«Давай заключим пари. Если ты победишь, я дам тебе второй шанс» «Звучит слишком просто. Что же будет, если я проиграю?» «А тебе это так важно? Ты для себя давно всё решил, не так ли?»
Ведь у тебя не было выбора. Либо абсолютное забвение, либо принятие странного предложения Повелителя Кошмаров. Хоть и непонятно, из каких таких соображений он опять решил «помочь» — точно обманет в очередной раз. Но всё ради мести. Всё для того чтобы стереть извечную самодовольную ухмылку с лица «творца», что гонится за треклятым «идеалом», не обращая внимания ни на что вокруг. Решимость не позволяет так просто смириться с фактом поражения. Несправедливого, ведь, в отличие от этого старого лжеца, ты и все близкие тебе изрядно страдали, а для чего? Для такого простого проигрыша? Ты сделаешь всё, чтобы добраться до его души и вырвать её из искорёженного тобою же тела. Тела, в котором нельзя разобрать, где что было, голова перед тобой или рука; было ли это когда-то светлым телом, теперь так изрядно потемневшим от обилия крови, смешанной с тонной красок — да, чернильному болвану ты тоже отдашь сполна, — или это всего лишь ошмётки одежды. И тогда ты всё повторишь. Перепишешь столько раз, сколько захочешь. Все они, все чёртовы лжецы, будут умолять тебя перестать, смиловаться, проявить жалость и пощадить их. Но какое милосердие может быть у такого существа, как ты? Манящие размышления о будущем, причём, возможно, не таком уж и далёком, отрывают от реальности и сути самого пари. Оно было предельно простым: Найтмер будет проносить тебя через «твои собственные кошмары», пока кто-то из вас не выиграет. Условие победы для тебя — перенести их все, для него — довести тебя до ручки. Хотя всё и казалось предельно простым, чёрт знает, что на самом деле можно ожидать. Ты не помнишь за собой никаких кошмаров или страхов. Ужасы, которые могли произойти, уже давно все случились. Даже интересно понаблюдать за жалкими попытками всея Лорда Кошмаров свести тебя с катушек. «Удачи, всё равно у тебя ни черта не выйдет,» — так и хотелось бы сказать ему сейчас в лицо и заливисто рассмеяться. Вокруг сплошная темнота. Сколько ни старайся, а не выходит разглядеть ничего, кроме собственных рук да ног. Тишина угрожающе повисла посреди какого-то иллюзорного ничего, даже шаги не слышны. Проверки ради решаешь прокричать в пустоту абсолютно случайный набор звуков и довольно подмечаешь, что голоса звучат здесь на ура. Эха нет, значит, пространство огромное. Иных звуков не слышно абсолютно — хлопки, щёлканья, сминания одежды не принесли никакого результата. Вывод: нападение может произойти с любого направления и в любой момент. Или не нападение, а какой-то глюк придёт по твою душу — не столь важно, суть одна. Оружия при себе нет, создать что-то силой мысли тоже не выходит. «Да и с какого перепуга вышло бы? — поражаешься в мыслях собственной глупости. — Всё здесь под властью Найтмера, с какого перепугу он бы позволил мне что-то менять?» Силой души и пытаться не нужно — от неё осталось только красивое название. Очень прекрасное и простое предсмертное название. Остаётся ждать. И стараться не размышлять о том, что это чёрное подобие скелета вполне себе могло тебя обмануть и сейчас сидеть где-нибудь, смеясь и поражаясь, какими же тупыми могут быть создания в Мультивселенной. Но даже если это и так, попробовать всё равно стоило. Небытие тебя не устраивает, жизнь как переписанная игрушка Гастера — тем более. — Ты серьёзно думал, что так просто сбежишь от меня? — о да, только подумай, так сразу явится. Столь ненавистный голос раздаётся аккурат за спиной, а ты даже и не думаешь поворачиваться. Не достоин. — Ты правда считаешь, что за твоё вечное неподчинение не последует наказания? Страдальчески закатываешь глаза, ведь эта шарманка с наказаниями успела порядком поднадоесть за несколько однообразных