азирафаил готов присягнуть на стопке первоизданных Библий) на стон. О. О. Летом шестьдесят девятого, в течение чрезвычайно короткого периода, в Азирафаила вселился оптимизм относительно силы свободной любви. Кроули и Азирафаил пережили вместе столь многое: признания, радости и скорби; столько историй, столько ночных разговоров, и казалось абсурдным, что они еще не познали друг друга в библейском смысле. Азирафаил не всегда улавливал тонкости, но к концу шестидесятых он начал подозревать, что, возможно, Кроули был в нем заинтересован. То тут, то там (во время совместных обедов, когда он наслаждался последним кусочком или глотком), были моменты, когда Азирафаил чувствовал, что за ним наблюдают. Учитывая, что наблюдал за ним демон, Азирафаил должен был быть сбитым с толку, а не странно довольным. Впрочем, он взял за правило не заниматься самокопанием в тех вещах, что доставляли ему удовольствие. Столик на двоих, столь маленький, что они почти сталкивались коленями, пристальный взгляд Кроули, мысли о танце длиной в тысячу лет, Азирафаил чувствовал, что… он подумал, что возможно… Что ж. Кратко говоря, в тот момент секс показался ему неплохой идеей. Азирафаил не тешил себя иллюзиями, что это изменит их отношения. Он не надеялся. Задумывался, возможно, но кто бы удержался от подобных мыслей? Но в следующую их встречу Кроули встретил его все тем же беззаботным весельем, как если бы они никогда не лежали кожа к коже, как если бы Азирафаил не знал вкус губ Кроули, как если бы Азирафаил не слышал, как Кроули стонет «пожалуйста… пожалуйста», будто бы все случившееся было не более чем шуткой. И как итог, Азирафаилу не требовался ответ на незаданный вопрос. Они переспали еще несколько раз с тех пор. Удовлетворять такого рода желания друг c другом ― плохая идея, но не лучше, чем третья бутылка вина или лишний кусочек торта. Послужной список Азирафаила говорил сам за себя. В общем и целом, идея уйти из кафе, предпочтя ему, скажем, несколько захламленную спальню над книжным магазинчиком Азирафаила, чтобы чуть глубже исследовать интересную реакцию Кроули на похвалу не была такой уж из ряда вон. Удивительной, но не выходящей за рамки. Плохая идея, но в самом деле, Азирафаил так устал. ― Идем? ― спросил он, и Кроули настойчиво кивнул. Из-за поспешных сборов Азирафаил нечаянно оставил официантке пятьдесят фунтов на чай. ― Есть что-то, что мне стоит говорить? ― спросил Азирафаил, когда они вошли в его квартиру. Кроули слегка вздрогнул и начал выписывать по комнате круги, точно неуклюжий ястреб. Шли они молча; вероятный конец света явно выбил Кроули из колеи. Азирафаил, с другой стороны, уже почти выбросил мысли об этом из головы. Кроули повертел в руках пресс-папье. ― Разве в моем случае стоит спрашивать? ― спросил он с напряжением в голосе. Но, помимо этого, в его голосе слышалось что-то еще. Что-то невыразимое. И Азирафаил поклялся себе быть, ну, настолько выразительным, насколько это возможно. ― Конечно, стоит, ― мягко сказал Азирафаил. ― То, что ты хочешь услышать что-то одно, не значит, что ты хочешь услышать что угодно. Можно вожделеть заварной крем, но не, скажем, вареную капусту. Он кивнул сам себе, довольный метафорой. ― Думаю, я готов к худшему, ангел, ― огрызнулся Кроули. ― Но ты не должен, ― сказал Азирафаил, нахмурившись. ― Наша цель ― унижение, а не пытка. Кроули вновь нервно замельтешил по комнате, зарывшись пальцами в волосы. Он дико рассмеялся. Азирафаил, наоборот, не двинулся