conscience

12.06.2019, yg entertainment В студии сидел Рэсон, который, уткнувшись в телефон, что-то агрессивно читал. Он сидел неподвижно, в то время как глаза быстро бегали по новой статье.       Рядом с ним завывал человек понятную лишь ему лирику, изредка останавливая запись, чтобы посмеяться со своего голоса и размять спину. Не сказать, что это были чистые ноты, но и не отвратительно. Ханбин определённо вносил часть своей души в каждую из песен, в каждой есть история, через которую прошёл сам или через которую не хотел бы пройти. Шурша бумагой и время от времени ругаясь на карандаш, Ханбин уже заканчивал первый куплет новой песни. От чего настроение несомненно улучшилось, но главный труд ещё впереди — принять факт, что эту песню никогда не услышат те, для кого он её пишет, что бывает чаще всего. Так и накапливаются сотни треков, которые только и можно что слушать в одиночестве, попивая шоколадный коктейль, ведь не алкоголь же употреблять. — Как тебе? — после последовало молчание. Повернувшись к другу, Ханбин одарил его саркастичной улыбкой. — Эй, я спрашиваю как тебе припев, оторви рожу от телефона. Рэсон молча кивнул, на что получил пинок по свисающей с дивана ноге. — Ауч, — он просто подобрал под себя ноги и кинул подушку Ханбину в лицо. Она прилетела чётко в цель. — Так вот, значит, как молодое поколение теперь говорит старшим «спасибо», — Ханбин устало запрокинул голову назад и закрыл глаза, в то время как подушка вернулась к её отправителю. Сейчас уже раннее утро, и он, конечно же, не спал эту ночь. Зачем, когда есть стук в 4 утра со словами «сделай из этого шедевр». — Кидают флешку с битами на стол, а потом ещё и сидят, не обращая на тебя никакого внимания. Рэсон, глубоко вздохнув, яростно бросил телефон ему на колени, от чего Ханбин резко открыл глаза. Он не успел описать, насколько Рэсон прекрасный человек, и что делала его мать вчера ночью. — Какого чёрта? —  резко уйдя на другой конец комнаты от Ханбина, Рэсон закрыл лицо руками, пытаясь стоять, что не очень получалось, — какое нахуй лсд? — сквозь крепко сомкнутые пальцы его было почти не слышно.       Ноги были не в состоянии держать, а мозг думать, сердце отказывалось биться. Сползая по стенке на пол, он продолжал смотреть куда-то в темноту холодных рук, в надежде отыскать что-то в памяти о Сохи и знакомстве с ней, но глаза ничего не видели: ни положительного исхода ситуации, ни выхода из неё.       Ханбин молча держал телефон. Ком в горле не мог двинуться, он сдавливал его и не давал дышать. Воспоминания перемешались, и Ханбин не хотел, чтобы они были правдой. Он положил телефон на диван, стараясь сдерживать эмоции, но вскоре сквозь тишину был слышен сильный удар кулаком по столу. Ханбин опёрся локтями о деревянную столешницу и обхватил голову руками. Старая переписка всплывала в голове. Его руки, как и он сам, дрожали от непонимания того, что происходит. Вот каково, когда вся жизнь буквально падает в кромешную бездну? — Я… — это всё, что мог сказать Ханбин после молчания.       Всю жизнь его преследовали осуждения и разговоры за спиной. Почему, что бы Ханбин не делал, ненависти и упрёков всегда было больше? Его отец, который сначала помог, а позже растоптал мнение о своём сыне, как о честном человеке. Его поступки, которые заставляло делать агентство — ложь и игра. Не было ни единой проведённой ночи, не думая, что ты ничтожество. Как в этом насквозь прогнившем мире можно почувствовать свободу? «конченый наркоман» «вся их компания кишит ублюдками, как он»       «так и думала, что он не лучше своего отца»       Всплывая в памяти снова и снова, общественное мнение с большей силой резало сердце, а вскоре оно могло порезать и руки. Лицемерие этого мира было на последней стадии тошнотворного рефлекса. — Я ухожу из компании. После чего звук закрывающейся двери был слышен во всём здании.

***

— Как подпишешь эти бумаги, можешь связаться со своим адвокатом и… — эти люди не переставали говорить, их голоса отталкивались от стен и пролетали мимо ушей. — Мы опубликуем от твоего лица официальное заявление о твоём уходе, — заместители директора сидели вокруг Ханбина и испепеляюще смотрели на него. «вот что значит круг ада»       Ян ХёнСока не было в офисе, но они уже успели написать лестную речь, для таких же, как и все они, лицемерных ублюдков. Это полностью не соответствовало тому, что думал Ханбин. Он надеялся, что этой наглой лжи никто не поверит и его простят, ведь сам себя он не сможет. Заместители, не задав лишних вопросов, так быстро, так легко готовы разорвать своё причастие к этой абсурдной ситуации. Им всё равно на извинения, факты обратного, они думают лишь о своих кошельках и доходе компании, зачем им заботы о чужой судьбе?       Кинув бумаги на конец стола, их глаза загорелись в ожидании заветной подписи. Некоторые в мыслях уже планировали концерты и туры iKON в составе шести человек, другие представляли горы денег, построенные за счёт написанных песен Ханбина. А у парня, который был окружён злобными гиенами сейчас, были мысли о семье. Младшая сестра, мать. Как сказать им, что он разрушил свою жизнь? Одногруппники, которые через пару секунд уже будут просто знакомыми, если они ещё не отвернутся от него. Злость и апатия смешались в одно состояние. Не было понятно, кого Ханбин хотел застрелить больше: Хан Сохи или же себя? — Я не употреблял наркотики, — Ханбин понимал, что потопит парней, если останется, но нельзя быть уверенным, что после его ухода они сами не захотят утопиться. — Прошу ещё раз меня простить.       В кабинете слышались редкие «мы понимаем» и поддельные всхлипывания. Ханбин бы громко засмеялся из-за этого жалкого цирка лицемерных и жадных волков, что готовы накинуться и сожрать в любой момент. Однако нельзя обижать актёров детского сада.       Ручка медленно оставляла следы, а её чернила мерзко разъедали глаза, оставляя большие надежды на светлое будущее группы. Всего пару букв отделяют от потери всего, к чему Ханбин так стремился. Этот мир неописуем. — До свидания, — Ханбин медленно встал, направился к выходу и закрыл за собой дверь.  — Уёбки.