Most beautiful thing

— Ну давай, покажи их. С каждым днём Вельзевул становится сложнее возвращаться на рабочее место. Мысль о скопившихся внизу приказах, жалобах и косноязычных донесениях нагоняет тоску, поэтому слова Гавриила доходят до неё не сразу. — Их?! — Крылья, конечно! Ты же любишь развлекаться с моими, а я твои видел только раз. Немного нечестно, тебе не кажется? — Ты ждешь честности от демона? — Нет, от тебя. Она хмуро оглядывается, одновременно нащупывая разбросанные по ковру вещи. — Зачем, во имя Сатаны, тебе понадобились мои крылья? — Просто они — одна из самых красивых вещей, которые я когда-либо видел, — с подкупающей легкостью признается Гавриил, и застёгивающие блузку пальцы замирают. — Ты это всерьез сейчас?! — Пожалуйста, доверься мне. Вельзевул заново снимает одежду — медленно, будто не решившись до конца; такое обыденное действие отчего-то кажется пронзительней, стократ интимней, чем всё, что происходило между ними до сих пор. Её единственная пара крыльев разворачивается с прохладным сухим шелестом, позволяя Гавриилу восхищенно очерчивать ветвящиеся по всей длине прожилки, гладить блестящую поверхность от основания до самых трепещущих кончиков снова и снова — пока она борется с желанием наплевать на Ад, Рай и любые планы, остановить время и наслаждаться его ласками хотя бы несколько вечностей. Внезапно волшебство прикосновений обрывается. Напоследок он целует ложбинку между крыльями, потом шею и выступающий под жесткими чёрными прядками позвонок, констатируя: — Вот теперь нам действительно пора спешить. Жаль, нельзя задержаться дольше, но дела не ждут! Когда дверь спальни за ним захлопывается, Вельзевул наконец-то разжимает пропоровшие блузку когти и вспоминает, что можно сделать вдох. Ей тоже невыразимо жаль.