***
— Дедушка, а почему все убежали с рынка сегодня, когда появился ворон? Чего они все испугались? — с вящим любопытством, что присуще только детям, спросил Сиэль у старого дворецкого тем же вечером. Они расположились в мягких креслах у камина, и слова книги, которую вот уже полчаса пытался читать мальчик, никак не хотели откладываться у того в памяти. Все его мысли занимало кое-что другое… Кое-кто другой. — Юный господин, нечего забивать вам голову всякой суеверной чушью, которой страдают наши крестьяне. — С некоторым раздражением проговорил Танака. Он все еще досадовал на то, что смог потерять мальчика в суматошной толпе. — Во всяком случае, ваш отец этого не одобрит. На несколько минут установилось тягостное молчание, в котором можно было услышать разве что потрескивание поленьев в огне, да обиженное сопение Сиэля. Опять с ним обращались, как с малым дитем! — Впрочем… Вы ведь все равно не отступитесь, юный господин? А так как я все же ответственен в том числе и за информацию, что попадает в ваши уши… вряд ли слова горничных дадут вам полную картину всего. И, все же, добросердечный дворецкий сдался, как и рассчитывал юный манипулятор. Он поведал Сиэлю о легенде, что ходила в этих краях задолго до рождения самого Танаки (честно говоря, представить такую древность мальчик не мог). Легенде о воронах, что населяли окрестный лес. Эти величественные и мудрые птицы жили на этой земле многие века и внушали страх и уважение людям, живущим с ними по соседству. Они не спешили передавать тем свои древние знания о мире. Однако находились счастливчики, которых вороны подпускали к себе, делясь секретами. То были умнейшие и сильнейшие люди, избираемые самими птицами. Считалось, что ворон, полюбивший человека как своего друга и сородича, давал тому воронье имя, навсегда привязывая их души друг к другу. «Жизнь нужно прожить так, чтобы какой-нибудь ворон дал тебе имя» — говорили люди. Но, вместе с тем, человек, связанный с вороном, уже не имел места в людском мире, обретая невероятные способности. — Многие считают воронов демонами, что поднимаются высоко в небо, дабы найти себе добычу — чистую душу для поглощения… — Чушь! — не стерпел Сиэль, вскакивая с кресла. — Себастьян совсем не похож на краснокожего черта с копытами и рогами! — Себастьян? Вы дали этому ворону имя, молодой господин? — Да, и я поговорил с ним! И Себастьян показался мне отличным собеседником, умным и понимающим! И я надеюсь, что встречусь с ним еще раз когда-нибудь… — Что же, думаю, ваш ворон не откажется от такой чудной компании, юный господин. — Улыбнулся Танака. И было в этой улыбке столько снисхождения, что Сиэлю стало дурно.***
Себастьян прилетел вновь ровно через неделю. В ночь. Сегодня Сиэлю почему-то совершенно не спалось, как будто что-то внутри его предчувствовало появление его нового друга. Заслышавший громкий стук в свое окно мальчик сначала испугался, но затем, разглядев ночного гостя, бросился открывать засовы на раме, впуская его вместе с порывами холодного ноябрьского ветра. Ворон немного покружил по комнате, как будто осваивая новую территорию и приземлился на подоконник, смотря своими лукавыми рубиновыми глазами на мальчишку. Да так и просидел там несколько часов, слушая рассказы несказанно обрадовавшегося и возбужденного донельзя Сиэля. Он ни разу даже не каркнул за весь «разговор», но мальчику было достаточно хотя бы присутствия благодарного слушателя (который не смотрел со снисхождением и не трепал по голове, словно маленького ребенка). А когда мальчик заснул со счастливой улыбкой на лице, Себастьян обратился неясной тенью и отправился бродить по поместью. И Сиэль мог поклясться, что, засыпая видел чей-то темный силуэт. Так продолжалось где-то с полгода. Раз в неделю Себастьян прилетал, дабы провести ночь в спальне Сиэля, а мальчик рассказывал тому обо всем, что