таймлайнов. Серьёзно, Найтмер? И это лучшее, что ты придумал? Даже как-то разочаровывает. Белоснежная лапища — иначе это не назовёшь, уж точно руки не бывают с настолько непропорционально длинными костяными когтями — нарочно медленно ложится на твоё плечо, постепенно угрожающе смыкая на нём свою хватку. Не слышишь, но отчётливо ощущаешь, как взгляд столь ненавистной личности прожигает ледяным пламенем затылок. Пламенем предвкушения и, наверняка, безумного желания поставить одну из своих игрушек на место. Может, будет пытаться сломать болью. Может, будет убивать всех близких на твоих глазах, не стесняясь склонять тебя на колени перед их истерзанными телами. Может, выдумает ещё что-то настолько же тупое. Другая лапа тоже плавно уместилась на другом плече, жутковатые на вид пальцы синхронно шевельнулись, словно разминаясь перед чем-то или же предупреждая о надвигающейся угрозе. Хотя какие это пальцы? Скорее уж острые иглы, одной наверняка хватит, чтобы оборвать жизни многих. Сколько из них вонзится в твоё тело? Всё с той же приторной медлительностью, какая обычно бывает у отбитых на голову маниакальных скучных садистов. Может, пара из них войдёт очень глубоко под кожу, а потом нещадно её разорвёт изнутри… Хотя, нет, вряд ли у Гастера настолько оригинальные фантазии. Чисто ради интереса решаешь пока ничего не делать, надеясь, что под конец не так сильно вгонять в скуку будет вся типичность происходящего. Даже демонстративно зеваешь в момент, когда очередная лапища ложится на лицо и перекрывает взгляд. Кстати, странно, что в этих недо-ладонях нет огромных дыр посередине — несостыковочка, иллюзионист из Найтмера такой себе. Это странное существо, всё такое же лживое, как и в действительности, самодовольно хрипит прямо тебе на ухо. И этот донельзя ломаный звук, словно тому, кто его произносит, запихнули в горло лезвие и заставили орать до тех пор, пока тот не захлебнулся в собственной крови, действовал на нервы. Слишком банальная ситуация, слишком раздражающие подвывания инвалида, слишком медленные действия. Конечно, ты натура терпеливая, но… Но всё больше складывается впечатление, что «Повелитель Кошмаров» — это просто красивые слова, за которыми ничего не стоит. Или же этот придурок настолько тебя недооценивает, что пытается довести подобным бредом. — Ладно, мне надоело терпеть. Слишком муторно, придумай что-нибудь лучше, тупорылое ты подобие осьминога, — даже не скрываешь раздражения в своём голосе, демонстративно скрестив руки на груди. Что и ожидалось, никакой реакции, абсолютно ничего не изменилось. Придётся взять дело в свои руки. Резким, но выверенным движением хватаешь одну из режуще светлых в такой темноте «игл» и заламываешь её под неправильный угол. Ни единого звука не последовало, только лишь хрип усилился да стал жалким и страдальческим, на что ты лишь ещё более разочаровано хмыкаешь. Пара движений этим пальцем вверх-вниз, ещё парочка влево-вправо, небольшая задержка. А после нечеловеческий крик искорёженного решимостью и больным воображением псевдо-лорда, которого только что лишили одного из пальцев. Очень предусмотрительно оно убрало от тебя все прочие конечности — наверняка от шока побоялся потери остальных, — так что рассмотреть «добычу» не представляло никакого труда. Выглядит палец как очень-очень ровное ребро, только с заметно более острым концом. А можно им что-то продырявить и насколько быстро ты в скором времени проверишь. Вырвать удалось со всеми фалангами, а с места раны чарующе стекала фиолетовая кровь. Кстати, она уже изрядно испачкала тебе руки. В идеале надо бы установить, действительно ли это кость или просто очень похоже, но ах, какая досада — здесь не слышно звука. Зато всё ещё слышно шокированные подвывания очень лестного подарка судьбы.***
