Беги, не останавливайся.

В степи необычайно грело вечернее солнце. Где-то вдали под его лучами грелись и щипали траву сайгаки. Вокруг взрослых особей прыгал тонконогий малыш, резвясь и играя. Каждый раз падая на землю, его заботливо поднимала мать. Недалеко от самой степи находился густой зеленый лес, где прятались мелкие грызуны и кровожадные хищники. Он будто разорванным кольцом окружал степь вокруг себя. Лес был темным, ведь пропускал он в себя не так уж и много света. В центре степи послышалось, как трава прогнулась под натиском двух пар ног. Одни большие, а другие маленькие. Взрослый человек сложил свои ноги на густой траве, садясь на нее. Его длинные и тонкие руки мастерски переплетали травинки и цветки между собой. Взгляд его был прикован к каждому своему движению. Рядом с мужчиной суетился человек размером намного меньше. Его маленькие пальцы и ручки пытались нарвать как можно больше цветов. Он прыгал по траве, выискивая новый цветок своими зоркими глазами. Порой мальчик спотыкался об камешки, что лежали на земле, и ему приходилось подбирать все собранные им цветы. Потому он решил, что вся его добыча будет находиться в кучке рядом с сидящим мужчиной, который уже что-то плел своими ловкими руками. Единственное, что связывало внешне этого тихого мужчину и суетливого ребенка — это их крылья. У мужчины они были белоснежными, величественными и непорочными. Но наравне с этим, грязь всегда будет отчетливо на них видна, сколько он бы не пытался их очистить. Ребенок бегал с золотыми крылышками, которые уже успевали доставать до его поцарапанных коленок. Их перья блестели от лучей солнца, завораживая своим видом. Мальчик подпрыгивал на ходу, улыбаясь вечерним лучам уходящего за горизонт солнца. Усевшись рядом с мужчиной, он начал повторять движения его рук. Он внимательно смотрел за ловкими пальцами, любуясь их движениями. — Как ты так делаешь? — пролепетал детский голосок. В глазах ребенка плескался интерес. Мужчина посмеялся, поднимая кончики губ вверх, от чего его шрам на глазу исказился. Он взял у мальчика цветы. — Смотри. — тихо сказал он. Ребенок кивнул. Он устроился поудобнее на траве, внимательно следя за каждым движением ловких рук. Каждая травинка и цветочек плавно переплетались между собой. Спустя пару минут на его ладонях лежал красивый, пышный венок, а затем он положил его на голову мальчику, чуть поправив вбок. Глаз ребенка зацепился за уже готовый, почти идентичный венок, который лежал за спиной мужчины. Он ловко подпрыгнул на своих маленьких ножках и сзади положил ему венок на голову. Тот сам посмеялся его резвости, почесывая затылок своей шеи. Было так тихо, так… По семейному спокойно. Вечернее солнце припекало макушки, мирные парнокопытные улеглись под его лучами, грея свои бока. Высокая трава танцевала тихий танец, ощущая на себе силу вечернего дуновения. Перелетные птицы летали среди облаков, направляясь в свои скромные убежища, дабы навестить своих птенцов и порадовать их лакомой пищей, что они нашли в полях. Лучи солнца таяли в облаках, которые уже поступали к ночи, а вместе с ней потихоньку появлялись яркие звезды, что будут снова освещать землю в это темное время суток. — Как красиво… Отец, — мальчик взглянул на мужчину. Он взглянул на ребенка, поворачиваясь к нему боком. Мальчик положил на его плечи свои ладошки, вися на нем, словно плащ. — Мне так хорошо с тобой. Мы ведь еще придем сюда? — Он вздохнул, наблюдая, как звезды занимали свое место на небе, заменяя собой солнечные лучи. — Конечно, мой орленок. — Тот кивнул, улыбаясь своему ребенку. Насколько бы не хотелось, идиллия долго не продлилась. Послышался грохот, выстрел пули. Из леса сразу повылетали птицы кто куда, лишь бы скрыться подальше от этого звука. Сайгаки подняли свои уши, и распахнув глаза, рывком подпрыгнули с земли, убегая группами прочь. Ранее названный орленок и его отец мигом повернули свои головы в сторону густых деревьев. — Что это? — тихо сказал ребенок, поворачиваясь к своему отцу. — … — Он не ответил, лишь молча всматриваясь в лес. Мужчина снял того со своих плеч, усаживая на траву. Он начал осматриваться вокруг, прищуривая свои глаза. Чуть пригнувшись, он попытался скрыться в густой траве. Что выходило плохо. — Что ты делаешь? — Тихо. — Тот перебил его, положив ему руку на спину, придавливая к земле. Из зарослей небрежно вышли три лошади с людьми на своих крепких спинах. Одна из них, та, что