А ты скажи мне.

Началось всё с банального «Пфффф, да что такого может случиться?», а закончилось «И что мне, мать твою, с этим делать?». Цзян Чэн сидел, заперевшись в своей комнате напряжённо раздумывая о случившемся. Недавно, около полутора месяца назад в Пристань Лотоса пришла повестка из Облачных Глубин в которой прямым текстом было сказано, что несколько адептов приедут в Пристань Лотоса для обучения техникам боя ордена Цзян, глава ордена даёт на это согласие? Именно тогда и пришло это «Пфффф, да что такого может случиться?». Ну естественно Цзян Чэн дал своё согласие. Через несколько дней и вправду приехали адепты из Облачных Глубин, но всё было не так просто, вместе с ними приехал сам глава ордена Лань. Ну разве не прекрасно? Как сказал сам Лань Сичэнь, он хотел уверовать в безопасность членов своего ордена и, возможно, самому понабрать парочку боевых приёмов ордена Цзян. С одной стороны, оскорбили сомнения Лань Сичэня в безопасности Пристани Лотоса, а с другой, польстило, что сам глава ордена Лань приехал набраться опыта в боевых искусствах. В общем остались противоречивые чувства. На великое удивление Цзян Чэна гусулановские адепты легко усваивали нужные приёмы при этом смешивая их с техникой своего ордена. Лань Сичэнь же пока просто наблюдал одобрительно кивая. Пока вечером сам Цзян Чэн не начинал для себя собственную тренировку. Пару раз наблюдавший до этого глава ордена Лань вежливо спросив: «Можно ли присоединиться?», обучался у самого Цзян Чэна. Как-то Цзян Чэн сдуру ляпнув после очередной тренировки: «Надо бы искупнуться», повёл на тот момент уже Лань Хуаня в местный источник. Вода там, как говорил Цзян Чэн, была гораздо теплее чем в Облачных Глубинах. Первым раздевшись и зайдя в воду он повернув голову крикнул: — Глава ордена Лань прошу хоть раз забудьте о своих правилах опрятности и подобающего вида, вы ведь, в конце концов, не в Облачных глубинах, да и вообще не на территории Гу Су. — Цзян Чэн, ты так меня торопишь, будто я вот вот умчусь от тебя, как от прокаженного. Вот видишь, я уже здесь. В поле зрения плавно появляется обнажённая фигура, медленно заходящая в воду. ТО, что предстало перед Цзян Чэном можно было охарактеризовать словом «Идеально!». Буквально всё в Цзэу-Цзюне мягко и ненавязчиво говорило, всё во мне идеально! Длинные чёрные волосы мягко ниспадали с изящных мускулистых плеч прикрывая спину, и где-то, в этом чёрном идеале запуталась белоснежная с редкими узорами облаков, лобная лента. Идеально бледная кожа придавала изящества всему этому. Плавные движения дополняли этот идеальный образ. Цзян Чэн чувствовал на своих щеках жар прилившей к ним крови. Было слишком много слова идеально с телом и именем Цзэу-Цзюня. Который собственно говоря обеспокоенно рассматривал Цзян Чэна. — Глава ордена Цзян, вы хорошо себя чувствуете? Цзян Чэн? Цзян Чэн! Ты вообще меня слушаешь? — Да, со мной всё в порядке, просто вода оказалась непривычно горячей, вот тело само по себе и покраснело. Это вообще законно, быть настолько красивым? Нужно срочно о чём-то заговорить, может тогда пройдёт возникшая проблемка ниже пояса. После того случая Цзян Чэн старался больше не приводить Лань Сичэня в горячий источник, да и вообще реже оставаться с ним наедине. Вечерние тренировки пришлось отменить из-за, слава Богу, накопившейся бумажной работы. Цзян Чэн, ты ведь глава ордена в конце концов! Но злосчастные бумажки мало помогали не думать о другом главе ордена. Как до такого он мог докатиться! Второй мыслью было " Этого просто не может быть, не, не, не! У тебя просто глюки Цзян Чэн! Не верь в это!». Усмирению своих биологических инстинктов не помогала даже медитация и здоровый человеческий сон! Оооо, а про сны это вообще отдельная история. Такие эротические истории он не читал даже в книжках. И самое обидное в этих эротических снах Цзян Чэн был в роли невинной «девицы», что тихо стонала от малейших прикосновениях и умоляла о большем, находясь в весьма непристойной позе. О состоянии Цзэу-Цзюня и думать было трудно, сложно представить его, обычно такого сдержанного, таким каким он предстал во сне Цзян Чэна, а если и представишь то уже никогда не забудешь. Лань Сичэнь лишь удивлялся такой резкой перемене, и возможно даже расстраивался. Стал реже улыбаться, был каким-то рассеянным. Цзян Чэн никогда не думал о своей возможной голубоватости, а как стал думать, стало вдруг так тошно. Он, на протяжении всех своих лет никогда не был с девушкой в романтических отношениях. В юношеские годы обучение и аннигиляция солнца, потом всех девиц уводил Вэй Усянь, а ещё позже он растил Цзинь Лина, а ещё позже началась вся эта заварушка с Цзинь Гуанъяо и возрождением Вэй Усяня. Можно сказать он до сих пор девственен и неопытен в эротических делах. Чтобы разобраться в своей возможной голубоватости нужно было поговорить с тем кто в этом по настоящему может разобраться…