Всё равно, что это только иллюзия. Всё равно, что этот ошарашенный взгляд загнанной в угол псины ненастоящий. Всё равно, что медленно проявляющееся в глазах отчаяние, когда каждая атака отказывается отбита незамысловатым движением его собственно пальца, тоже фальшивка. — Хотел посмотреть на Событие Икс во всей его красе, лицемерный ты лжец? — невольно с твоих губ срывается хищная усмешка. Того и гляди собственными зубами разорвёшь тело ненавистной персоны в клочья и раскидаешь по разным концам света. Идея, конечно, заманчивая, но не достойна простая копия таких стараний. Конечно же, ответ этой самой копии никого не волновал. — Сейчас ты его увидишь. Не растягивая удовольствие, в отличие от старого дурака, парой последних резвых шагов достигаешь его и уже заносишь руку с импровизированным оружием. Уже предвкушаешь, как беззвучно оно рассечёт то ли кости, то ли странную кожу — чёрт его знает — и войдёт так глубоко, что сиреневыми пятнами озарится вся вездесущая темнота вокруг. И ты вежливо поможешь ей раскраситься в этот незамысловатый цвет, может, даже добавишь пару ошмётков белого и клочков чёрного…***
Оборвав столь приятную фантазию, окружение резко меняется. Темнота сменяется знакомым до щемящей боли в груди полем цветов — немногих цветных вещей, которые были в твоей вселенной. Где-то неподалёку наверняка стоит ещё пара монохромных деревьев, всё это великолепие, вместе с травой под ногами, плавно колышет лёгкий ветерок, как бы желая завалить каждого на отдых в этом лугу. С предельной точностью вырванный палец сменился на более знакомый и привычный нож, лезвие которого заманчиво переливается в лучах солнца. Существо, бывшее изменённой до безобразия версией Гастера, сейчас стало его более старой — адекватной, похожей на нормального монстра, а не амальгамета какого-нибудь — версией, сейчас шокированно и испуганно смотрящей на тебя. Да-да, Найтмер, очень умно внезапно сменить всё вокруг и подкинуть более привычные образы, будто бы от этого у тебя проснётся совесть. Какая разница, в каком виде распотрошить настолько ненавистную лживую тварь? Серьёзный прокол, тупой осьминог, очень серьёзный. Если всё дальше будет таким же простым, то ты наверняка выиграешь в пари и в скором времени убьёшь его уже по-настоящему. — Брат.? — тихий голосок, преисполненный истинным ужасом, еле-еле слышно звучит за спиной. Даже со знанием, что это всё — просто иллюзия, сердце пропускает удар. И ещё один. Это, чёрт побери, сбивает концентрацию. А мысленная ругань на себя по принципу «сосредоточься, мать твою» почему-то не особо работает. Ладно, стоит признать, что чёрная склизкая пародия на скелета не безнадёжно тупа. — Брат! — юный, пока ещё наивно добрый и ничего не переживший Фриск, не услышав ответа и не заметив очередных движений, поспешил подбежать к странно ведущему себя близкому человеку. Быстренько встал прямо перед тобой, с внезапно возникшем во взгляде испугом схватив руку с ножом. «Очень слабо, — подмечаешь в голове. — Вырваться не составит никакого труда.» Спустя пару мгновений понимаешь, что испуг был не из-за желания сохранить свою жизнь и спрятаться, а проявлением волнения о здоровье близкой сердцу личности. И действительно: секунда другая, как читается только искреннее желание помочь. Где-то за спиной иллюзии брата медленно поднялся на ноги виновник твоей смерти, только из прошлого, и смотрел на тебя со лживой заботой. Казавшейся, понятное дело, самой правдивой штукой, которая только существует в мире. «При желании я смогу легко вырваться и убить их обоих,» — продолжают свою речь мысли, и ты слегка двигаешь рукой, проверяя, настолько ли в действительности слаба хватка темноволосого человека. Всё ещё еле-еле держит, будто считая, что рука способна рассыпаться в пыль от слишком сильного нажима. На ближайшем деревце запели свою долгую причудливую песню птицы. Им вторили другие, пролетавшие где-то высоко в небе. От ярко-жёлтых и приятно-фиолетовых