посередине, мотнула своей головой, избавляясь от упавших на ее пышную гриву листьев. Пробурчав что-то себе под нос, животное пару раз поскребло копытом землю. — Для чего вы отстрелили ветку, сэр? Там же находилось птичье гнездо с птенцами. — явно молодой голос выдавал из одного наездника юного и неопытного солдата, чье сердце еще не успело окаменеть. — У него были причины, сержант. Вам это знать никчему. — другой наездник в стороне наоборот, имел при себе грубый голос, тело было массивным, а его лицо обросло пышными усами и бородой. — Я отстрелил ветку потому, что она стояла у меня на пути. Судьба птиц меня не волнует. А вы не лишайте юношу любопытства, лейтенант. Полезное качество, которое мало у кого встретишь в наши дни. — находящийся посередине двоих наездников, мужчина поправил свою повязку на глазу, при этом одновременно приглаживая гриву своей лошади, избавляя ее от надоедливых листьев. — Понял, сэр. — мужчина кивнул, держа свою лошадь за узды. Тот даже не посмотрел в его сторону. Он передал ружье неуверенному сержанту, а сам взял в руки подзорную трубу, которая висела у него на поясе, вглядываясь в окружение перед ним. В округе колыхалась высокая трава, а птицы летали в облаках. Ничего примечательного. Так ему казалось, что они зря потратили свое время на такой путь, но его взгляду попалось блестящее, белое перо, что выглядывало из травы. А потом он посмотрел ниже, перьев было все больше. Целое крыло. Да неуж-то…? Кончик рта наездника нервно дернулся вверх, когда он увидел настороженные глаза через гущу травы. Ох, этот шрам он узнает везде. Мужчина повесил трубу на свой пояс обратно, протягивая свою ладонь сержанту. — Ружье. Тот сразу подал ему оружие, и не успели его руки улечься на узды, как быстрая пуля душераздирающе вылетела наружу, попадая в участок, куда только что смотрел их командир. Оттуда сразу же послышался испуганный писк. — Выкурим их. — Мужчина резким движением толкнул лошадь в бок. Она помчалась вперед, а за ней еще две. Зрачки белокрылого сузились в ничтожные точки и он развернулся к своему сыну, будто задыхаясь, шепча: — Беги отсюда. — Почему? — жалобно пискнул тот, прижав к своей спине крылья. — Беги! — Он дернул белыми крыльями, оскалив свои зубы. Испугавшись оскала отца, он на ходу проскользил по земле, а потом встав на свои ноги, умчался прочь от надвигающейся опасности. В силу его детского роста, трава хорошо скрывала его. Его уносило в другую часть леса, дабы скрыться средь деревьев и кустов. Он хотел оглянуться назад, но не осмеливался. Он знал, что его отец справится. Ведь так? Он справится. Топот лошадей и хищный взгляд одного из всадников надвигались все ближе. Не так белокрылый представлял свою встречу с Ним. И вообще, надеялся, что вовсе не встретит. Он надеялся, что шрам, оставленный у него на глазу, будет последним воспоминанием о их встрече. Ему так хотелось дать ответный удар. Его честь не могла ему позволить бежать от честного боя. Но что ему оставалось? Не оружия, не резвой лошади. Только крылья, что были способны унести его прочь. Он тяжело вздохнул, видя, как три лошади с тремя всадниками надвигались все ближе. Чем сильнее он слышал тяжелое дыхание животного, чем яснее он видел хищный оскал своего оппонента, тем быстрее он понимал, что выхода не остается. Он закрыл свои глаза, привстал с земли и распахнул величественные крылья, которые блестели на позднем закате. Последние лучи солнца освещали его перья, уходя за горизонт. Его ноги оторвались от земли, а крылья подняли его в воздух. Мигом развернувшись в обратную сторону от наездников, он взмахнул ими и полетел прочь настолько быстро, насколько у него хватило выносливости и сил. Последнее, что он услышал, так это удивление вздохи двух наездников. Топот копыт лошадей утихал, а он сам чувствовал кожей воздух, что остывал после знойного дня. Не успел он насторожиться внезапно наставшей тишине, как его правое крыло пронзила невыносимая боль. Выстрел. Он зажмурил глаза, а сам закричал, оскалив свои клыки. Крыло больше не могло нормально нести его по воздуху. Он начал падать вниз, пытаясь найти глазами хоть что-то, за что можно было зацепиться и не упасть. Рядом была лишь пустота и высокая трава. — Попался. — командир довольно улыбнулся, пнув снова свою лошадь в бок. Три всадника и их лошади направились к месту падения их цели, подгоняя животных. Мужчина страдальчески стонал, ощущая, как крыло кровоточит, пачкая