Волна бежит на этот берег, Волна бежит и что-то бредит.
К звёздам, как и положено, ехали через тернии. В буквальном смысле. Круто свернув с дороги, под аккомпанемент "Смотри за дорогой! Это явно не дорога. Кроули!" почти протрезвевшего Азирафаеля и чего-то громкого и торжественного из Queen, Бентли ворвалась в стену бурьяна и успешно продралась сквозь недружелюбные растения, с которыми у Кроули, судя по азартному блеску в глазах, были давние счёты. Машина резко затормозила на песке, увлекая за собой ветки и колючки с несчастных кустов. Ангел прикрыл глаза, приходя в себя, демон же приподнял брови и пожал плечами, как бы говоря:"Могло быть и хуже". Что ж, действительно могло. Друзья вышли из Бентли, слегка не координируя движения: свежий соленый воздух причудливо смешался с остаточным явлением от головокружительное поездки и хмелем в крови и ударил в голову расслабляющей волной. Обсидиановые волны моря бились о берег, перебирали песчинки и мягко, но сильно шумели. Чёрное бархатное небо, отличное от шелка моря лишь текстурой, было усеяно мелкими, колючими звёздами. Древнюю чистоту природы ничто не нарушало. Пока ангел находил пользу для души в созерцании природы, Кроули искал её в багажнике Бентли: там совершенно точно был алкоголь. Наконец демон выудил бутылку виски и захлопнул багажник. — Нам потребуется что-то покрепче вина, ангел, — пояснил Кроули на вопросительно приподнятые брови Азирафаеля. Для вида поколебавшись с полминуты, ангел ответил с мягкой полуулыбкой: — Думаю, мы заслужили. — Мы остановили блядский Армагеддон, еще бы мы не заслужили, — фыркнул Кроули. А ещё я чуть не потерял тебя, и ты мне так и не дал напиться, так что не надо, ангел. Чёрная волна накатила на чёрный берег, чёрные, обугленные огнём пожара в книжном воспоминания нахлынули на демона. Кроули встряхнулся и сжал зубы. Он тут не для того, чтобы поминутно замирать, а затем бояться, что внутренний крик вырвется наружу. Он уже настрадался и попытался напиться в одиночестве, и теперь он собирается напиться вместе со своим ангелом. Невредимым ангелом. Кроули открутил крышку бутылки, гадая, почему в его багажнике оказалась всего одна, и отпил прямо из горлышка, морщась. Темная жидкость обжигала не хуже пламени. Бо... Дья... да блять, только не пламя. Кроули почти оторвался от бутылки, но тут же снова припал к ней, сделав большой глоток, и малодушно понадеялся залить крепким алкоголем некстати вспыхнувший в памяти пожар. Азирафаель с тревогой наблюдал за остервенело заливающим в себя виски другом. Не то, чтобы демон в обычное время был убежденным трезвенником, но излишне резкие движения неуловимо выдавали напряжение, нервозность и... растерянность. Ангел не мог разглядеть глаз Кроули, но готов был поклясться, что их взгляд на короткую секунду между первым и вторым глотком стал невидящим. — Ты в порядке? — мягко поинтересовался Азирафаель. Ангел подошёл поближе к Кроули и сжал рукой горлышко бутылки, непроизвольное задерживая взгляд и руки на пальцах демона. Касание не прошибло током, вопреки устоявшемуся книжному выражению, но накрыло горячей, неудержимой волной, и волна ударила куда-то в район сердца, в то время как другая волна синхронно