***

— Всё просто, ты банально его хочешь. Он тебе нравится, ты в него влюблён. Называй это как хочешь, но одно я могу тебе сказать, твоя голубоватость ограничивается лишь Цзэу-Цзюнем, — Вэй Усянь сидел положив нога на ногу задумчиво жуя соломинку. Они с Лань Ванцзы приехали относительно недавно. Вей Ин довольно быстро откликнулся на просьбу Цзян Чэна. Сейчас в комнате они были одни, Ванцзы видать умчался к своему брату после позволения супруга. — Ты в этом уверен? А то я… — Да, да, знаю ты переломаешь мне ноги если это окажется неправдой. Заканчивай со своими бессмысленными угрозами. Лучше скажи, как там поживает Цзинь Лин, справляется с обязанностями главы ордена? Обращался ли к тебе за помощью? Я так давно его не видел… Ага, резкая смена темы, всё с ним ясно, опять что-то замышляет. — В моём ордене твои пакости не пойдут тебе на пользу. — Спасибо мамочка, я и без твоих указаний веду себя прилежней некуда. В конце концов я благопристойный примерный муж… Но возможно ты в чём-то прав…

***

Последней мыслью Цзян Чэна стала «И что мне, мать твою, с этим делать?». Делать конечно есть что, нужно было признаться в своих «тёплых» чувствах Цзэу-Цзюню и, либо принять разбивающий сердце и душу отказ, либо начать довольно странные отношения. Но раз уж Цзян Чэн будет неопытной «девицей» в эротическом плане, то пусть Лань Сичэнь сам признается в своих чувствах! Правда к неприязни или просто дружбе Цзян Чэн был не очень то готов. Что можно сказать, кое-какую довольно важную деталь он упустил. Скоро всем из ордена Лань нужно уезжать обратно! И вроде бы довольно сблизившиеся за это время адепты двух орденов решили устроить пиршество. На котором каким-то мистическим образом, несмотря на протесты гусулановсих адептов, оказался алкоголь, и этот алкоголь оказался в чарке Цзэу-Цзюня. Так же на этом пиршестве мистически оказался Вэй Усянь с Лань Ванцзы. То что происходило дальше Цзян Чэну даже стыдно описывать, вообщем проснулся он не один, к своей неожиданности. И ладно бы это была какая-нибудь девица, так, нееееет, это должен обязательно оказаться Лань Сичэнь… Полураздетый, с царапинами от чужих ногтей на спине, с красными следами на шее и ключицах, Лань Сичэнь. Это ходячее совершенство с прекрасным телом и невероятно нежной улыбкой. А ещё у Цзян Чэна ужасно болел копчик да и вообще вся нижняя часть тела, но на удивление в самом теле будто парил воздушный змей. Такую лёгкость он никогда не чувствовал. Он помнил лишь то как по пьяни приобнял Вэй Усяня за плечи со словами «Ты меня уважаешь?», почему-то тогда так хотелось сказать «Ты меня уважаешь, брат?», но Цзян Чэн истинно держался. Давно он так не напивался, особенно с Вэй Усянем. Но провал в памяти и неожиданные улики приводят лишь к своим постыдным снам. Всё же он был в роли «девицы». А ещё, почему-то