цветов исходил сказочный спокойный аромат, который ветерок любезно разносил по всей округе. Рядом стояли две взволнованных твоим странным поведением личности, искренне желающие помочь, вырвать тебя из круговорота неправильных жестоких мыслей. Один — лжец-перфекционист, другой — наивный глупенький брат. Стоит только сделать пару движений, и оба превратятся в бездыханные мешки мяса, крови и костей. Достаточно всего лишь захотеть это сделать, захотеть разбить их глупую веру в добро, в тебя и в идеалы. Просто слегка двинуть рукой, освободить оружие и самозабвенно вонзить их в каждое из тел, созерцая последний животных ужас и отчаянное желание жить в их взглядах. Надо просто пожелать. Но собственное тело, будто протестуя, слегка подрагивает. Но правда в том, что…***
— Ты не сможешь. Нежное тепло родного голоса резко сменилось хладнокровным спокойствием. Переживающий взгляд брата в один миг перестал выражать какие-либо эмоции, кроме как бесконечного отвращения и внутреннего ликования — о да, это отлично видно. Лучше, чем хотелось бы. Птицы резко замолкли, словно всех их резко задушил собственный страх. Ветер стих, оставляя всё окружение стоять в безмолвии, как безвольные проекции. Само время, кажется, остановилось, чтобы запечатлеть этот миг. Не успеваешь среагировать, как из твоей руки выбивают нож. Тихое чертыхание уже готово было сорваться с губ, предвещая резкий возраст контроля над своими чувствами и сосредоточенностью, мысли уже подкидывали несколько вариантов потенциальных стратегий боя. Но… — Кого ты обманываешь? — собственный брат с небывалым наслаждением вонзает лезвие в твою шею. Одно точное движение, всего, мать его, одно, но исполненное с небывалым долгожданным наслаждением. Тело пронзает ожидаемая боль, стремительно нарастающая в горле от каждого мельчайшего, нарочно медленно движения клинка внутри. По понятным причинам ответом служил только булькающий хрип и отчаянные попытки схватить руку с оружием и убрать её куда-подальше. Только вот, крови уже катастрофически не достаёт. Конечности стремительно тяжелеют, сколько ты ни пытался нормально двинуть хотя бы кистью. Тёмная пелена перед глазами постоянно рассеивается от очередных мелких движений ножа, как бы напоминая, что отключаться рановато, держи тебе боли, вдруг одумаешься. Стоит признать, отчётливое ощущение самого кончика клинка, оставляющего крохотные, но глубокие порезы где-то внутри горла, действительно являлись крайне мучительным способом убийства. Даже малость сочувствуешь всем, кого таким образом когда-то лишил жизни. — Ты слишком слаб. В твоём сердце всё ещё есть милосердие, — последнее слово чёртова копия брата, с таким небывалым наслаждением насильствующая над, казалось бы, близким человеком, специально издевательски протянула. — Ты можешь убить каждого в любой вселенной, да ещё и не один раз, если сильно того захочешь. «Но не меня. Ты не сможешь убить меня,» — туманно слышатся ненавистно правдивые слова. С такой разочарованной и раздосадованной интонацией, что были только лишь прикрытием для злорадства и маниакального ликования. Ты действительно можешь стереть в пыль абсолютно любое создание, но не своего брата.***
Всё оборвалось так же быстро, как и началось. Вот, казалось бы, умирающее тело снова наполнилось живой силой. Приятно успокаивало слегка подкосившиеся нервы ощущение ножа в крепко сжатой ладони. Где-то там вокруг опять заголосили птицы, где-то там в траве опять зацвели цветочки, возвещая о том, что в подобные на вид счастливые дни даже таким юным детям, какими вы были, нельзя ослаблять бдительность. Перед тобой вновь убийца-лжец, перепуганно мерящий тебя ничего не понимающим взглядом. За спиной опять слышится ужаснувшееся «Брат.?» да топот маленьких ног по траве. Тело реагирует быстрее, чем мысли. Разворот, резкий, но маниакально-изящный порез вдоль груди. Не