ударила о песчаный берег. Ангел и сам не понял, для чего взялся за бутылку: чтобы Кроули не приговорил виски в один заход, чтобы невесомо поддержать и вернуть друга в реальность или чтобы самому оторваться от этой реальности посредством выпивки. Вечность соприкосновения кожи и кожи закончилась, Кроули медленно разжал пальцы и оставил бутылку в руках Азирафаеля. Очки демона сливались с ночью, а отражающиеся в них звезды лишь усиливали ощущения, что линзы — это два осколка бездонного неба, которые Кроули умудрился забрать с собой, несмотря на Падение. В нем действительно что-то осталось от неба, — подумал Азирафаель. Кажется, он слишком засмотрелся на лицо Кроули. Кажется, он может оправдать такое пристальное внимание заботой. Кажется, забота была отличительной чертой ангелов наряду с любовью. Кажется, Богиня всепрощающа, и ангелы должны были спасать этот мир, а не погребать его под слоем запекшейся крови и пепла. Азирафаель сделал судорожный глоток виски. — Я всегда в порядке, ангел, — хрипло разрезал тишину Кроули. Кажется, они должны быть по разные стороны, а не пить из одной бутылки. Азирафаель стиснул пальцами сосуд и долгим, печальным, вопрошающим взглядом посмотрел в небеса. Кроули видел, что с его ангелом что-то не так. Те, кого он считал товарищами, оказались лицемерами, его самого чуть не поджарили в адском огне, он спускался в треклятый ад, его дорогой магазин сожгли, он пошёл против собственного мира ради мира человеческого, он... можно продолжать ещё шесть тысяч лет, конечно же, с ним что-то не так, придурок, — мысленно зашипел на себя Кроули. — Пойдём, — Кроули осторожно взял ангела за руку. Тотчас же по пальцам и вверх, по венам, разлилось приятное тепло, толкнулось куда-то под рёбра, заставляя сердце стучать быстрее, затопило лёгкие, мешая дышать, как наверняка затапливало море песчаный берег во время прилива. Они впервые касались друг друга так явно и близко, и Кроули не был уверен в этом жесте, не знал, как Азирафаель его расценит, но понадеялся (чувство, которое подводило его сотни раз, но только не тогда, когда дело касалось ангела), что Азирафаель почувствует безмолвную поддержку. Почувствует, что они все ещё живы и все ещё... вместе. Что они будут в порядке. Тёплая, ласковая волна вновь накрыла ангела, заставила тяжёлые мысли немного отступить: волна обтачивала их острые углы, как настоящие волны обтачивают неровные камни. Азирафаель потом обязательно подумает, почему это так приятно, но позже, позже, он слишком устал от бесконечного анализа за шесть тысяч лет. Или... теперь он может не думать вовсе, не препарировать любой жест, любой взгляд, любое чувство. Сейчас у него за спиной не мелькал тенью Рай, да если бы и мелькал, ангелу было бы все равно, он разочаровался в Небесах, а главная причина размышлений и осторожности в отношениях с Кроули — Всевышняя — видимо, не возражала против дружбы одного конкретного ангела и одного конкретного демона. Азирафаель сжал пальцы Кроули чуть крепче и тронулся с места, увлекая демона к морю. *** Два,И звезды падают за ворот, И ковш на небе перевернут. И в голове смешались мысли, И босиком с бутылкой виски. Мы изучаем этот берег, Волна бежит и что-то бредит.