было так стыдно, но одновременно с этим так хорошо… Так он не краснел даже когда прочитал первую в своей жизни эротическую книгу. Идеальное тело рядом зашевелилось, прижимая, его, Цзян Чэна, такого же обнажённого как и Цзэу-Цзюнь, ближе к себе. А над ухом раздался мягкий баритон: — Доброе утро, — лёгкое движение губ было оставлено где-то на макушке, — Я всё ещё сплю? — Если тебе хочется так об этом думать, то пожалуйста, возможно ты ещё спишь, — почему-то, такое пренебрежение реальностью оскорбило. — Мне бы всё же хотелось, чтобы это всё было реальностью. — А ты скажи мне, с чего вдруг всё происходящее не сон? — Ну во-первых, ты всё так же чем-то недоволен, в во-вторых я всё ещё люблю тебя таким. Цзян Чэн не знал что ответить, вернее он знал что надо ответить, но банально не мог выдавить из себя эти банальные, иссохшие со временем их использования, слова. По этому не нашёл ничего лучше чем лишь сильнее прижаться к Лань Хуаню как можно ближе. После пары минут такого лежания в обнимку Цзян Чэн вдруг выдал что-то из ряда вон выходящее. — Что я потом Цзинь Лину скажу, — однако Цзэу-Цзюнь поразил своим спокойным ответом и мягкими поглаживаниями по голове. — Что в этом такого. У него у самого молодой человек из нашего ордена. И я уверен ты не раз его видел. Его зовут Лань Сычжуй, — шок Цзян Чэна можно было потрогать руками, — Ты что, не знал? — Развратители… — Чего? — Я говорю развратители вы! Всю нашу семью на себя подсадили! Это ж как надо было так вляпаться! И главное с кем… — уши вместе с лицом пылали, руки сами по себе вцепились в плечи Лань Сичэня, наверняка останутся синяки. Цзян Чэн мог ожидать от этой ситуации всё что угодно, но никак не секрет собственного племянника, который возможно только для него был секретом. Цзэу-Цзюнь вдруг рассмеялся, рассмеялся мягко обволакивающе, успокаивая своим смехом. Чёрные длинные волосы упали на лицо. Кстати, а где его лобная лента? И что не щадя спутало его, Цзян Чэна, волосы? Поковырявшись в них руками он понял, что лента Лань Сичэня была вплетена в его волосы образуя косу замысловатого плетения. — Теперь ты должен стать моим законным супругом. — С какого перепугу, — Цзян Чэн привстал на локтях внимательно всматриваясь в лицо рядом лежащего человека. — По традиции, к лобной ленте могут прикасаться только родители, братья, сёстры и супруг или супруга. А она вплетена у тебя в волосы и поверь, безумно тебе идёт, — ненавязчивый комплимент заставил смутиться ещё больше. Цзян Чэн поворачивается к мужчине спиной садясь и пытаясь обдумать услышанное и по пути удрать из этого места как можно дальше. Но Лань Сичэнь обнимает его поперёк талии улыбаясь и говоря: — Не уходи, полежи со мной ещё немного. Цзян Чэн остаётся и последней его мыслью будет «Всё таки хорошо, что они приехали и всё так повернулось»…