с места. ― Тогда исключительно ради моего спокойствия, ― сказал он спине Кроули, ― чтобы я не провел весь вечер в беспокойстве… Кроули замер на середине шага и откашлялся. Строго говоря, нестареющим бессмертным созданиям едва ли нужно откашливаться, но Азирафаил по опыту знал, насколько это могло быть удобным поводом урвать лишнюю секунду на раздумья. ― Не говори о спасении*, ― мягко ответил Кроули. Азирафаил почувствовал, будто его со всей силой ударили в грудь. Он тяжело сглотнул, превозмогая это ощущение. ― Ох, ― выдавил он из себя, ― даже и не думал. Воспользовавшись паузой, Кроули вновь начал расхаживать по комнате. На ходу лучше думалось. Азирафаил сел на кровать. Он бы и не заметил, но Кроули как-то жаловался на узость и бугристость матраса. На мгновение Азирафаил задумался о покупке нового, получше, но почему-то ему было неловко об этом заговорить. ― Иди ко мне, ― сказал Азирафаил. Он попытался придать голосу весь возможный вес, но, говоря откровенно, вышло средне. Кроули все равно приблизился, позволил Азирафаилу утянуть его к себе на колени и оседлал его бедра. Получившийся в результате клубок рук и ног должен был выглядеть забавным, но нет. Кроули наклонился и, исполненный отчаяния, поцеловал его. Первое время Азирафаил позволил ему вести, что достаточно легко ему далось. Затем он заставил себя отстраниться. ― Так, ― сказал Азирафаил с укоризной. ― Полегче. Он прижался к губам Кроули в почти целомудренном поцелуе. ― Вот так, ― сказал он. Кроули последовал его примеру, сомневаясь в начале, но вскоре они уже обменивались легкими, осторожными поцелуями. ― Вот видишь, ― прошептал Азирафаил, ― разве это не здорово. Он провел рукой по спине Кроули. Тот задрожал. ― Ну, разве ты не прелесть? ― Азирафаил поцеловал бы веки Кроули, если бы не ужасные солнечные очки. Вместо этого он довольствуется скулами и лбом, губами, изгибом шеи. ― Такой нежный. Такой милый. ― Завали, ― хрипло ответил Кроули. ― Ты думаешь, что звучишь круто, ― хихикнул Азирафаил. ― Думаешь, что звучишь опасно? О, мой дорогой. Еще один смешок. Еще один поцелуй. ― Бедняжка. Ты знаешь, ни разу за всю свою жизнь я никогда, даже близко, не боялся тебя. Он слышал, как ускорился пульс Кроули, чувствовал, как его член стал тверже. ― Ты был сегодня так добр к той официантке, ― продолжил Азирафаил. ― Такая самоотверженность. ― Я пытал банкира, ― запротестовал Кроули. ― Знаешь, ― сказал Азирафаил, ― я не уверен, что ты сам в это веришь. Кроули ничего не ответил, но задышал чаще. ― Насколько же часто ты в секрете творишь благие дела, когда никто не смотрит? ― прошептал он Кроули на ушко. ― Или ты надеешься, что кто-нибудь посмотрит и поймет, какой ты внутри? Каким ты можешь быть ласковым, незапятнанным и хорошим? Кроули вздрогнул всем телом и невольно потерся членом о его бедра. ― Я демон, ― сказал Кроули, задыхаясь. ― О да, ― Азирафаил коснулся губами его волос, позволив голосу опуститься на пару октав. ― А значит, твоим действиям нет никакого оправдания. Ты, вне всяких сомнений, самый милый, самый добрый и самый лучший демон из всех. Кроули вздрогнул и застонал. ― С-скажи это еще раз, ― прошептал он, красный от стыда. ― Скажи это… ах… ― Мой милый, ― выдохнул Азирафаил, и Кроули, гортанно застонав, кончил прямо так, сидя одетым на бедрах Азирафаила. Где-то в комнате тикали часы. За окном мимо проносились автомобили. Кроули уткнулся лбом в его плечо. Азирафаил слишком четко осознал, что они не могли остаться