Слепой купидон

      Маринетт смотрела в окно, о чем-то задумавшись, когда колокольчик на входной двери оповестил о новом посетителе. Но, кажется, мысли настолько далеко унесли ее от пекарни, что гость остался без должного внимания. Только когда тот подошел и поздоровался сам, девушка спустилась на землю.       — Привет, Мари.       — Ох, Лука, — Маринетт тут же расплылась в искренней белоснежной улыбке, обернувшись на пронзительный мелодичный голос мужчины. — Ты вернулся в Париж?       — Да. Все контракты заключены, теперь поставки будут не только по Франции, но и в Германию, в Италию, Англию и даже часть будет поступать в Японию. — Интонация парня была настолько ровной, будто он говорил не о своей мечте, воплощающейся в реальности, а о хобби, занимающем всего час-два в день. — А ты совсем замечталась, я посмотрю. Работать-то кто будет? — Лука с чуток нахальной улыбкой навалился на прилавок всем весом, встречаясь с легким румянцем подруги.       — С тех пор, как ты уехал многое изменилось. Эдриан стал чаще ездить на показы и светские собрания. Вот и сейчас он уехал, а я сама не своя: из рук вон все валится. Последняя помощница Мэй ушла в отпуск, и все осталось на моих плечах.       — А если тебе на время ее отпуска найти новую помощницу? Какую-нибудь школьницу, которой нужна подработка.       Только ему самому было известно, как тяжело так долго прикидываться обычным другом, испытывая самые теплые чувства к девушке, которая отказала тебе ради кого-то. Но иногда Лука позволял себе небольшие вольности, пряча их под дружеским контекстом. Как, например, сейчас бережно прикоснулся к ладони Маринетт, которыми она, обыденно, нервно терзала ажурную салфетку. С виду он хотел ее успокоить и поддержать ее, но изнутри… Вот уже пятнадцать лет, хоть и с долгими перерывами, он видит ее только в компании Эдриана. Конечно, когда они стали мужем и женой, это было ожидаемо. Но он всегда мог успокоить себя: счастлива она, значит, счастлив и он.       — Наверное, ты прав. Иначе я совсем разгромлю пекарню… — Ее милая улыбка касалась самых тонких струн его сердца. Казалось, что оно сейчас разорвется на кусочки, если Лука не дотронется до ее розовых от легкого макияжа губ. Но он держался, совсем не подавая виду, что происходит у него в голове и душе.       — Может быть, этим займусь я, пока ты собираешь заказы?       — Ты, правда, можешь?       — Да, конечно. Можем распечатать пару объявлений, а я развешаю их возле школ поблизости. Давно не гулял по Парижу без спешки!       — Спасибо, Лука! — Девушка выскочила из-за прилавка с распростертыми руками. Она так давно не чувствовала его объятий и сейчас готова была взлететь на седьмое небо от радости видеть ее друга здесь, дома. Он прижал ее к себе так крепко, насколько мог, чтобы не сломать ее хрупкое тельце, ведь всегда видел, что она нежна и хрупка, словно бабочка в ладонях. Одно неверное движение, и прекрасные крылья останутся сломаны навсегда.       Оторвавшись друг от друга, они придумали небольшое объявление, чтобы школьникам захотелось как можно скорее приступить к работе, и отправились в некогда дом Дюпен-Ченов, чтобы собрать необходимые вещи. С тех пор, как родители Маринетт переехали в Китай и открыли там новую пекарню, квартира на верхнем этаже опустела, оставляя в своих стенах только воспоминания.       Немного погодя, друзья уже были в доме Агрестов. Шикарный особняк в три этажа встретил гостей гулким эхом пустоты. В процессе их путешествия, Лука спрашивал у подруги о новостях из Парижа, ее друзьях, пекарне и замужней жизни. Однако вместо радостных рассказов о счастливой чете Агрестов, девушка лишь отвела взгляд, наполненный неопределенностью и тайнами.       — Что с тобой, Мари? — Касаясь плеча девушки, спросил он.       — А? Не… Ничего, — быстро выпалила Маринетт, вытирая капельку, собравшуюся в уголке глаза.       — Он причиняет тебе боль?       — Нет, что ты. Он безумно нежен и добр со мной. Но…. Первое время все действительно было великолепно. Цветы, подарки, поцелуи, прогулки под луной на берегу Сены, романтика… Мы даже завели хомячка, как и мечтали. Но в последние годы, его словно подменили: он стал чаще уезжать на показы, меньше времени уделять мне, перестал брать меня с собой на мероприятия. А приходя с работы, забываясь, сразу ложится спать. Я стала чувствовать себя ненужной. Словно его огонек в сердце погас, — Лука слушал ее рассказ с болью и злобой в душе. Как он мог так поступить с этой замечательно, доброй искренней и ласковой девушкой. Она всем сердцем любила его, а он пренебрежительно отнесся к ее чувствам. Ядовитое чувство подступало к горлу с каждым словом, сказанным Маринетт. Еще немного и желчь выплеснется наружу. Но вместо ругательств и оскорблений Лука выпалил то, что давно собирался высказать Агресту.       — Он недостоин тебя. Я не дал бы тебе чувствовать себя ненужной. Ведь ты… Ты — особенная девушка. Ты — самый нежный и хрупкий цветок. Тебя нужно оберегать, ухаживать за тобой, дарить только любовь и заботу. Если бы я был с тобой, ты не знала бы, что такое печаль. Твоя жизнь была бы наполнена только смехом и счастьем, — Лука смотрел прямо в сияющие васильковые глаза, видя в них отражение миллиардов звезд и планет, — он видел в ней весь мир. Свой мир. Одна рука влилась в темные волосы, притягивая лицо девушки все ближе, а вторая касалась тонкой осиной талии. С каждой секундой их разделяли все меньшее расстояние. Еще немного и ее дыхание будет касаться прямо его губ, но Маринетт не дала этому случиться.       — Лука, постой, — она уперлась ладонями в его сильную грудь, стараясь немного отдалить его от себя, и не отводя глаз, продолжила — Мы уже не дети и… Я замужняя женщина. Нам нельзя даже думать об этом. Понимаешь?       — Я понимаю… — Выдохнул он, отпуская девушку из своих рук. Его взгляд опустел и упал прямо на белоснежный ковер под ногами, словно к нему привязали непосильный груз.       — Тебе пора… — Маринетт обхватила себя руками, стараясь сдержать в себе что-то, и пыталась изо всех сил не смотреть в глаза Луки.       Но никто из них даже не пошевелился в сторону выхода. Словно они оба ждали чего-то, но не друг от друга, а от самих себя. Под таким гнетом своих мыслей в полной тишине пара стояла несколько минут, пока парень не заговорил первым:       — Я люблю тебя. И всегда любил, — его небесно-синие глаза смотрели прямо на молчаливую фигуру, но не встретили ответа.       Девушка изо всех сил держалась и не поворачивалась к нему даже взглядом. Иначе это означало бы предательство с ее стороны. Предательство Эдриана и всех прожитых лет вместе. Она не могла так поступить. Но ее сердце жестоко пропустило важный удар. Оно взывало прямо сейчас отбросить все сомнения и поддаться искушению, поддаться тому чувству, что она всегда гасила внутри себя. Ведь она всегда знала, что любит Луку Куффена. Она любит его, но не могла предать свою одержимость Агрестом. Как же не вовремя она осознала, на ком была зациклена на самом деле.       Лука смотрел на нее и понимал, что не услышит ответа. И тогда, собрав все свои чувства в кулак, развернулся и ушел. Боль пожирала его изнутри, отравляя каждую клеточку организма, очерняя каждый уголок души. Сердце сжималось, а органы скручивались в твердый узел. Казалось, еще немного и оглушительный крик вырвется из его легких…. Но он молчал, сглатывая гнев и разочарование.

