***
— Куда-куда пошёл?! — громоздкий сторож оттащил юношу в футболке от ограды, воинственно размахивая веником. — Лежать! Над кладбищем взошла полная луна. Её свет, соскальзывая с плеч хозяйки, освещал небольшую поляну, где мужчина с веником пытался «выбить из Валентина дурь», что у него не слишком-то и получалось… Вероятно, случай попался тяжёлый. Метла-веник вот гарантировано была тяжёлой! Каждый удар болью отдавался во всём теле, а потому юноша не мог лежать: удары настигали его отовсюду, разили безжалостно и по самым чувствительным местам. И даже мысль о том, что этого сторожа могут посадить, не слишком помогала справиться с болью. В конце концов, «наказание»-то сейчас происходило! Какая разница, что случится через несколько дней, если даже синяки с тела ещё не сойдут?.. — Поща-а-адите, — едва сумел выдохнуть Валентин. — Я к Виктору Викторовичу. — К покойнику?! — ещё несколько особенно чувствительных ударов достигли тела начинающего писателя. И сколько ни объясняй сторожу своё желание увидеть могилу, в глазах мужчины Валентин всё равно выглядел пьяным студентом мединститута, который пытается добыть тело для своих гадких исследований. А как же иначе? Сторож доверял своим инстинктам. Они зачастую выручали мужчину в опасных ситуациях, а потому он скорее согласился бы руку отрезать, нежели не верить внутренним «подсказкам». — Что здесь происходит? — из-за калитки высунулся слегка небритый мужчина, в котором едва-едва узнавался известный автор множества романов. И он нисколько не походил на взрывоопасного сторожа. Прилично одет, симпатичные очки; волосы, остриженные чуть длиннее положенного «приличному человеку». — Ты пришёл ко мне, парень? За мгновение новое действующее лицо — Виктор Викторович — освоился и даже ободряюще улыбнулся. Холод пробрал Валентина до костей. По новостям ведь чётко выразились относительно смерти его любимого писателя… так почему теперь он стоит просто за калиткой, немного небритый и совершенно спокойный? Только что умершие так не выглядят. А сторож?! Тот нисколько не испугался покойника, но хоть веником размахивать перестал. — У, нечисть, — мрачно посетовал мужчина. — Иди к себе, мальчишку не отдам! — Не заставишь, — известный писатель чуть нахмурил брови, концентрируя желание вокруг себя, и вышел за пределы территории кладбища, культурно прикрыв за собой калитку. — Тебе со мной не совладать. Сторож шумно выдохнул — будто бы устало — отбросил веник и махнул рукой: — Все вы такие самоуверенные, пока в вас верят. А как забудут… Не думай, что пущу обратно! Разлагайся снаружи, истлевай в чужой памяти и жизни, коль так хочется. Я тебе ворота не открою, а сам не потянешь, — мужчина не стал более донимать Валентина: всё равно на кладбище тот теперь не полезет. — Не верь призракам, — мрачно посоветовал визитёру сторож, исчезая в своей будке. На небе танцевала полная луна. Не так уж часто неупокоенные души не желают отправляться на небеса, и ночному светилу тоже хотелось понаблюдать за сим действом. Прохладная летняя ночь располагала к прогулкам. — Добрый вечер, — писатель подошёл к «телу». — А я, кажется, всю жизнь ждал встречи с тобой. Валентин приподнял голову, с удивлением глядя на возлюбленного творца просто перед ним. Он и не подозревал, что встретиться выйдет так просто. Да и фотографии отвратительно несравнимы с ощущением настоящей встречи, этого насмешливого взгляда и мягкой, почти доброжелательной улыбки, без которой лицо Виктора выглядело бы слишком пресно. Очки нового знакомого блестели в свете игривой луны. — Меня Валик зовут, — прошептал очарованный поклонник, поспешно поднимаясь на колени, а затем — на ноги. — Я Ваши книги… обожаю! — Книги? — разочарование послышалось в голосе автора. — Только книги? — его пальцы будто сами собой коснулись длинных волос Валентина, и тот поспешно отпрянул, подрагивая то ли от холода, то ли от страха. Юноша неловко кивнул, повторяя, как попугай: — Ваши невероятные книги.***