в этой секунде навечно, до конца своих дней. Однажды им придется встать с кровати. Однажды им вновь придется посмотреть друг другу в глаза. Даже под угрозой жизни, он не смог бы придумать, что сказать. ― Ты не… ― начал Кроули, словно одурманенный. Что удивительно, учитывая, как мало было сказано, и как быстро все произошло. Азирафаил слишком долго думал, и не сразу понял, что именно он не… Кроули освободился из его небрежной хватки, упал на колени, и, устроившись на полу между ног Азирафаила, трясущимися пальцами начал расстегивать пуговицы на его ширинке. ― Ты не обязан, ― сказал Азирафаил, или начал говорить, пока горячий, умелый рот Кроули не лишил его этой способности. После Кроули так и остался коленопреклоненным. Азирафаил посмотрел вниз на опущенную голову Кроули, на изгиб его шеи, и его затопила волна почти неистовой нежности. Что бы ни произошло между ними сегодня, как бы Кроули ни открылся ему, ни в коей мере это не было просто шуткой. Он провел рукой по волосам Кроули. Тот отстранился. И не взглянул на него. Однажды Азирафаил размышлял, повлиял бы секс на их отношения. В прошлом не повлиял бы, но сейчас что-то подсказывало ему, что конкретно этот секс смог. Оргазм мог развеять дымку желания, но ничем не помог унижению, а Кроули не лишен гордости. Сама мысль о том, что может пройти еще одно десятилетие без Кроули, без его изворотливого и легкого нрава, проявляющегося ровно в тот момент, когда Азирафаилу он нужен больше всего… Азирафаил устремил взгляд на стену. Он чувствовал на кончике языка вопрос «что это было?», но заставил себя выдохнуть через нос, не дав ненужным словам и шанса. Вместо этого он призвал на помощь все свои великодушие, сдержанность и самоотверженность. Он сможет. Ангел он или кто? ― Мы, гм, можем больше никогда не говорить об этом, если хочешь, ― сказал он. Долгая пауза. Кроули поднялся на ноги, отряхнулся и поправил очки. ― Говорить о чем? ― спросил он. Он обошел комнату по широкой дуге, дав Азирафаилу время привести свою одежду в порядок и затем бесцеремонно продолжил: ― Есть что выпить? Азирафаил не был склонен к рефлексии. Во всяком случае, он так думал. Тем не менее, в последующие годы он время от времени вспоминал о той ночи в своей квартире, о коленопреклоненном Кроули, об искрящемся между ними напряжении, размышлял, существовал ли иной способ разрешить всю эту ситуацию. Размышлял, что если он предложит что-то еще, что-то лучше, если представится случай? Больше двух десятилетий спустя, незадолго до конца света, на пейнтбольном полигоне в Тадфилде, Азирафаил ляпнул, не подумав, насколько Кроули «хороший», а тот впечатал его в стену и зашипел в ответ так, что как минимум один вопрос был решен. Это принесло почти облегчение. Надежда его измотала. Но. Но. Банально, но апокалипсис может кардинально изменить ваш взгляд на некоторые вещи. Вскоре после конца света, после исключительно приятного обеда в «Ритце» и возвращения в новую кровать Азирафаила, Кроули поднял взгляд от внутренней стороны бедер Азирафаила, где он оставлял аккуратные засосы, и сказал тоном, который во всех возможных смыслах потерпел крах в попытке казаться небрежным: ― Если ты не против, не мог бы ты, гм, снова назвать меня хорошим? Азирафаил убрал волосы Кроули за ухо (чтобы они не закрывали его прекрасных желтых глаз) и улыбнулся улыбкой человека, сидящего перед огромным столом с роскошнейшими яствами мира. ― Мой дорогой, ― сказал он. ― Я думал, ты никогда не попросишь.