происходило с ним за неделю (и не только), пока не засыпал. В такие ночи он спал почему-то крепче и спокойнее. Ни кошмары, ни дикий кашель не мучили мальчика в них — будто что-то (или кто-то) отгоняло все плохое от него. Близилась весна. Наконец появлялось из-за кучевых облаков солнце, сходил с земли толстый слой жестокого снега, неприветливый, пронизывающий до костей ветер сменялся свежим, почти теплым, по ближайшей речушке можно было уже заметить медленно плывущие куски льда. Казалось, сдвинулся лед и в отношениях Сиэля и Себастьяна. Мальчик все так же с благоговением и нетерпением ждал каждой воскресной ночи, копя в себе множество историй, чтобы рассказать их суровому ворону. Тот уже не находится в хмуро-лукавом молчании постоянно: иногда, не соглашаясь с доводами мальчика, он мог грозно каркнуть на него, или, повернув голову, чиркнуть когтями о подоконник (это было что-то вроде иронического смешка — понял мальчик), или в гневе распахнуть крылья, когда Сиэль скажет что-нибудь уж совсем глупое или неуместное. Бывали и прецеденты, когда Себастьян попросту обижался. Тогда горделивый ворон, полностью игнорируя болтовню мальчишки, летал по комнате (или скакал из угла в угол), опрокидывая на пол особо громоздкие предметы. Но, вместе с тем… мальчик стал все чаще замечать вороний силуэт и в обычные дни. Вот Сиэль сидит у окна, читая истории о рыцарях, и краем глаза выцепляет в кроне ближайшего к окну дерева черные птичьи перья; вот идет вместе с Танакой на прогулку — и видит мелькнувшую за поворотом тень огромных крыльев; вот едет с родителями в город — и слышит возмущенное карканье где-то над крышей кареты. Исходя из всего этого, напрашивалось лишь два вывода: первое — Сиэль просто сходит с ума, и к нему приходят очень реалистичные глюки; и второе — Себастьян отчего-то стал приглядывать за ним, но не хочет, чтобы Сиэль знал об этом. И, честно говоря, мальчик недоумевал, к какому варианту склоняться — оба они были до жути неправдоподобными. И, чем ближе становилась пора солнечного жаркого лета, тем чаще стал видеть вороний силуэт где-то совсем рядом с собой. Он все еще не отрицал варианта развития событий, при котором это все было всего лишь его неуемной фантазией или глюками, но это не мешало ему завести привычку высказывать порой некоторые свои мысли вслух, а то и вслух читать. Что же, если сходить с ума, то со всеми вытекающими — решил он. И украдкой улыбался, слыша скрежет когтей, когда читал самые неправдоподобные моменты любимой книги о рыцарях.***
Однажды, проснувшись в огромной мягкой кровати, окруженный разноцветными подушками и сплетшимися между собой прекрасными обнаженными телами, Себастьян понял, что… он скучает. Что вся эта наполненная потаенными развратными желаниями людская жизнь, длившаяся вот уже несколько месяцев, ему попросту надоела. Нет, вначале все было просто прекрасно. Демон Себастьян (вынужденный прятаться под обличием ворона), который только что обрел свое новое человеческое имя, этим-самым был частично освобожден от части проклятья, что мешает созданиям Ада принимать человеческий вид. Теперь он мог обращаться в прекрасного черноволосого мужчину по ночам. И этим он намеревался насладиться сполна. Но не могло же это быть таким простым? Этим именем, что дал ему какой-то несомненно безрассудный мальчишка, он привязал демона к себе. Несильно, но ощутимо давила на Себастьяна эта связь. Но, несмотря на все неудобства, он несомненно был благодарен этому мальчику. Хотя бы за избавление от скуки. И даже одна ночь в неделю, которую вынужден был Себастьян проводить рядом с ним, не тяготила. Безграничное внимание, оказываемое ему мальчишкой, даже льстило. А когда тот засыпал, демон мог с пользой провести время в обширной библиотеке дома, в котором ему приходилось находиться. Что же, книги, наравне с вином, любовными утехами