Вокруг кладбища на много миль вокруг простирался лес, и только одна потерянная дорога вела в город, к людям. Но известный писатель предпочёл двинуться в противоположную сторону, по узкой тропинке, отвратительно неподходящей для того, чтобы два человека размеренно шли рядом, наслаждаясь обществом друг друга. Света хватало: заинтересованная луна освещала путь, и Виктор шёл рядом с Валентином, стараясь теперь не слишком нарушать границы личного пространства последнего, ибо в таких случаях начинающий автор пугался и прятался или вовсе не желал идти дальше. Валентина настораживало поведение незнакомца. Любимый писатель внезапно представился каким-то озабоченным маньяком, а не идеальным во всех отношениях человеком, и раз за разом на поклонника накатывала неприятная волна разочарования, словно бы указывая на его место в этой бессмысленной истории жизни. — Куда мы идём? — наконец Валентин сумел разлепить ссохшиеся от напряжения губы. — Покажу тебе одно отличное место, — Виктор улыбнулся, кивая в темноту перед собой, — уже недалеко. Я часто бывал здесь, когда хотел написать нечто впечатляющее. Просил помощи и духов леса. Знаешь ведь, как это бывает: хочется писать, а ни слова не выходит из-под пальцев! И даже если вышло написать, слова эти бессмысленные, пустые, бесчувственные, неуместные… Тогда я приходил сюда. — Искали вдохновение? — И не только, — Виктор чуть ускорил шаг, — только в лесу я мог быть по-настоящему одиноким. Некоторое время они шли молча. Валентин крутил головой, то ли стараясь запомнить местность, то ли ощущая неловкость от непосредственной близости с объектом недавнего поклонения… его пальцы инстинктивно сжались в кулак. Будто бы хотели врезать покойнику за то, что ногами прошёлся по чистому желанию следовать за ним исключительно как писатель! — Не понимаю, — наконец выдохнул призрак, остановившись у особенно густых кустов. — Ты без ума от моих книг, но совершенно не знаешь меня. Более того. Ты не хочешь принять меня, — Виктор неловко улыбнулся, перебирая пальцами в воздухе, будто бы касаясь невидимой клавиатуры. — Знаешь, когда я начал писать, это произошло из-за того же одиночества. Мне хотелось, чтобы люди вокруг услышали и поняли меня, обратили внимание на потерянного мальчика… Но этого так и не произошло. Каждый последующий контракт я думал лишь о том, что вот-вот под окнами появится толпа бешеных фанатов, желающих разорвать меня на части от любви. И они хотели. Автографы, — последнее слово он с придыханием выговорил просто в лицо Валентину. — В итоге, никому так и не стала интересная моя личность. Я стал прятаться от чужих завистливых взглядов на этой поляне, снова умирая от тоски. Писатель отодвинул ветки и наконец вышел на открытое пространство. Луна подмигнула двум путешественникам и вежливо отвернулась, представляя им возможность побыть наедине. — Иронично, правда? У меня прекрасные родители, сестра, но никогда не было никого, кому я бы смог так просто, как тебе, пересказать всю историю своей жизни. Я после смерти стал немного смелее, — Виктор улыбнулся.***
Валентин, оказавшись посреди внеземной красоты леса, на мгновение замер. Все его чувства и желания, до того разобщённые и немного неопределённые, приобрели форму, стоило взгляду встретить нетерпеливый взор развратной луны. Начинающий писатель скользнул вперёд, обгоняя Виктора, и остановился у кустов. В серебристом свете они казались сказочными — совершенно безопасными — но юноша не тешил себя ложными надеждами. Он видел то, что требовалось. Следовал инструкциям от начала и до конца, а потому даже сейчас (тем более — сейчас) никак не мог понять, какая «искра» вынудила тело читать романы именно Виктора, а не чьи-то ещё; чья рука направила его, полусознательного, на кладбище, чтобы в итоге лицом к лицу встретиться с любимым автором. Который назвал его любовью всей жизни. Тяжело оказалось собрать мысли в единое целое, когда они уже привыкли бесцельно метаться вдоль свободных колей сознания, играючи перемешиваясь и перетасовываясь между собой. Но сделать это требовалось: Виктор всё говорил и говорил, утопая в собственных домыслах, и кто-то же обязан был указать ему верный путь?.. — Ты ведь писатель, — внезапно вспомнил Виктор, легко усаживаясь на траву. — Расскажи, почему ты решил именно создавать образы, а не, скажем, писать программы? Для обывателя нет особенной разницы. Но для нас… — мужчина потеребил кулон в виде пера на шее и улыбнулся, тряхнув волосами. Видимо, неприятное воспоминание всплыло на поверхность отвратительно не вовремя, и его требовалось «согнать». Валентин помялся на месте. Правда, он уже повалялся на земле и одежда и без того выглядела не лучшим образом… да и кого стесняться в гуще леса? — Вообще-то я поступал в мединститут, — пробормотал юноша, неловко присаживаясь на камень. — Серьёзно. Думал, призвание. Мечта всей жизни… собирался спасать людей во имя них самих. Но потом заболела мать, а пока она лежала в больнице, я жил неподалёку и каждый день ходил мимо большого книжного магазина. Однажды, всего однажды, я вошёл. И на той же неделе забрал