настолько сильный, чтобы убить сразу, но остановить — вполне. За три точных шага подбегаешь к другому актёру фальшивого спектакля и вбиваешь нож прямо в центр его лба, довольствуясь характерным хрустом костей, смешанным с хлюпаньем. Не желая больше возиться с этим противным недо-учёным, легко и непринуждённо вытаскиваешь оружие и отвешиваешь ему пинок в грудь, повалив на землю, дабы больше не мешал и не рыпался со смертью. От мельком брошенного твоего взгляда иллюзорный братишка испытывает целую бурю противоречивых чувств и эмоций. «Почему ты так поступаешь? — наверняка думает он. — Мы же так близки, зачем ты…» Отчаянные попытки оправдать любимого человека сменяются постепенно захлёстывающим с головой страхом от каждого твоего медленно маленького шага. Все беззвучные вопросы сменяются немыми мольбами сохранить крохотную ценную жизнь. Остатки здравомыслия у такой умелой иллюзии дают сбои, вместо брата он видит жестокое существо, которое нельзя назвать ни монстром, ни человеком. Существо, тщательно втиравшееся к нему в доверие всё это время, чтобы таким нечестным образом убить в самый расцвет счастья. — Значит, таковы твои правила, Найтмер? — выдаёшь ты со смешанными чувствами, когда маниакальное оцепенение сходит на нет, возвращая нормальный взвешенный контроль над собственным телом. К сожалению, голос слегка надломится, ибо принять такие правила для тебя оказалось слишком непросто. Чтобы добраться до следующего кошмара, нужно перебить всех — это понятно и нормально, с таким очень легко можно смириться, даже не раздумывая. Но когда под число «всех» попадает собственный брат… Истекающий кровью Фриск, воспользовавшись твоей заминкой, аккуратно подполз, сдирая колени от землю, и обнял тебя, чем поверг в небывалый шок. Всё равно в его взгляде виднелось понимание и искреннее желание помочь. Смирение со своей участью. Тёмно-красная — господи, как же давно это было — из-за раны ладонь слегка касается твоей щеки, как бы успокаивая, поддерживая и даря все те позитивные чувства, которые этот жест должен значить. — Я понимаю, брат… — слегка прерывистым шёпотом произносит столь близкий человек, заботливо заглядывая тебе прямо в душу. С его щёк плавно, неторопливо стекают слёзы, маленькое детское тело уже заметно подрагивает, явно не желая принимать свою участь так же просто, как его хозяин. От такой картины что-то в сердце защемило. Как бы ты ни убеждал себя, чётко зная, что это неправда, а непередаваемая боль, гораздо более сильная, чем когда пару секунд назад тебе вспороли глотку, укутывала сознание с головой. Ладонь, до этого невообразимо крепко сжимавшая рукоять привычного оружия, малость тряслась, мешая сделать один из многочисленных шагов на пути осуществления желанной мести. Осуществления порыва жить дальше на зло всем и каждому. Можно бесконечно твердить себе, что мешает нерадивая рука, дающая осечки в самые важные моменты, но и самому тупому существу в Мультивселенной понятно: тело не виновато. Рука не виновата. Виновато твоё собственное милосердие и сострадание к брату. Ты стал хуже всех монстров и ночных ужасов вместе взятых ради него. Ради вашего счастливого мирка. Ради вашей семьи и друзей, которые хоть и были запрограммированными частями огромного кода вселенной, но обладали своими, чёрт их побери, личностями, желаниями, мечтами, стремлениями. Ради возвращения спокойных счастливых времён, когда не было ещё тонны ужасов всех масштабов, бесчисленных смертей и разносов всё в клочья из-за погони за идеалом. — Ну чего же ты, братик… — всё ещё живой из-за слабой, но всё равно серьёзной раны Фриск совсем по-детски утыкается лицом тебе в грудь, едва-едва поднимая на тебя уставший, но верящий в лучшее взгляд. — Давай, спаси всех нас… Тихий голосок почти стих… … …но внезапно раздался снова с небывалой мощью. Необъяснимая никакими адекватным способами