и, пожалуй, кошками, были одной из слабостей Себастьяна. Но теперь ему вдруг стало скучно. И, честно говоря, демон видел лишь один выход из сложившейся ситуации. Избавиться от связи с человеком и вернуться к себе в Преисподнюю. Убить мальчишку нельзя было бы при всем желании (только в этом связь тяготила его с самого начала). Значит, нужно было заключить контракт. И, заодно, полакомиться чудесной чистой душой этого малыша. И рыбку съесть, и… косточкой не подавиться, в общем. Вот здесь и начинались большие трудности. На основе чего можно заключить контракт с десятилетним мальчишкой? Вряд ли детей такого возраста интересовали власть или богатство. Новая игрушка? Годовой запас мороженого с карамелью и шоколадом? Месть за отнятого соседским мальчишкой медвежонка? Нет, это ведь было даже не смешно! Поэтому Себастьян решил ждать. Исподтишка наблюдать за жизнью ребенка, узнать его досконально и выяснить, на какие струны давить, чтобы тот тёпленьким сдался в его когтистые лапы. А уж ждать демон умел.***
В один из теплых майских вечеров, которые так похожи на летние, что ты даже иногда сомневаешься, то ли вообще время года на дворе, Сиэля вновь отпустили с его бессменным смотрителем Танакой на прогулку в деревню. Ну как на прогулку… слугам было поручено закупить продуктов для скорого бала в честь Дня рождения леди Фантомхайв, а мальчик попросту напросился пойти с ними. Быть может, он предвидел, что в этот вечер с ним случится нечто особенное. И он не прогадал. Любопытный и вполне легкомысленный Сиэль лишь на несколько секундочек отлучился на соседнюю улицу — в кондитерскую, купить побольше своего любимого шоколада. Ходил он туда, конечно же, без тщетно ищущего его дворецкого. Ну что может случиться со столь взрослым и самостоятельным десятилетним мальчиком вроде него, если он всего на минуточку отлучится? — думал юный наследник. Обычно именно после таких мыслей и сыплются на голову какие-то очень опасные события, после которых и не грех начать увлекательнейшее приключение. Не обошла стороной удача и Сиэля. Весьма довольный собой, он выходил из лавки с огромным свертком любимых шоколадных конфет, когда услышал громкие мальчишеские крики где-то за поворотом. Какой-то непонятный азарт обуял его в этот момент, поэтому Сиэль, не задумываясь, повернул в небольшой проход между домами. Чтобы увидеть там нескольких оборванных, грязных мальчишек — детей улиц, потешающихся над милой девочкой в беленьком ситцевом платье… что было почти черным от грязи. Девочка, давно отчаявшаяся позвать кого-то на помощь, уже даже не всхлипывала, окруженная со всех сторон злобно смеющимися мальчишками. И тут в темноволосой голове Сиэля всплыли все те сцены из горячо любимых им героических романов, где отважный рыцарь спасает прекрасную девушку из лап ужасного чудовища, а та в благодарность отдает ему свои руку и сердце (в данный момент мальчика не смущало даже наличие у него вполне реальной невесты в лице Лиззи). Он будто почувствовал в себе ту невероятную силу, с которой бесстрашные рыцари сражали драконов. Отбросив совсем уже не нужный сверток с конфетами, он окликнул мальчишек. Дальнейшее понималось Сиэлем уже довольно смутно. Он помнил, как, выступив вперед, крикнул что-то совершенно оскорбительное в сторону этих негодяев, задумавших измываться над прекрасной девушкой. Помнил, как позорно пропустил первый же удар… а дальше все застилала красноватая пелена из гнева, боли и жуткой жажды справедливости. Очнулся он из этого полусна только заслышав над головой весьма возмущенное карканье. Один за другим, мальчишки стали оборачивать свои взоры к небу и тут же хватались за лицо, воя от нестерпимой боли. Сиэль видел кровь, стекающую по их прикрытым ладонями лицам… и ему было совсем не страшно. По венам растекалось жгучее удовлетворение и неприкрытое счастье от того, кто пришел к нему на помощь. — Себастьян! Я так рад видеть тебя! — улыбнулся мальчик, стоило только им остаться одним в этой подворотне. Он выставил вперед руку, и огромный ворон, как по желанию, приземлился на нее, возмущенно блестя на Сиэля своими рубиновыми глазами. Что были словно кровь, покрывающая его клюв и когти. — Ты все же перестал играть со мной в прятки, Себастьян? Мне кажется, я выиграл! И, получив ощутимый тычок клювом, он абсолютно счастливо рассмеялся.***