Они стояли у самой кромки соленой воды, не разнимая рук. Причудливая игра волн качала в своей глубине миллионы размытых звёзд. — Знали бы люди, что самое известное созвездие создал демон, — усмехнулся Кроули, глядя на Большую Медведицу. Волны набегали на берег, ероша песок, гнали холодный воздух с водных просторов, но виски и тепло сцепленных рук согревали не хуже камина. — Я не знал, что Большая Медведица — твоя работа, — выдохнул Азирафаель с оттенком восхищения. — Да не была это Большая Медведица! — раздраженно прошипел Кроули так, что ангел чуть отпрянул от неожиданности. Кроули выглядел рассерженным и... расстроенным. — Прости? — аккуратно переспросил Азирафаель. — Изначально, я создавал... — неопределённый жест рукой, — созвездие Змеи. Не смей ничего говорить, ангел, это было обоснованно: тяга к свету и теплу Всевышней, вера, — голос Кроули слегка надломился, — вера в её справедливость и любовь. Пока Азирафаель подбирал слова, демон вновь заговорил, чтобы с губ ангела не успело сорваться уже готовое "мне жаль": — А эти придурки все испортили! — демон так и искрился не-праведным гневом, стараясь прикрыть им тоску. — После Эдема Небеса решили, что Богиня слишком ранима для созвездия Змеи на своём небе, и не нашли ничего умнее, как перевернуть его, сделав... сделав чертов ковш! Кроули в порыве эмоций расплескал несколько капель виски и дернул рукой, в которой все ещё лежала рука ангела. Ощутив что-то отдалённо напоминающее смущение (демон никогда не признался бы, что это было оно), Кроули привычно спрятался за бутылкой недопитого виски и сделал глоток. — Расскажи мне о других звёздах. Ты говорил, что мы едем... к ним, — слова Азирафаеля плавно растворили тишину ночи. Кроули едва не поперхнулся: он уже успел позабыть о той цитате из "Титаника" и, следовательно, не успел подготовиться к просьбе ангела. Демон на мгновение даже растерялся: они никогда не обсуждали то, что было до Падения. Только раз Кроули обмолвился, что участвовал в создании звёзд: они тогда сидели в книжном ангела, надирались дорогим вином и говорили о вечном: — И... Как это было? — спросил Азирафаель с затаенным сочувствием пополам с любопытством. Кроули только криво усмехнулся, отвел взгляд, не спрятанный за темными очками. И ограничился коротким: — Ярко. Они никогда не говорили о тех временах, а ещё никогда не держались за руки и, ну, почти никогда не пили из одной бутылки. Чем-то напоминает поцелуй, — непроизвольно возникло в голове, когда демон взглянул на горлышко бутылки. Кроули едва не зашипел, внезапно захотелось прикончить весь оставшийся виски и себя вместе с ним: образы, порождённые мыслями, вспыхнули в сознании, и Кроули приложил максимальные усилия, чтобы не думать слишком громко. В слабой надежде переключить внимание своего воображения на что-то другое, демон слитым, но нервным движением опустился на песок, увлекая за собой ангела. Так им легче будет смотреть на звёзды. И на друг друга. *** Три.Хочу уснуть и не проснуться, Уйти в моря и не вернуться. Или вернутся только вместе С тобой так много интересней. С тобой так много интересного Вокруг совсем не тесно, Без площадей вокзалов, станций, Без этих всех цивилизаций.