какофония из смешавшихся между собой эмоций и чувств абсолютно всех видов придавала словам совсем нечеловеческое звучание. Тональности резко и обрывисто сменяли друг друга, буквально каждый новый звук был произнесён иначе, чем все предыдущие. Эта резкая буря из неприятных искажённых обрывков близкого голоса буквально выбила ощущение реальности — нормальной реальности — из головы. Даже лицо, буквально пару мгновений назад бывшее спокойным, смиренным и уставшим, теперь изображало новые выражения каждую секунду — нет, десятую секунды. Невозможно было понять, что ты видел в каждый отдельно взятый момент времени. Казалось бы слабые из-за потери крови руки с огромной силой впились в твои плечи. От такого напора сразу же в паре мест слегка порвалась кожа, немудрено, если сломаются кости. Попытки вырваться из этой хватки не привели ровным счётом ни к чему. Чёрные пустые глаза, в самом центре которых слабо мелькали красноватые точки, со смесью всего безумия эмоций смотрели аккурат в твои, выпытывая хоть какие-то здравые мысли. Или слова. Или действия. Как бы подтверждая свои намерения всей этой донельзя фальшивой и режущей какофонией разрозненных звуков. Но внезапно твоё сознание сковал непередаваемый ужас. Слов из всех придуманных, реальных и нереальных, языков не хватит, чтобы описать всё… Всё это. Страх, отвращение, отказ верить, отчаянное желание закончить всё это, абсолютный шок… Не хватит. Всегда останется что-то ещё, чем можно продолжить этот огромный список, а раздумывать над этим мешал бездушный истязающий взгляд. Тебя начали сильно трясти за плечи, противно заболела голова и заныла шея от дикого шатания туда-сюда. Отдельные непонятные звуки стали напоминать слова, еле-еле составлявшие понятные фразы. Спаси нас. Перебей всех. Освободи от страданий. Отомсти. Уничтожь всю фальшь вокруг. Сотри и создай заново. Всё ненастоящее. Создай новую реальность. Но резко всё стихло. Последний сломанный звук, срываясь с многострадальных губ, стал поникающим хриплым завыванием. Омут обезумевшего взгляда плавно развеялся, уступая место уставшему, облегчённому, но перепуганному. Хватка рук, так сильно сживавшая и трясшая плечи, постепенно ослабла совсем, выпуская несчастную жертву из плена. Из-под рёбер медленно падающего тела дорогого тебе человека, пусть и ненастоящего, торчал нож. Рукоять которого ты ещё совсем недавно сжимал, а теперь она выскользнула из рук вместе со стремительно умирающим братом — попытался его приобнять и удержать, но ничего не вышло. Словно смириться с тем, что даже настолько дорогие и, казалось бы, уникальные личности падают на землю как самые обычные мешки, без разницы, чем набитые. Такой же звук. Абсолютно такой же. — Таковы твои правила, да, Найтмер? — даже ты сам не можешь сказать, что конкретно испытываешь в этот момент, и голос любезно не предоставил на обозрение мучителю-по-договору никаких эмоций. Вместо ответа окружение вновь начало преображаться в какую-то знакомую картину с очередными действующими фигурами — жертвами не такого уж и простого пари. Путь отсюда обратно в реальность уже был заранее ясен, спасибо только что приобретённому противоречивому опыту. Даже нет настроения всматриваться, где ты на этот раз. И с кем. Кто там что говорит, кто о чём думает — легко прочитать по взгляду, — кто чем хочет помочь или кто чего боится. Тело сотрясает невообразимая дрожь. Всё твоё существо подняло бунт против этой несправедливости. Этой необходимой несправедливости. Мысли вежливо отступили на второй, если не на третий план, предоставляя возможность банально смириться со своей участью. Стоит отдать должное, Повелитель Кошмаров действительно не такой уж и тупой показушник. — Таковы твои правила, да? В который чёртов раз ты уже задаёшь этот вопрос? — Единственный способ вернуть и спасти всех — убить их, ты мне это хочешь сказать, тупорылое