Неверующие

       Аня думает, что странно у них всё получается, но только так у них и выходит.        Аня давно перестала верить в хэппи энды. Она заваривает чай на три порции, обжигающе горячий чай, призванный согреть их медленно заиндевающие души, и слегка подрагивающими руками пытается донести до комнаты три кружки сразу.        В их квартире везде витает сигаретный дым, забиваясь в нос и щекоча чувствительное нёбо. Аня задыхается здесь каждый раз, заходя после долгого отсутствия, но воспринимает это уже как нечто само собой разумеющееся. Иногда ей даже приходит в голову мысль, что, даже не кури они больше, запах всё равно бы никуда не делся, так и остался бы висеть в неподвижном воздухе.        Каждый будний вечер Ярцева возвращается домой совсем уж поздно: начальник держит её до последнего, по малейшим деталям разбирая документ за документом. Аня натирает мозоли на языке, разъясняя любую мало-мальски непонятную букву-цифру на ослепительно-белой бумаге, и ближе к десяти у неё начинает рябить в глазах, раздваиваясь.        И Коля, и Клаус живут в этой маленькой однокомнатной квартирке с чуть выцветшими обоями и покрывшимися толстым слоем пыли мечтами и надеждами, нелепой кучей сваленными в дальнем углу. Никто так и не решается к ним прикоснуться, ведь они слишком хрупкие и чересчур громко разбиваются, а слышать этот звук ни у кого больше нет сил. Когда-то яркие, они порядком подгнили по краям.        Аня никогда не пытается сравнивать этих двоих, да ей это и не нужно. Аня знает только, что Клаус резче и улыбается циничней, а ещё у него бледная, практически белая кожа и едва ли не единственные родинки на спине, которые, если их мысленно соединить, собираются в созвездие Рыси. Коля чуть мягче и иногда может даже сходить в магазин за продуктами, а на пояснице у него есть замечательная впадинка-ямочка, которую особо хорошо видно, когда он спину дугой выгибает.        Ярцева учит парней играть в карты, конечно же, на раздевание, и звонко хохочет, когда они, раздосадованные проигрышем, стягивают с себя одежду. Аня тасует колоду ловкими пальцами, нашёптывая что-то и поглаживая карты, и в глазах у неё, темнее кофейной гущи, сверкают предательские озорные искорки.        Аня только вздыхает тяжело, да головой качает, обрабатывая остро-пахнущим спиртом царапины на покрасневшей коже Ивушкина. Он шипит и с неудовольствием впивается пальцами в сидящего тут же Ягера с пластырем поперёк носа, который покорно терпит нечеловечески крепкую хватку и только улыбается успокаивающе, накрывая чужие сбитые костяшки своей ладонью Аня не спрашивает, чем парни занимались в её отсутствие, только дует на налившиеся кровью отметины, чтобы не так щипало, и легко обводит пальцами пару синяков рядом.        Порой ночами Аня начинает тонуть в своих кошмарах, задыхаясь и крича, и чутко спящий Клаус мгновенно просыпается и прижимает её к себе, шепчет что-то успокаивающее, укачивая на руках. Коля с другой стороны гладит Анины спутавшиеся волосы и тёплыми руками утирает с разгоряченного лба выступившие мелкие капельки пота. Аня рывками поднимает грудь вверх, пытаясь протолкнуть в лёгкие хоть немного кислорода, и чувствует, что майка у неё — насквозь мокрая, а щёки расчерчивают две солёные дорожки. Ивушкин аккуратно осушает слёзы губами и тихим-тихим, едва слышным шёпотом просит больше не плакать, и Аня слабо улыбается, прижимаясь сразу к двоим.        Ане иногда всё это кажется противоестественным, и она, приходя с утомительной работы, хочет вытряхнуть всю свою странную (не)любовь, выбросить куда подальше, чтобы ничего от неё не осталось, и бежать-бежать-бежать, не оглядываясь, до ближайшего вокзала. Но то ли жизнь Аню ничему не учит, то ли это просто она такая гордая, её уроки не воспринимает, и упорно возвращается в полумрак комнаты, где два парня смолят нескончаемые сигареты и вяло переругиваются, убивая бесконечное время до её прихода. По карим аниным глазам всё, естественно, становится понятно, и они приветливо кивают ей, делая вид, что ничего особенного не произошло и никто ни о чём не догадывается.        Но когда Коля, засыпая, утыкается ей в ключицу, а Клаус легко прикасается сухими губами к чувствительной коже за ухом, она как-то успокаивается, поворачиваясь под тяжёлым одеялом и находя равновесие между чересчур тёплым Ивушкиным и прохладной кожей Ягера.        Судьба ясно дала понять этим троим, что им стоит держаться вместе. Они больше не пытаются ей противиться и просто живут в этой квартирке с впитавшимся в обои запахом сигарет и оставшимися в прошлом мечтами.