К июлю мальчик и его ворон стали, что называется, «не разлей вода». Сиэль практически не расставался со своим другом (они разве что ванну вместе не принимали). Их можно было часто застать в библиотеке, расположившимися за столом в углу: Сиэля — читающего вслух что-то по истории, тактике или экономике (любовь к этим направлениям и «привил», собственно, мальчику ворон после того злополучного майского вечера) и Себастьяна — сидящего на столе или на плече у мальчика и тщательно контролирующего процесс обучения. После они обычно обсуждали только что прочитанное (точнее, Сиэль высказывал свою точку зрения, а Себастьян скреб когтями по столу). Естественно, далеко не всем нравился «питомец» юного наследника. Танака лишь разводил руками и ненавязчиво пытался увлечь господина чем-то кроме его пернатого друга; мать неодобрительно косилась на Себастьяна и говорила, что «уличным животным в приличном доме уж точно не место»; граф Фантомхайв же поначалу был в полнейшей ярости, уже по горло сытый бреднями крестьян об этих птицах, но затем заметил, что, после появления этого «друга» у его сына внезапно проснулся интерес к «серьезным наукам, необходимым каждому образованному человеку», так что ворона было решено оставить. Но самой примечательной реакцией на появление в жизни мальчика Себастьяна была все же реакция Лиззи. Та приехала как-то на выходные погостить у Фантомхайвов и пришла в полнейший восторг от ворона. Ее привлекла статная красота и грациозность величественной птицы. Правда, она тут же сочла его слишком мрачным, а потому сразу же попыталась прицепить на него огромный розовый бант. Себастьян, в свою очередь, жутко воспротивился перспективе стать «миленьким вороночечком», а потому в руки девочке не дался. Возмущенно каркнув на нее, он предпочел покружить над потолком, чтобы та его точно не достала. Глядя на этот цирк, Сиэль не смог не рассмеяться. Но тут же получил нечитаемый взгляд от своей невесты и обиженное: — Фу, твой ворон совсем не миленький! Он уродливый и страшный! Нельзя такому хорошему и доброму будущему графу, как ты, Сиэль, иметь в питомцах такую нахальную и невоспитанную птицу! Ну, такого юный наследник вытерпеть уже не смог. — Нельзя такому хорошему и доброму будущему графу, как я, иметь в невестах такую нахальную и невоспитанную девчонку. — Сложив руки, процедил он. Сказано это было с совершенно равнодушным, совершенно нехарактерным для Сиэля лицом, что несказанно напугало девочку. Мальчик, не дав и слова оправдания вставить, вытянул в сторону руку, позволяя Себастьяну использовать ее в качестве жерди. А затем, круто развернувшись, зашагал из выхода в гостиную, напоследок бросив колкое: — Себастьян — прекрасный ворон и друг. И можешь не подходить ко мне, не научившись держать себя хотя бы в половину так же достойно. И действительно игнорировал существование Лиззи много месяцев.***