— Поразительно, как люди далеко продвинулись в астрономии, в их трактатах изложено почти все, о чем ты говоришь, — заметил Азирафаель. Диалог как-то ненавязчиво вильнул от темы звёзд к физическим законам, а затем к известным любителям физики — людям. — Ты читал Хокинга**? — ангел, казалось, любой разговор может логически подвести к своим обожаемым книгам. — Я с ним встречался, — ухмыльнулся Кроули. — Исключительно в демонических целях, разумеется, наука — плодородная почва для атеизма. И ты знаешь, что я не читаю, ангел. Азирафаель кивнул: в другой раз он бы не упустил шанса расспросить демона об этой встрече, но последние пару часов у ангела были проблемы с концентрацией — сложно надолго задерживать внимание на чём-то в мире, который чуть было не превратился в пиршество Смерти. Ангел глотнул виски и передал бутылку Кроули. Тот без лишних вопросов отпил. Демон поставил сосуд на песок, и ангел пододвинулся ближе к Кроули, сокращая расстояние между ними. От земли исходил холод, но ангелу и демону стало почти жарко: от спиртного, от адреналина, от тех непонятных волн в подреберье. Пространство с десяток сантиметров между их лицами словно нагрелось, кислород будто вытеснили, дышать становилось сложнее. Азирафаель протянул свободную руку и осторожно снял очки с Кроули, задев кожу на виске, и отложил их в сторону. — Весь вечер хотел это сделать, — Азирафаель тепло улыбнулся и заглянул Змию в глаза, больше не скрытые очками. Кроули, кажется, забыл и как дышать, и как моргать. — Я понял, почему ты не читаешь, — произнёс Азирафаель после паузы. Серьезно? Нет, Кроули ничего не ждал от ангела, ничего такого, но книги сейчас, серьезно? — Библия, — алкоголь и усталость заметно влияли на красноречие ангела. Кроули проморгался и уже грешным делом успел было подумать, что Азирафаель внезапно решил продекламировать оба Завета, видимо позабыв, с кем разговаривает, но тут ангел продолжил: — В большинстве книг есть упоминание Библии, религии или всего вместе. И в какой-то момент ты решил, что себе дороже искать произведение, где обойдётся без... божественного. Я прав? Азирафаель все-таки был сволочью. И сволочью крайне проницательной. Кроули промолчал, но фыркнул, поерзал по песку и отвёл взгляд, что говорило яснее всяких слов. — Мы можем поговорить об этом, Кроули. Если хочешь, — голос Азирафаеля звучал мягко и ласково. И как бы Кроули не любил этот тон ангела, он не хотел говорить о своём Падении от слова "совсем". Он не хотел говорить об обожженных крыльях и сломанных костях, о пустоте, что разрасталась внутри, словно недавно спроектированная им же самим чёрная дыра в космосе. Он и так рассказал ангелу о звёздах и (почти) о своих чувствах. Они пережили Апокалипсис и собственные казни, и Кроули был слишком изнурён, чтобы снова переживать ещё и Падение. Змий был вымотан прошедшим, как и Азирафаель, так что им стоило заняться своим настоящим, ведь нет больше Ада, Рая, стучащегося в дверь Армагеддона, есть только бутылка виски, холодный песок, море, звезды и они вдвоём, не против, но за весь мир. Кроули подал бутылку ангелу, тот молча отпил и возвратил сосуд Змию. Кроули отхлебнул последние пару капель тёмной жидкости и выкинул пустую бутылку куда-то за плечо. Затем демон разъединил их руки и поднялся со своего места. В глазах Азирафаеля мелькнула тревога, что Кроули заметил, даже полностью сосредоточившись на словах, которые собирался произнести. Демон резко выдохнул и решительно заговорил, отзеркалив недавние слова ангела: — Мы можем потанцевать, Азирафаель. Если хочешь, — Кроули нарочито непринуждённо протянул руку, желая жестом отвлечь ангела от волнения в голосе. — Но я никогда не... — Азирафаель облизнул губы, затем прикусил нижнюю в раздумье. — Я тоже, — что-то подсказывало Кроули, что речь шла не только о танцах. Ломанный диалог прервался: Азирафаель, судя по воинственному взгляду, обращенному куда-то внутрь, только что мысленно плюнул на все условности с самой высокой соборной колокольни. И, вставая, вложил ладонь в протянутую руку Кроули.Потом не жди и не тоскуй, Гори огнем твой третий Рим, Лови мой ритм. Танцуй, танцуй, танцуй, Танцуй, танцуй, танцуй.