документы из меда и подал в филологический, сдал экзамены… Теперь, вот, пишу. — Судьба, — вдохновлённо выдохнул мужчина. — Порой у меня спрашивают, чем закончится та или иная история. Думают, раз я автор, то обязательно знаю наперёд, что взбредёт в головы взбалмошным сорванцам, о которых идёт речь… — Виктор улыбнулся и внезапно пододвинулся ближе к Валентину, а затем и вовсе уютно устроил свою голову на коленях у того. У юноши не осталось сил сопротивляться. Он мрачно вздохнул, поднял руки в знак капитуляции и молча отвёл взгляд, пытаясь вспомнить, что собирался сообщить до того. — Ты чудесно слушаешь, — Виктор смотрел вверх, на чуть мерцающую из-за облаков луну. — Никогда не встречал людей, которые настолько погружаются в любую реальность, что слышат и чувствуют каждую мелочь из происходящего вокруг! Ты веришь во что угодно. Почти каждая история оставляет след в твоём сердце, и именно в этом твоя ценность, как творца. Чувствовать. Валентин неловко протянул руку и коснулся волос незнакомца, которого когда-то считал любимым автором. Да, он любил книги Виктора. Но назвать себя ярым фанатом не мог никак: для этого требовалось знать писателя не только по коротким интервью, лживым и обрезанным до основания… нужно было смотреть в это измождённое и немного усталое лицо, понимать, насколько больно ему было проживать собственную чуть унылую жизнь, наполненную мелкими проблемами и переживаниями. Ведь без этого не бывает писателей. По крайней мере, Валентину не приходилось видеть счастливых творцов: они либо пили, либо курили, либо ощущали психологические недомогания. А порой, бывало, и всё сразу. Так уж сложилось, что лишь из чувства одиночества рождаются самые искренние и глубокие истории.***
Ночь медленно плыла прочь. Луна, завернувшись в свою серебристую мантию, танцевала на небосводе, быть может, свой последний танец, обещая вновь вернуться с наступлением прохладных летних сумерек. Игривое светило покидало своих любимцев. Возможно, и хотелось ей задержаться чуть подольше, разглядывая сонное лицо Валентина и довольное выражение губ Виктора, но это стало бы нарушением всех писанных и неписанных правил. А на небе такие проколы не прощают. — О чём ты думаешь, когда смотришь на луну? — Валентин едва ли не впервые заговорил первым, сжимая в кулаке ткань собственной одежды. Он привык играть потерянного, прятаться и молчать, никак не выражая даже самые очевидные свои желания; и теперь, очутившись наедине с человеком, для которого важны были именно чувства, юноша ощущал себя слоном в посудной лавке. — О разном, — улыбнулся Виктор. — Я часто писал о ней. Бывало, луна являлась лишь светилом, символом или попыткой обратиться к читателю, но, случалось, я отдавал ей и главную роль, предлагая людям самим определить, протагонист она или нет… Мало кто не был очарован луной. — Ты чертовски прав, — Валентин неловко зевнул. Ему следовало бы вернуться домой и поспать хоть несколько часов, ведь завтра (или уже сегодня) идти в университет, сдавать проект, пытаясь придумать оправдание, почему слов там на несколько тысяч меньше положенного. Но юноша не двигался. Недавно умерший писатель наконец поднялся, всё ещё расплываясь в улыбке от прикосновений к живому телу. Виктор отряхнул траву с одежды и тяжело посмотрел на своего невольного спутника. Они встретились случайно. Не случись этого, известный писатель так и остался бы на кладбище — как и полагается законопослушной душе мёртвого — и никогда так и не узнал бы, что на самом деле значат все эти человеческие слова насчёт привязанности. Да и как можно было не влюбиться? Эти длинные светлые волосы, вечно смущённое выражение лица да ещё и на кладбище ради него, Виктора, полез среди ночи! Писателю так хотелось, чтобы Валентин остался. — Скоро рассвет, — тихо сказал мужчина, и осознание собственных слов стёрло улыбку с его лица. — Рассвет, — прошептал зачарованно Валентин. — Ты… исчезнешь? Рука юноши инстинктивно нашла холодную ладонь мертвеца. Даже переход на «ты» стоил начинающему творцу немалых усилий, а произнести всю фразу целиком и вовсе оценивался во много лет непрерывного диалога с кем-нибудь… Валентин впервые ощутил, что замёрз. Что зелёная трава под ним холодная (камень давно был заменён на мягкую подстилку) и что теплее станет совсем не скоро; что ему возвращаться в город, дописывать никому не нужный проект! Юноша вздохнул. Виктор постарался ободряюще улыбнуться, но вышло немного тускло. — Мы сможем увидеться. Ты только позови — и я обязательно приду, если