Насильно мил не будешь...

      Прошло чуть более года с окончания Войны Шестого Затмения, непредвиденной ни жрецами, ни астрологами, ни Молчаливыми Сёстрами, ни Слепыми Братьями, словом, никем, что ещё более ввергло весь Асхан в панику, смуту и разрушения, оставив весь мир стенать на руинах и кровоточить. Игг-Шайл находился в полном упадке: многие мелкие кланы были вырезаны в междоусобицах в праве на выживание, некоторые вожди ''подарили'' свои кланы Тралсаю, Биаре и их пешкам в надежде на обретение мощного покровителя или союзника в их лице, но такие были принесены в жертву ненасытному Ургашу, раскрывшему пышущую ртутью пасть-геенну в безумной ухмылке. Три из семи самых важных туннелей — торгово-транспортных артерий — или оказались завалены отступающими войсками, или обрушены при мощных заклинаниях, образуя на поверхностях полосы, уродливо простирающиеся на многие и многие ярды… Тёмные эльфы никогда стремительно не размножались, а их ''национальный спорт'' — интриги, шпионажи и убийства — ещё более способствовали небольшой численности. А теперь, после внутренней и внешней войны, и вовсе остались горстки. Маласса, Матерь Тьмы, молчит, уставшая с Императрицей Порядка и всеми своими братьями и сёстрами в ментальном сражении против Отца Хаоса. Молчит та, кто всегда шептала голосами тысяч и тысяч, молчит, как и другие Боги, замерев в ожидании грядущего Судного Дня...       — Как дальше быть? — тихонько вслух спрашивает новая правительница подземелий, оперевшись на резные перила балкона, где стойки поручней причудливо обвиты змеями из самана, посеребрённые, с инкрустированными в глазницы рубинами. — Война опустошила всё и всех. И мир затаил дыхание, но уже в ожидании Тёмного Мессии, который будет держать судьбы всех живых и неживых, как Драконы держат на чашах весов души своих детей.       Илайя смотрела в пропасть, которая очень иронично изображала будущее не только её королевства, но и всего Асхана — смертоносную неизвестность. Но тут белокурая владыка вспоминает клятву, данную при официальной и торжественной церемонии её коронации, а по совместительству — бракосочетании с Вождём Раилагом:       «Вождь, отныне Твоя ноша — Моя ноша. И я, Илайя, урождённая Дома Ифн'Таламочч, ставшая женою Отца Дома Туидханы — Матерью Дома Туидханы, — как новонаречённая Владычица Игг-Шайла…»       — …а дальше значения не имеет. Всё как у всех: пир, гуляния, звенящие словеса в залах, те же клятвы о преумножении, процветании и прочая и прочая… Или имеет? — Илайя задумалась, но после продолжительных размышлений в конце сошлась на том, что, в любом случае, она свои обязанности исполняет исправно и совестливо. — Правда, наследника нет…       Первенец, наследник трона, родился три недели назад, казалось бы, в благоприятный для рожениц месяц Лунной Матери*, отчего роды проходили легче и быстрее, но удушился собственной пуповиной ещё в утробе. По обычаю, младенцам давали всегда имена на десятый день, но из-за случившейся трагедии мать была вынуждена дать имя в первые же минуты, чтобы Богини Асха и Маласса приняли его, и затем уже поскорее избавиться от маленького синюшного трупика.       — Дар… Дармон… Его имя: Дармон, — остатками сил скрывая непозволительную дрожь, сипло проговорила тогда разродившаяся от бремени мать, пальцами вцепившись в складки шёлковой простыни цвета бургунди и отвернувшись от глаз, где сразу перед её взором по случайности потухла маленькая парафиновая свечка в строгом змеиновидном подсвечнике, озарявшая мягким для глаз тёмных эльфов сиянием просторные прохладные покои.       «Как и его жизнь погасла… Это знак Свыше.» — подумала страдалица и бесшумно разрыдалась.       