подобие осьминога? Отчаянно кричишь? Или наоборот говоришь тихо, резко и хладнокровно? Вряд ли кто-то знает ответ, даже ты сам не понимаешь. Вместо продолжения многообещающего монолога тебя сотрясает безудержный смех. Раздирающий горло, заставляющий то сгибаться в три погибели, то устремлять расфокусированный взгляд куда-то вверх, к фальшивому небу. Кошмарные актёры с предельным ужасом и вниманием смотрят на тебя, толком ничего не понимая. А кто тут что-то понимает нормально? Есть ли хоть один такой? Такой странный смех, отражающий в себе сразу несколько противоречивых эмоций — единственный способ их выразить во всей полноте. Порой просто нужно вместо посылов всех и вся далеко-далеко просто остановиться и безудержно пуститься в отпускающее скопившиеся переживание безумие чувств — от души посмеяться. Всё равно, что подумают другие. Какое тебе вообще дело до других? Ты прорвёшься через эти кошмары. Даже если у них настолько несправедливые законы. Дойдёшь до победного конца по снесённым головам и выиграешь новую душу, новый шанс отомстить и всё вернуть. Чего бы это ни стоило.***
Я даже не помню, в какой конкретно момент решил лично проведать тебя в тщательно смоделированных кошмарах. Поначалу ты подумал, что пытаться убить и меня вместе со всеми — хорошая идея, ведь как ещё двигаться дальше, если не геноцидом? Повезло, что ты не из разряда безнадёжных тупиц, ведь стоило пробить монохромное тельце векторами два или три раза, как всё. Осознание, что это не нужно, стукнуло в наивную голову. А я стал наблюдать, как ты постепенно убиваешь всех, ради кого стал только лишь подобием человека. Большинство из фальшивок умирали быстро: один удар случайного оружия, и от них ничего живого не оставалось. Но почему-то над каждым ненастоящим братом ты от души издевался. Отказывался дарить лёгкую смерть, отрубал по одной фаланги пальцев, дробил в крошку рёбра, сдирал кожу и сразу же прижигал — перечислять можно очень долго. И какие же эмоции ты мне этим дарил. Этим эгоистичным стремлением подавить собственное милосердие и доказать, что тебе это слово незнакомо. Что ты дойдёшь до конца, чего бы то ни стоило. Это враньё себе дарило так много отчаяния. Чистейшего, ни с чем не сравнимого отчаяния. Интересно, когда ты успел сбиться со счёта кошмаров и просто продолжать рубить без разбора и творя прочие прекрасные вещи, ожидая, когда уже наступит конец? Не составило никакого труда постепенно добавлять в образы из твоей вселенной другие. Из других вселенных, о существовании многих из которых ты даже и не знал. Поразительно быстро ты приспособился превращать в кровавое месиво и их тоже. Забавно, но ты даже не заметил, как я прекратил долбать голову иллюзиями. Серьёзно, наблюдать, как ты с таким же рвением убиваешь действительно существующих придурков из других вселенных — это что-то непередаваемое. Меня абсолютно не волнует, что будет с этими вселенными — всё равно Гастер, тот самый, из твоей родины, поставит под карантин и потом восстановит. Выпускать тебя куда-то и наслаждаться итогом — все те муторные продумывания дебильных и глупых кошмаров этого стоят. В самой первой вселенной я не позволил убить только одного человека. А ты всё равно не заметил, как забрал его душу себе и теперь продолжаешь жить в реальности. Как же это жалко. Из каких-то благих побуждений потерять нормальное ощущение мира, резать всех направо и налево. И всё ещё продолжать верить, что ты победишь. Второй шанс? О каком шансе может идти речь, если ты даже в собственных чувствах запутался давно? Второй шанс на месть? На жизнь? На тупую попытку что-то изменить? Но ты верь. Хах, да, продолжай верить, что ты победишь. Обязательно, честно-пречестно выиграешь в нашем маленьком пари. Пока погибающие вселенные будут убеждаться, что безумный психопат — это далеко не самое страшное. Разумный куда страшнее.