Это не было похоже на вальс, танго, на то, что принимали за танцы в Аду, или, прости Го... кто-нибудь, гавот. Они просто двигались под размеренную, ритмичную музыку волн: иногда рука демона покоилась на талии ангела, иногда наоборот. Танец — древнейшая форма близости, за танцем могут стоять любовь, ненависть, презрение или трепет, но никогда — безразличие. В этом смысле танец иногда честнее постели: партнёры должны в той или иной степени слиться душами, чтобы движения можно было назвать танцем. Танец — это искусство, язык, чувство. Каждое касание, взгляд, вдох, выдох, движение ресниц — арго*** для двоих. На очередном повороте Кроули попалось под ногу горлышко брошенной им же бутылки из-под виски: демон поскользнулся и едва не полетел прямо на осколки, как руки Азирафаеля ловко и бережно подхватили его под талию. Голова Кроули оказалась запрокинута, а взгляд поневоле остановился на созвездии, которое теперь можно было назвать Большой Медведицей или Ковшом лишь с натяжкой: с такой точки зрения оно походило скорее на змею, как и задумывал Кроули. — Наконец все стало на свои места, ангел, — усмехнулся демон и поднял голову, ловя взгляд Азирафаеля. В золотых глазах Кроули отражались звезды. — Пожалуй, ты прав, — ангел едва ли проследил цепочку мыслей демона, почти наверняка придал вопросу Кроули более сакральный и личный смысл и всё-таки ответил утвердительно. — Я про Змею, — Кроули нервно облизнулся, сам не зная, почему, и кивнул в сторону созвездия. — Я тоже, — Азирафаель чуть приподнял брови и выразительно посмотрел на Кроули. Тот едва не задохнулся в очередной раз за день: сначала от наглости ангела, потом от искрящегося чувства, которое собралось в солнечном сплетении и было таким теплым, что Кроули понял, почему сплетение называется именно "солнечным". Чувство было таким ярким, что, казалось, просвечивало сквозь грудную клетку, и, чтобы Азирафаель ненароком не вздумал разглядывать этот свет, демон с негодованием прошипел: — Я Змий, а не "змея"! — возмущенному тону изрядно мешали собственные эмоции и ощущение чужих рук на талии, которые чувствовались горячими даже сквозь одежду. Без спасительного слоя ткани они, наверное, обжигали бы. Блять. Кроули начал выпрямляться, ангел помог ему, слегка подтолкнул руками, специально-случайно переусердствовав, так, что друзья едва не столкнулись носами. В этот момент существовало будто два параллельных мира: в одном они напились и легко перекидывались ничего незначащими словами, словно старые знакомые; в другом они танцевали на пляже с бутылкой виски и произносили важные вещи, не всегда словесно и не всегда явно, словно больше-чем-друзья. Вести двойную игру, следить за ходами партнёра и ломать голову над своими было утомительно. Любая игра утомит за шесть тысяч лет. Существуют переломные моменты: они чувствуются сердцем, легкими, горлом, каждым капилляром и клеточкой кожи, они искрятся на кончиках пальцев и губ, они пахнут собирающейся грозой, которая либо испепелит молнией, либо прольётся долгожданным, благим ливнем. Кроули ощущал эти мгновения несколько раз: в шестидесятых, в сорок первом и дальше, дальше вглубь времён и дат, каждый раз, когда они с Азирафаелем оказывались слишком близко, в прямом и метафорическом смысле, когда подтекстом незатейливого диалога шёл второй — путаница из чувств, долга, риторики, философии, всего, что было ангельского, демонского и человеческого. Слишком сложно, слишком опасно. Переломные моменты, десятки потерянных и один неупущенный, нависли огромной тучей, и Кроули казалось, что если он не решится, она просто разорвёт его изнутри. Змий инстинктивно вцепился в плечи Азирафаеля, с усилием глядя тому в глаза. Невидимая туча чернела, становилась комом в горле, ломала рёбра. Они остановили Армагеддон, но где гарантия, что остановят в следующий раз? — Я люблю тебя, — слетело на судорожном выдохе. От смешения мыслей, кишащих весь вечер, все шесть тысяч лет осталась одна давящая пустота, сквозь которую пробивались лишь шум волн и дыхания его ангела. Пока что его, если только Кроули не понял все превратно и не испортил то, что у них было. — Я тоже тебя люблю, — голос ангела был предельно тёплым и мягким, Азирафаель нежно провёл рукой по скуле Кроули. Мир сузился до одного движения, одного взгляда — золото к аквамарину, лава к водной глади — и нескольких ещё звенящих в воздухе слов, древних, как Смерть, рушащих и воскрешающих мир, как Богиня. Ничто в их жизнях не ощущалось так ясно, чувственно и правильно, как это мгновение. Любовь внутри билась ласковыми, но сильными толчками, волны мерно бились о берег. Ангелам несвойственно танцевать, демонам несвойственно любить. Но вместе одному конкретному ангелу и одному конкретному демону абсолютно точно свойственно нарушать правила.