Такое положение дел в подземном устое эльфов всегда подмывало почву под ногами, особенно знатных и правящих особ. Но Илайя, зная о происках неусыпной Палаты интриг, строго настрого запретила распространяться о случившемся двум младшим жрицам, двум сменщикам простыней в опочивальне и лекарю, старому знакомому Летосу, — всем тем, кто окружал её всё время. Благоволил тот факт, что владычица не выходила из покоев или потаённой библиотеки на поздних сроках беременности, постепенно меняя гардероб с обтягивающих жреческих одежд на одежды всё более просторные и пышные. Запрет, само собой, был подкреплён угрозой о немилости Тёмной Богини и последующем сбрасывании всех свидетелей в жертвенную яму в случае разглашения. Что касается отца ребёнка, то Раилаг далеко, и от него нет вестей, да и сам он не подозревает о случившемся. Возможно, Вождь чувствует нутром неладное, но здесь, в Игг-Шайле, это не имеет никакого значения без его присутствия.       Сама же жена Вождя с самого начала знала, что брак не принесёт никаких плодов, кроме политических: ни любви, ни счастья, ни радости, ни-че-го, что не удивительно среди подземных сородичей. Она хоть и всё та же жрица Малассы — холодная, набожная Сестра Теней, но, где-то там, в детских воспоминаниях, остались сказки о принцах и принцессках, храбрых рыцарях, чародеях и чудовищах, большой внеземной любви, которые ей мама рассказывала перед отходом ко сну ещё на поверхности. Такие далёкие и старые фантазии в голове у эльфийки тщательно скрывались от посторонних, ведь долго живя в обществе, где смерть приходит к тебе в спину через отравленный кинжал — что по значимости сродни второй религии, невольно привыкнешь к иной действительности, развив бессердечность и парочку-другую сверхчувств. Однако смерть маленького сына разрывала её изнутри, рухнув противовесом целому порядку, созданному и идеально настроенному столетиями; слёзы стали частым гостем, равно как и… Летос. Только Летос был маленькой отдушиной госпожи за принимаемыми ею заживляющими настойками из различных грибов и корений. Пожалуй, их объединяло довольно многое: общее детство ещё на поверхности, некоторые промежутки юности, дальнейшее постижение магии Тьмы в новом бессветном мире; к сожалению, их пути разошлись, когда Илайя избрала путь жрицы, требовавший отстранённости, а Летос — путь воина, пусть и берущего победы благодаря алхимии.       Хранительница Закона всего Игг-Шайла ещё более часа стояла на балконе, то размышляла о Вечном, то о своей жизни или о жизни своих соратников со времён войны, то вглядывалась в оттенки мрака, разливающиеся в отдалённых углах плясками духов-элементалей Тени, и слушала рыки минотавров и гидр, что разорванным эхом о каменные сосули раскатывались под сводами пещеры. Так, замерев, изредка меняя позы, Илайя могла стоять едва ли не бесконечно долго — ведь это было привычно: жизнь клирика обязывает терпению и смирению, впитыванию всего вокруг, что со временем от привычки распространяется и на повседневные мелочи, словно закладывается в подсознание, в чём даже не даёшь себе отчёт. В управлении государством, скорее, помогает уже опыт, приобретённый с годами долгой жизни и службы Хранительницей, однако выдержать рутину и однообразие бумажных посланий опять-таки помогает жреческая закалка. Кабинет стал новым пристанищем для неё, почти заменив тёмные залы храмов Теней, где сёстры каждый день возносят мольбы и приносят жертвы в знак покорности своей ревностной Тёмной Покровительнице.        — Жизнь течёт, просто меняя русло с одного на другое, — заключила Илайя.        — Как и Вы меняете одно платье на другое, Госпожа, но всегда остаётесь самой собой, — непозволительно тихо подкрался Летос и с улыбкой произнёс.        Мысли Илайи улетучились, она дрогнула, но не показав испуга, отреагировала всё же спокойно и мягко:        — Летос, ты же знаешь, что за такой промах в субординации можно казнить. Ты подкрался ко мне. И долго ли ты наблюдал за мною?        — Прошу прощения, Госпожа, — глубоко поклонился лекарь, — я не долго наблюдал за Вами. Я пришёл Вас омывать и продолжать лечение.        — Твои извинения приняты, Летос, — с властностью и одновременной мягкостью произнесла владычица, улыбнувшись уголками своих пухлых губ. Он и Вождь были единственными, кому прощалось подобное при нарушении негласных правил.        — Тогда прошу пройти со мной в Ваши покои, дабы начать врачевание, — вновь глубоко поклонился тёмный эльф и показал пригласительный жест рукой, — после Вас, Госпожа. Я всё приготовил и разлил по сосудам.       Илайя направилась к бархатным пурпурным шторам с воланами и кисточками из серебряных нитей, плотно закрытыми от посторонних глаз и ушей. Шторы гармонично соседствовали с эбонитовыми колоннами в виде эльфийских девушек-жриц с ручными дракончиками, зонируя и отделяя покои от балкона. Приоткрыв завесу, в глаза сразу ударил свет от огня, исходящий от переносного медного подсвечника на трёх ножках, побывавшем во всех уголках Асхана со своим хозяином; он не был чем-то причудлив, лишь лаконичен и практичен, впрочем, что от него и требовалось. Владычица поначалу защурилась, но через секунд десять привыкла к яркости и жару, исходившему от непрестанно тающего и стекающего плавными и ленивыми струйками парафина. Подойдя к креслу с маленькой банкеткой, сделанных из коры имперского дуба и обитых кожей некогда выпотрошенного ящеровола, Илайя потянула за атласные чёрные ленты корсета-платья до щиколоток, но всё же не справлявшегося со своей задачей сдержанности и предательски выдающего невысокую, покатую и округлую фигуру его обладательницы. Наряд стал свободнее и был снят, обнажив всё белёсое тело тёмноэльфийской повелительницы кроме паха, где были обмотаны тряпки, пропитанные мазями и впитываемой багровой кровью-лохиями. Подземные эльфы могли сливаться с окружающей обстановкой, став незаметными для инфракрасного взгляда, но пах пылал оранжево-красным пятном на синем фоне из-за крови.        — Крови недопустимо много на таком этапе восстановления, как я вижу, — с задумчивостью отметил Летос, знающий все секреты ядов и снадобий, а также физиологию. — И это прошло три часа с последнего омытия и смены тканей, с вытекшими вместе с кровью мазями. Гм… Пожалуй, мне опять нужно увеличивать дозу шляпок грибов-влажгунов и корений ягод Намильи… О, нет, Госпожа, не развязывайте ничего, я сам! — шустро подбежал и присел лекарь на корточки.       Распутав незамысловатые узлы, затем осторожно стянув на свои руки уродливые тряпки и положив в тазик с раствором из обеззараживающей слюны специально разводимого вида паука, Летос расстелил покрывало на кресло, кивком приглашая владыку присесть.        — Всё, как обычно, Госпожа. Расслабьтесь, — в перчатках из стерильных кишок приступил к ежешестичасовому осмотру лекарь, взяв свечу и зажгя магический огонь, что сиял ещё более ярким светом, отчего Илайя закрыла рукой глаза от жгучей вспышки, в то время как Летос и не сузил свои привыкшие к палящему солнцу за годы вылазок веки. Вдобавок, это была его обязанность: следить за самочувствием правящей четы. Не отворачиваясь, он запустил свободную руку в шкатулку с флаконами-лекарствами и баночками с мазями, а также мешочками с толчёными ингредиентами, несомненно нащупал необходимое и положил на столик. — Прошу подождать минуту.       Тут кудесник-в-мазях-и-флаконах поднялся и распрямился во весь свой очень высокий рост даже по людским меркам, не говоря про подземные. Летос был выше аж на две с половиной головы любого тёмного эльфа, на полторы головы — среднего человека. При всей своей стройности и заметной рельефности, он был поджар, худощав и хрупок, но последнее — обманчивое представление, ведь Летос одним своим интеллектом, колдовством и способностями мог положить в одну минуту десятки, сотни, а то и тысячи недоброжелателей. Этот лекарь был легендой не только в медицине, но и смерть носящим отравителем и знатоком всех формул в алхимических смешаниях, а также одним из сильнейших чернокнижников в Тёмной магии.       