хватит сил. Пробьюсь сквозь любую защиту. Правда, тела у меня больше не будет, но разве это так необходимо? — последние слова мужчина произносил уже невероятно тихо, надеясь, что Валентин не то не услышит, не то не осознает истинную суть высказывания. Они расставались навсегда. Этот рассвет, который они встретили, станет первым и последним в истории короткого знакомства, которое ни один из них так и не решится назвать «любовью»… Пусть никто и не желал осознавать, оба прекрасно знали, что произойдёт. В конце концов, в этом мире чудес не существует, а за любой дар придётся трижды платить. — Виктор Викторович, — неловко произнёс Валентин. — Если я когда-нибудь достигну Вашего мастерства, я найду человека, для которого стоит жить. А сейчас, позвольте, — от испуга юноша вновь перешёл к формальностям, глупым и таким бессмысленным в тот момент, когда верхушки деревьев окрашивались во все оттенки алого… — я буду жить ради Вас, если позволите. — Не прощайся со мной, — чуть раздражённо выдохнул писатель, — мы ещё увидимся. Чёрт побери, пока ты веришь в меня, я буду продолжать существовать и являться, чтобы отравлять твою жизнь своим присутствием. Это понятно? — Виктор по-настоящему улыбнулся. — Просто верь, и я останусь. Утреннее солнце развеяло остатки известного писателя, превратив в блики на вечнозелёных деревьях.***
— Валентин, Вы снова опоздали, — мрачно заметила преподаватель. — Мы и так прекрасно знаем, что для Вас существует множество более интересных и важных занятий, не обязательно каждый раз напоминать об этом своим поздним появлением. Юноша на мгновение неловко кивнул, а затем внезапно расправил плечи, откинул с лица мешающую прядь и вышел на кафедру. — Добрый день, господа, — он положил на стол заметно выпирающую вверх чёрную папку с напечатанной рукописью. — Как и обещал, я готов представить свой проект… Валентин мягко улыбнулся. После прощания с Виктором он за пятнадцать минут добрался до интернет-кафе и полностью переработал свою историю о жизни и смерти, пересказав её совершенно под иным углом, ранее совершенно ему недоступным. И теперь юноша готов был сражаться за своё детище. Ему было плевать, что слов там на порядок меньше положенного, что тему он переиначил на собственный лад и искривил до невозможности — главное, что результат наконец оказался в большей степени удовлетворительным для самого творца. А больше ничего и не имело значения. — Мы рассмотрим ваш проект, — женщина, только что играющая словами против Валентина, ловко взяла папку и кивнула: — Ждите результатов в течение недели. Юноша вылетел из учебного заведения буквально на крыльях. Ни разу до того не приходилось ему сдавать работу так просто, без дополнительных объяснений, демонстрации презентации и синопсиса в полном его объёме… Повезло? Нет, скорее уж влияние ауры известного писателя да самоуверенность сыграли свою роль. Легко унижать того, кто не даёт сдачи. И сегодня Валентин решил, что более не позволит никому собой помыкать, по крайней мере таким отвратительным образом. Впереди его ожидал яркий летний день и холодная, быть может, бессонная ночь. Не так-то просто выбросить из головы мужчину, которого в одночасье полюбил и признал настоящим писателем.***
«Мы больше не увидимся», — юноша перевернулся на бок, неловко всхлипывая. Сон никак не шёл. И после удачного дня лунная ночь не подарила приятного забвения, но, наоборот, вынуждала Валентина лежать с открытыми глазами и молча смотреть в стену. Однообразные узоры должны были успокаивать и клонить в сон… только вот начинающий писатель, скользя взглядом по завиткам, ощущал себя в вагоне движущегося вперёд поезда и никак не мог рассредоточиться, чтобы провалиться в сон. «Ерунда какая-то!» Валентин вскочил на ноги. Прошёлся по комнате туда-сюда, поспешно стирая отвратительно детские слёзы. Распахнул дверцу шкафа, поискал верхнюю одежду… затем с раздражением захлопнул её и плюхнулся на кровать, более не отягощая свой разум излишними думами. Его и без того переполняло разочарование и непонимание. Наконец, юноша смог как-то устроиться на разбитой вдребезги кровати и поразмышлять, находясь на грани сна и реальности. «Мы ведь увидимся на следующем фестивале мёртвых?..» — спрашивал сам у себя студент, не решаясь спать. Ждать. Ждать до утра, если потребуется, ведь Виктор… Виктор может прийти! И когда Валентин уже почти засыпал, в окно ударился камень. Юноша вскочил, как ошпаренный. — Виктор?! — он распахнул окно, наполовину вывалившись на улицу. Внутренний двор оказался пуст.