Зимой Сиэля вновь свалил приступ астмы. Вот уже год, как мальчик практически не чувствовал симптомов своей болезни, находясь в добром здравии и веселом расположении духа. Но первый месяц нового года принес с собой жуткие морозы и беспрестанный снегопад. Отчего, собственно, и напомнила о себе старая болезнь. Он все валялся в кровати, неспособный справиться с дикими приступами кашля, мешающими нормально дышать. Жар сковал все его тело, лекарства совсем не помогали. Хотелось лишь одного — избавить себя от этого ужасного чувства беспомощности. Радовало лишь одно — Себастьян постоянно находился рядом с ним, будто бы молчаливо поддерживая, будто бы переживая. Обычно он сидел на тумбе рядом с развороченной кроватью мальчика и просто смотрел на него, иногда что-то каркая или, по своему обычаю, скребя когтями по деревянной поверхности. Покой приходил к Сиэлю лишь ночью. Вместе с долгожданным сном и ощущением чьих-то заботливых рук, поправляющих одеяло и дотрагивающихся до лба. И это незримое присутствие кого-то родного рядом дарило долгожданное умиротворение, заставляя сны течь более плавно. И мальчик крепко спал с улыбкой на измученном болезнью лице. Утром на той-самой прикроватной тумбе его, как обычно, ждала чашка горячего молока с медом и любимые шоколадные конфеты.***
Себастьян был, мягко говоря, в смятении. Где-то с полтора года он уже жил при мальчике по имени Сиэль, не отходя от него, кажется, ни на минуту. Он все больше и больше узнавал своего юного хозяина, проникая в каждый аспект его жизни, выведал все его заветные желания и слабости, но… все еще не находил достойной причины для заключения контракта. Хотя, может быть, он и не так хорошо искал? (может, он просто не хотел искать?) Весьма странным было осознавать, что общество мальчишки все меньше напрягало его, а их обычные посиделки в библиотеке или вечера у камина даже приносили удовольствие. Не было смысла отрицать, Сиэль оказался очень сообразительным ребенком, умеющим проникать в самую суть вещей. Он, десятилетка, порой рассуждал мудрее любого сорокалетнего графа. Это не могло не удивлять и… не завораживать. И, Себастьян признавал, что давно у него не было такого собеседника, как этот мальчик. К тому же, его безграничное упрямство, из-за которого между ними часто вспыхивали ссоры, безумно веселило древнего демона. Себастьян больше не ведал, что такое скука. Он будто взвалил на себя тяжелую обязанность быть наставником этого ребенка. Научить его контролю над эмоциями, поведать все знания о мире, которыми обладал он сам, присматривать и выдергивать из передряг — это было необходимостью. Демон на эти порывы лишь фыркал про себя, сваливая все на эту злополучную связь, что создал между ними Сиэль. Но все равно почему-то часами просиживал в библиотеке, контролируя обучение мальчика. Все равно почему-то готовил это чертово горячее молоко с медом каждой ночью. Себастьян больше не ведал, что творится с ним. Однажды ночью, вновь поправляя на мальчике сбившееся одеяло, он вдруг не смог сдержать порыва. Прикоснулся к нему, взъерошил темные волосы и вновь пригладил их, завороженно смотря на умиротворенное лицо. Демон, если честно, уже презирал себя за свой порыв и хотел отдернуть в отвращении руку, но… …он схватился за нее во сне. Обвил своими бледными детскими пальчиками холодную, сухую демонскую ладонь и прижал себе, будто величайшее сокровище в мире. Себастьян покорно позволил удерживать свою руку, сам не зная почему (чтобы не разрушить хрупкий сон, вот почему — где-то на подкорке сознания всплыло). А потом он обратился вороном и вылетел в окно — проветрить голову от всего этого. И он знал, что, представься шанс заключить контракт, и он его точно не упустит. Пора было прекращать все это.***
Свой пятнадцатый день рождения Сиэль встречал в громком титуле графа Фантомхайва. В пустом поместье наедине с призраками и Себастьяном. Зашторенные окна, не пропускающие ни единого лучика солнца, запертые наглухо двери, пустая и холодная трапезная с единственной свечой на огромном столе на десять персон. И ворон. Черный ворон, сидящий на его плече. Напоминает склеп, не правда ли? Его вот уже которую неделю не сходящие синяки под глазами делали лицо еще более бледным и исхудалым, еще более жалким, чем оно было на самом деле. Сиэль сам себе напоминал вампира. Или призрака. Есть не хотелось совершенно. Пусть праздничный