Поставив на столик ступки и чаши, Летос растолчил и смешал всё необходимое для получения нового заживляющего крема и суспензии. Положив на чашу с густой кашицей шпатль, кивком попросил повелительницу встать для омовения, попутно протягивая чашу с более жидким веществом. Пока Илайя отпивала, тёмный эльф тщательно вымыл и протёр тело обеззараживающей тканью из другого тазика, сменил перчатки и стал наносить мазь в полость отёчной фиолетово-бордовой матки, осторожно проникая пальцем, а потом и двумя всё глубже и глубже.        — Они… обжигают. Как-то странно всё это… Это нормально?        — Да, всё в порядке, Госпожа: я добавил ингредиент, ускоряющий кровообращение… — тут врачеватель резко подскочил, сорвав одной рукой покрывало с кресла и начав запихивать его в рот своей правительницы, а другой, что в мази, начал размазывать остатки средства по груди и попе эльфийки.       Скрутив её, Летос повалил на кровать и навалился сам всем своим весом на тело Илайи, не давая возможности набраться воздуха и громко закричать или начать читать мощное заклинание. Из кулона в виде аметистовой сосульки, врачеватель вытянул иголочку с парализующим ядом, стремительно вырвал изо рта накидку и повтыкал в язык и щёки белокурой жертве.        — Можешь не пытаться и произнести внятно ничего, — жадно наползая, прошептал на острое ухо отравитель, — твоя ротовая полость и часть носоглотки парализованы. А твоё сочное и сладкое тело, как нежный розовый персик в зимнем саду, просто пылает. Я всегда, как помню тебя, не был голоден тобой... А хотел едва ли не сожрать! Ни одна женщина на всём Асхане или Мире Духов явно и близко не приблизилась к тебе, даже Богини сгорают от зависти! И Ургаш в своих пошлых извращённых фантазиях не желает так никого, как хотел всегда тебя я, — прорычав последнее утробным голосом, Летос сжал губы эльфийки и впился в них, словно князь вампиров на балу в шею своей молоденькой фаворитки. — Я знаю, как тебе одиноко, ведь я сам лезу на стены от тоски, — оторвавшись от губ, продолжил чернокнижник, — вдобавок, мне очень больно и ревностно осознавать, что случилось с тобой в последние два года. Я помню тебя всю жизнь, всегда старался быть ближе, но ты, шлюха Малассы, только отстранялась!       Ударив в приступе ярости по онемевшей щеке, эльф скинул с себя мантию, подпоясанную потёртой материей, разорвал перчатки с набравшими влажность жилками, взял в руку набухший член и медленно вошёл в вагину Илайи, наслаждаясь и смакуя сумасводящими ощущениями и напирающим нетерпением.        — И я знаю о твоём горе. Но я помогу тебе: я сам сделаю тебе наследника и никогда не оставлю больше. Позволь мне быть рядом с тобою и нашим чадом. Мы заткнём рты недовольным - надо выкручиваться, даже вопреки всем козням. Я люблю тебя. Я хочу... твою душу... тело... те... бя... всю... — сиплым голосом выдохнул Летос, ускоряясь внутри. Руками пододвинув ближе и плотней за пышные, но стройные бёдра своей возлюбленной, соблазнитель начал водить руками по налитой ещё молоком груди, потом и вовсе припал к ней. Оторвавшись, он бросил взгляд довольного добычей хищника и приблизился к ушам эльфийки, убирая, как ни странно, максимально нежно за уши волосы:        — Ты вся сочишься и горишь, так наслаждайся! — с этим вскриком искуситель ускорился до безумия, что Илайя вцепилась в подушки и зажмурила глаза, часто дыша и постанывая. Летос оторвал её руки от оных и вцепился в кисти, всё наращивая темп донельзя.       