белоснежные, непорочные перья. Трава мялась под его тяжелым телом, шурша. Его голова звенела, а глаза слезились и краснели от боли. Рядом лежал помятый и порванный венок, который ему дал его сын. Его тяжелое и сбившееся дыхание заглушалось лошадиным бурчанием и приглушенным, гортанным смехом победителя. Поверженному ели хватило сил, чтобы повернуть голову в его сторону, а распахнуть глаза было еще сложнее. Пыль рассеялась и он увидел знакомое лицо. — Русский… — прошипел он, впиваясь в того своим взглядом. — Дикарь, — хмыкнул тот, обойдя его кругом верхом на лошади и высокомерно хмыкнув. — Не хватило того раза? Вижу, я тебя хорошенько потрепал. — больно улыбнувшись через силу, он кивнул на повязку. — Сейчас у тебя не то положение, чтобы хамить, — сказал русский, прищурив свой единственный глаз. — Свернуть ему руки. Не успел тот опомниться, как его схватили под узды и скрутили ему руки за спину, крепко держа. Он попытался вырваться, но даже хиляк из этих двух солдат держал его очень крепко, не давая пошевельнуться. Его подняли, заставляя встать. Ноги болели от падения, от чего он был готов застонать еще громче. Такое чувство, будто все его кости стерлись в пыль. Но это означало бы показанием слабости, поражения. Потому он молча оскалился, проглатывая крики и метая взглядом молнии в трех солдат. Капитан ткнул лошадь, приказывая ей тихонько развернуться и пойти обратно. Он был крайне доволен тем, что тот хотя бы мог стоять на ногах. — Свяжите ему запястья и привяжите к своему седлу, сержант. — его тихий голос отдал приказ. Спустя пару минут возни, два всадника уже уселись на своих лошадей, ведя их вперед за командиром. За ними, хромая, шел поверженный крылатый воин, чье крыло было осквернено вражеской пулей, а собственная кровь запятнала белоснежные перья. — Куда вы меня ведете? — …Тебе это не понравится. — тихо прошептал ему сержант, сожалея. На другом конце густого леса тихо сидел мальчик, оглядываясь по сторонам. Он прибежал к этим кустам пару секунд назад. Ночь уже успела наступить, потому лишь луна и звезды освещали пути в лесу, блекло и тускло. Его волнению не было предела, потому он подбежал к выходу из леса. — Отец, мы справились! — он распахнул свои золотые крылья, улыбаясь. Не дождавшись обратного ответа, он пометал глазами вокруг. Он развернулся пару раз, бегая из стороны в сторону. — Отец? Отец! — кричал мальчик. Его зрачки расширились, а руки начали подрагивать. Он сжал ладони в кулачки. — Отец! — он побежал обратно в лес. Осмотрев кусты, в которых он только что прятался, он не нашел своего отца. Он смотрел за деревьями вокруг, смотрел на степь, смотрел в небо. Его нигде не было. Он уже был готов отчаяться, но услышал хруст ветки за собой. Вздрогнув и распахнув крылья, он обернулся назад к деревьям. Он пришел? Пришел! Его глаза уже светились от счастья, но когда появившийся человек вышел на лунный свет, он понял, что у него другое лицо. Его половина обвязана бинтами, а глаза холодные, чужие. Совсем иной вид, а крыльев нет. Это не отец. Мальчик сжался, смотря на незнакомца. Он испуганно моргал, от того его зрачки расширились еще сильнее, а на глазах выступали слезинки. Несколько мгновений они молчали, смотря на друг друга. — …Твой отец больше не может быть с тобой. — его суровый и серьезный голос разрывал мальчику сердце. Он поник. Опуская свою голову, он закрыл глаза и снял тот венок, что отец положил ему на макушку. Он прижал его к груди, нервно вдыхая через нос и зажимая губы. — Ты его убил? — шмыгнув носом, тихо сказал мальчик. — Нет, — тяжело покачал тот головой. — … — ребенку слишком тяжело давалась эта новость, он держался изо всех сил, чтобы не разрыдаться. — У тебя есть имя? — тихо сказал тот, осторожно присаживаясь перед ним на колени. Он чуть вздрогнул, смотря на него. Вглядываясь в его лицо, он видел, что тот не зло настроен к нему. От него истощалось тепло, словно от родного человека. — …Орленок. — …Орленок, — он кивнул, и встав, подал ему свою руку. — Пойдем, лучше отсюда уходить. Замерзнешь еще, не дай бог. Он с неуверенностью, но все же подал ему руку. Его ладонь была теплой, несмотря на свою грубость и шершавость. Он все еще прижимал к своей груди венок, смотря снизу вверх на незнакомца. Когда они пошли в самую гущу леса, он не отпускал чужую руку. Но оглянувшись последний раз обратно на степь, которую освещала луна, он понял, что так, как раньше, никогда больше не будет.