ужин абсолютно точно был превосходен, парень не знал, сможет ли впихнуть в себя хоть кусочек. Ну, разве что под возмущенное карканье Себастьяна, что заботился о нем сейчас даже больше, чем Сиэль сам о себе. Себастьян, в конце концов, не был обычным вороном. Вчера юному графу пришлось самостоятельно идти за продуктами в деревню. Он ведь сознательно распустил всех слуг по домам на этот рождественский уик-энд. Он не видел в этом особой трудности, ведь сам часто просился сходить с Танакой на деревенский рынок. Разве что было трудно вот так показаться на людях после двухнедельного затворничества на фоне недавней катастрофы. Отец ненавидел путешествовать морем, кстати. Впечатление Сиэль производил просто неизгладимое, вышагивая по улицам деревушки в длинном черном пальто, с огромным вороном на плече и да, столь же огромными мешками под глазами. Каждый, кто видел его, считал своим долгом, вздрогнув, поклониться и отойти куда-нибудь подальше, а то и вовсе убежать домой поскорее. Торговцы зато продавали ему все без лишних разговоров и с солидной скидкой, лишь бы отделаться от столь пугающего, пусть и богатого клиента. Каждый здесь знал, что за судьба постигла любимого всеми графа Винсента и его жену. Каждый здесь боялся их сына-колдуна, за которым всюду следовал его черный ворон. Так и не съев практически ничего из прекрасного праздничного ужина, Сиэль отправился спать. Ему вновь снились вороные крылья, падающие, кажется, прямо с неба. И высокий стройный мужчина в черном камзоле. Чьи лукавые рубиновые глаза смотрели с теплотой и нежностью. И он вновь слышал шепот. «У тебя будет все, что ты пожелаешь, юный граф… твои родители вновь будут с тобой… ты больше никогда не узнаешь печали и горя… ты будешь лучшим при королевском дворе, юный граф… ты обретешь вечный покой и вечное счастье…» Столь тихий, столь невообразимо родной голос, который Сиэль слышал теперь каждую ночь, но, казалось, что и всю жизнь. Столь знакомый силуэт, столь завораживающая улыбка… Но он вновь уходил. Забирая с собой перья и шепот. А Сиэль кричал, но не мог докричаться. Бежал, и не мог догнать. Родители, счастье, слава и богатство… — нет, ничего из этого не нужно было Сиэлю. Но он был готов согласиться на все это, лишь бы не уходил… лишь бы не бросил его, как все остальные, Себастьян… Он проснулся посреди ночи с криком на устах. А на тумбе рядом, как и всегда, сидел его верный ворон. И смотрел своими лукавыми глазами как-то встревоженно. — Себастьян… — выдохнул парень, садясь на кровати и смотря на птицу серьезно. — Себастьян, может хватит играть в прятки? Нет, он больше не был тем маленьким любопытным мальчиком, что верит сказкам про рыцарей и драконов. Он был умным и хитрым графом, наследником древнего рода… умеющим смотреть в суть вещей. Демон сделал вид, будто не понял его. Но Сиэль не отступит так просто, нет. — Себастьян, мне не нужно ничего из того, что ты предлагаешь мне, но… — он ненадолго запнулся и почувствовал, как к горлу подкатывают слезы. — …я готов согласиться. Себастьян, я лишь хочу, чтобы ты… всегда был рядом со мной. До самой моей смерти. Хоть ворон, хоть демон… ты нужен мне, Себастьян. Сиэль ждал, что тот лишь рассмеется в ответ. Что возмущенно каркнет и улетит навсегда. Но Себастьян обнял его. Прижал своими холодными демонскими руками к груди, где даже сердце не билось. Он и сам не знал, почему. — Выпустите это, юный граф… — прошептал он своим невозможным тихим низким голосом. И Сиэль заплакал. Как не плакал с далекого детства, слушая ласковый голос. — Глупый, хрупкий человек. — Демон рассмеялся и лишь крепче сжал объятие. — Я обещаю тебе, Детеныш. И это последнее слово было сказано демоном невероятно тепло, но в то же время как-то решительно. Хоть оно и было сказано на каком-то странном, не слышанном ранее Сиэлем языке, тот понял, что оно означало. То было имя.