Шлепки, влажное хлюпанье тел друг об друга становились всё чаще и громче, пот стекал и закапывал шёлковые ткани кровати, сердцебиение било в ушах и... Летос бурно кончил, впившись в губы Илайи, прижавшись всем телом к её телу, образуя такое обжигающее пятно, что, казалось бы, сквозь толстые стены из породы сталактита можно было бы их разглядеть в инфракрасном спектре. Сделав ещё пару поступательно-возвратных движений, эльф медленно вынул пульсирующий член и лёг рядом с эльфийкой, набросив на неё одеяло, притянув собственнически к себе и приобняв за плечи. Отдышавшись и слегка придя в чувства, лекарь начал:        — Возможно, когда ты отойдёшь от шока и к тебе вернётся возможность говорить, ты так или иначе убьёшь меня. Но я не боюсь этой участи, я не боюсь смерти, будь это даже пытка или превращение в червя. Я боюсь оставить тебя одну, с тех пор, как впервые увидел тебя. Да, сейчас ты могучая жрица, да, за тобой пойдут сотни твоих набожных сестёр, да, ты имеешь красоту, власть и природный ум. Но это лишь панцирь, выросший со временем. Я знаю, что внутри ты та же нежная, радостная и хрупкая Илайя, та, что не из рода Ифн'Таламочч, и не из рода Туидханы, а из рода Аль'Лирси.       Шуршание тканей постели, тишина и биение сердец. Они долго лежали и молчали, касаясь друг друга телами и его обнимающими руками, что выглядело по-юношески робко и забавно. Лежали и молчали, наслаждаясь обществом для каждого в лице параллельно лежащего. Лежали и молчали, постепенно провалившись в глубокий сон... *** Младшие жрицы, две самые преданные и сильные помощницы Илайи, очень тихо и слёзно распевали хвалебные гимны Малассе перед алтарём, умоляя Мать Теней не молчать, а быть милостивой к Госпоже и младенцу; слуги носили воду и полотенца, уносили запачканные ткани и приносили чистые, стараясь не создавать суеты в крыле Королевы, женской части дворца, словно в большом муравейнике.        — В прошлый раз всё было немного спокойнее и скромнее, — прошептала одна доверенная служанка другой, отойдя немножко дальше от ложа роженицы.        — Меня это слабо заботит. Вот другое дело, что Лорд Раилаг, услышав распространившиеся столь информативные слухи, будет в ярости, поняв, вдобавок, что есть небольшая временная несостыковка! Всё будет предельно ясно. Стоит надеяться, что Он не свернёт свою кампанию, ведь занятость поисками Мессии в Свободных городах намного сильнее иных проблем... Неизвестно, когда Он вернётся... И вернётся ли вообще?..        — А сами придворные? Они же узнают точно обо всём и они... они рядом! Многие Дома не довольны своим положением! Мать Тени молчит, не давая знаков!        — Им будет выгоднее заткнуться и смотреть в пол покорно, иначе Господин лично отправит их гнить в жертвенной яме. Или, что того хуже, отдаст на корм своему ездовому раптору. Угх! Бр-р! Мда, Вождь умеет ставить всех на место. А вот Жене Вождя нужно сильнее сжать кнут - Она осталась одна на неопределённый срок.        — Скорее всего, придворные сами со временем начнут "таинственным образом" пропадать, умирая то во сне, то во время пиров, то выпадая из окон, ведь Летос не позволит творить замыслы, не подсыпав предварительно чего-нибудь эдакого, и верно ты подметила, что сам Лорд не факт, что вернётся домой - Он абсолютно исчез, а это значит, что Трон снова пуст, и бастард мало чем поможет удержаться Дому Туидханы в новой битве за власть. Надеюсь, наши интриги одолеют чужие. Будем молиться Теням, и пусть внемлют Они нам, — на что собеседница закрыла глаза и кивнула. Илайя не знала, о чём в паре метров от неё шепчутся служанки, но её это пока на данный момент и мало заботило. Она вся была раскрасневшаяся, с прилипшими ко лбу волосами от пота и воды холодных марлей. Последние потуги... Выдох. Сердце вот-вот лопнет от напряжения, глаза слипаются от усталости...        — Кто это, Летос?.. — с неподдельной заинтересованностью спросила владычица почти шёпотом.        — Девочка, Госпожа. Белокурая, — с нескрываемой улыбкой ответил лекарь.