попутчик

Дождь лил, как из ведра. Гермиона отчаянно щурилась в непроглядную чертову темень за лобовым стеклом: сверху яростно хлестал дождь, заливая зеркала и оставляя разводы из капель. Дворники так же отчаянно пытались стереть падающие мешающие капли, но не особо преуспевали в этом деле. — Дьявол, — пробурчала Гермиона недовольно. Голос Гарри в трубке звучал приглушенно, иногда квакал из-за помех, но она умудрялась складывать непонятное мычание в какие-то слова, да ещё и отвечать. — Да-да, хорошо, — Гермиона прижала трубку плечом к уху, — Гарри, не волнуйся ты так… ты чего? Я буду у вас через, — она бросила быстрый мимолетный взгляд на горящий дисплей часов, — через минут сорок. Пусть Джинни не волнуется, со мной все отлично. Да-да, я, знаешь ли, в курсе, что дождь лупит, как сумасшедший. Помню я, помню! Пусть Драко прекратит орать, я купила этого чертового медведя. Все. Всех люблю и целую. Скоро буду. Гермиона бросила телефон на сиденье и раздраженно вздохнула. К сожалению, ей пришлось немного задержаться дома, чтобы помочь матери с новыми инструментами для клиники, а потому выехала она слишком поздно. Не то чтобы Гермиона была трусихой, даже наоборот, но вечерняя двухчасовая прогулка через лес никого не могла обнадежить на веселое времяпровождение. Телефон зазвонил снова. На дисплее загорелись четыре мелкие цифры: «21:04». Гермиона обожала своего крестника – Тедди был чудесным мальчиком, просто невероятным ребенком. Завтра ему исполнялась целых пять лет – уже совсем взрослый. Гермиона мечтательно улыбнулась. Родители Тедди погибли четыре года назад, когда Гермиона и Гарри ещё учились в десятом классе и только выбирали, в какой колледж поступят. Их убили при очередной облаве Пожирателей Смерти на торговый квартал – гребанные террористы перерезали и перестреляли всех, кто там находился. Пожалели только детей. Мертвые тела оттуда выгребали сотнями. Гермиону передёрнуло. Вот лезут же мерзкие мысли в голову! За окном быстро проносился лес – краем глаза Гермиона оглядывала массивные черные стволы деревьев и яркие летние кроны ослепительно-зеленой листвы. Душно было до ужаса. На одном из поворотов сверкающие красные фары вдруг выхватили из вязкой сиреневой полутьмы высокий силуэт. Гермиона прищурилась на мгновение. Несмотря на застилающую пелену дождя, она все же заметила, что он (она?) голосует. И, прежде чем поняла, что творит, начала сбавлять скорость. Машина звонко взвизгнула шинами по мокрому черному асфальту. Силуэт пришел в движение, и Гермиона щелкнула по маленькой кнопке, опуская стекло. Мама всегда говорила, что не стоит подбирать попутчиков. Особенно ночью. Особенно в лесу. Она говорила: «милая, а черт его знает, что у них в головах думается, и что в карманах находится. Оно тебе надо?». Гермиона, конечно же, была полностью согласна с мамиными наставлениями. Но разве могла она проехать мимо? Нет. Она поняла, что это мужчина, когда он положил на стекло широкую бледную ладонь. — Подвезешь, куколка? Гермиона быстро кивнула, прежде чем разблокировать двери. Дверца распахнулась быстро, он нырнул в теплый душный салон, скользнул, как змея в траве. На нём был черный кожаный плащ и сапоги. Гермиона даже не знала, почему именно сапоги её так заинтересовали. У папы были похожие, в сезон он ходил в таких на охоту. — Вам куда, сэр? Гермиона вернулась к дороге, краем уха слыша тихое шуршание. Видимо, он стаскивал промокший насквозь плащ. — До Годриковой Впадины, куколка. Тут недалеко. Гермиона удивленно вскинула брови. От него пахло дождём, дымом и чем-то сладким. Странный запах. Знакомый, но она никак не могла понять какой. — Повезло, – бросила она, — мне туда же. — Какое совпадение. У него был хриплый, бархатный голос. Он говорил негромко, словно полушепотом. Но почему? Боялся спугнуть? Гермиона улыбнулась своим мыслям, прежде чем повернуть к нему голову. Он действительно стащил плащ и бросил его себе же на колени. С бледного равнодушного лица на Гермиону изучающе и внимательно смотрели ледяные зеленые глаза. Её чуть не передёрнуло. Глаза у него были страшные. Темные, топкие, будто кошачьи. Он смотрел на неё так, будто знал до этого. Руки сжались на руле, Гермиона подавила возникший необоснованный страх. — Да. Какое совпадение. Он вдруг улыбнулся: по-мальчишески хулиганисто, дернул уголком губ в смешке. И она тут же успокоилась. Этот жест – простой, человечный, смешливый, будто разрядил напряженную обстановку. — А зовут тебя как, куколка? — Гермиона. — Гермиона, — он щелкнул языком, — красивое имя. Тебе идёт. — А вас? Он улыбнулся снова. Тонко, почти незаметно. — Антонин. — Красивое имя, — незамедлительно бросила она ему, — вам идет. Он глухо рассмеялся. — Можно покурить? Не то чтобы Гермиона любила курящих людей, да и запах дыма ей не особо нравился, но… он наверняка замерз, верно? — Да, конечно, — согласилась она, — курите. В термосе есть кофе, если что. Он улыбнулся уголками губ и неторопливо закурил крепкую белую сигарету, беззастенчиво выпуская горькие клубы дыма, плывущие по салону. Кофе он тоже выпил: Гермиона заметила, что он хлебнул два-три глотка, а потом отставил термос в сторону, снова глубоко затягиваясь недокуренной сигаретой. — Не любите кофе? — Водку я люблю больше. Гермиона вдохнула поглубже. Пахло сигаретами, кофе и чем-то… тревожным. Сладким. На заднем сиденье валялись праздничные упаковки с подарками, и вальяжно сидел огромный плюшевый медведь. — У тебя есть ребенок? – он заинтересованно выгнул бровь. — Что? Нет конечно, — нервно хмыкнула Гермиона, — это для моего крестника Тедди. — Тедди? – ледяные глаза впились в неё двумя стрелами, и она неловко повела плечом. — Тедди Люпин. — Тедди Люпин, — повторил он медленно, наклоняя голову к плечу. Гермиона его проигнорировала: красные фары высветили на дороге ещё одну машину. Темно-синяя, с распахнутыми настежь дверцами. Гермиона нахмурилась – тревога забила в ней просто фонтаном. — Что там… — Проезжай мимо. — Что? – Гермиона неверяще вскинулась, но тут же замолкла. Тяжелая бледная ладонь властно легла на её колено и грубо сжала. — Я ведь сказал, куколка. Проезжай мимо. Гермиона метнула на него сердитый взгляд, планируя послать к дьяволу, но все бранные слова стали комком в глотке, когда она заметила, что он делает. Он равнодушно крутил нож между пальцами другой руки. Острое серебристое лезвие, покрытое какими-то бурыми разводами, неожиданно четко прорисовалось в её голове. Антонин улыбнулся, замечая отражение страха в её зрачках. — Давай, Гермиона. Будь хорошей девочкой, проезжай дальше. И она проехала, поворачивая руль, будто во сне. Фары напоследок осветили то, из-за чего Гермиона подавила дикий испуганный крик. Из распахнутой дверцы свисала окровавленная женская рука. Карминово-алые ягодки стекали по бледным узким пальцам и скатывались на черный мокрый асфальт. Уже натекла целая лужа. Она наконец поняла, чем он пах. Сигаретами, кофе и кровью. Вот что за сладкий запах. Кровь. — Она слишком громко орала. Меня это бесит. Ладонь, до этого согревающая колено, вдруг уверенно двинулась вверх, заползая под юбку. — Притормози, куколка. Давай. Цепкие пальцы добрались до бедра и жестко сжали кожу. Ей он тоже говорил притормозить? В этот момент отчаянно заголосил телефон, Гермиона нервно двинула рукой, но Антонин был куда быстрее – ему хватило двух движений, чтобы опустить стекло и вышвырнуть трезвонящую трубку к чертям собачьим. Гарри, наверное, с ума сходит от тревоги. Ещё через три метра Гермиона затормозила. Помигали красные фары, отключаясь. Она едва подавила всхлип, когда горячие губы коснулись шеи. — Что… — Тихо. Серебристое лезвие скользнуло вверх по ноге, и Гермиона едва ли не заревела. Мама всегда говорила, что не стоит подбирать попутчиков. Особенно ночью. Особенно в лесу. Она говорила: «милая, а черт его знает, что у них в головах думается, и что в карманах находится. Оно тебе надо?». У этого в кармане был нож. Прежде чем зажмуриться, Гермиона посмотрела на сверкающий дисплей часов. «21:37».