***

      День подходил к концу. Солнце прощалось с Парижем, освещая его сумеречным светом последнего лучика. На улице зажигались фонари, словно маленькие феи поджигали один за другим фитильки внутри стеклянных коробочек. Эйфелева Башня уже расцвела яркими огнями, освещая зеленую поляну перед собой. Влюбленные парочки сновали по оживленным улицам, воркуя обо всем на свете. Где-то вдалеке слышится приятная гармоничная музыка, заставляющая прохожих покачивать головой ей в такт.       А в поместье Агрестов царила иная атмосфера. Тягость несказанных фраз плотной завесой окутывала пространство вокруг несчастной девушки.

***

      Наступила ночь. Час, когда рождаются миллионы мыслей в голове, от которых невозможно заснуть. А Маринетт и вовсе не собиралась спать. В уголках ее глаз скапливались соленые капельки, с каждой секундой которых становилось все больше. В конце концов, они стекали по щекам, промачивая белоснежную простыню. Тело девушки легко колыхалось в такт вибрирующему устройству под ее кружевным бельем, а с губ срывались томные вздохи. В отсутствие Эдриана, а иногда даже при нем, ей приходилось пользоваться «игрушкой», которую, кстати, он же и подарил: «Пока меня нет рядом с тобой, я хочу, чтобы ты могла расслабляться сама». Возбуждение опоясывало Маринетт с каждой минутой все сильнее. Звуки становились все громче, сбиваясь в какие-то непонятные слова. Вибрации были все напористее, благодаря маленькому пульту, что спрятался в ладони. И вот, наконец, он — пик наслаждения, сопровождающийся горькими слезами, был достигнут. Слова тоже перестали быть невнятными и обрели свои очертания. «Лука!» — воскликнула Маринетт, выгибая спину в бесполезном искусственном оргазме. Кажется, что этот крик был слышен даже во дворе перед домом, но ей было все равно. Недолгая пауза… Дыхание переведено. Пора ложиться спать. Однако стоило тяжелой от мыслей голове коснуться влажной от слез подушки, на прикроватной тумбочке заиграл телефон.       — Алло? — вытирая лицо, ответила Маринетт.       — Привет, миледи. Я тебя разбудил? — На том конце был Эдриан.       — Нет, что ты. Я только собиралась ложиться…       — А почему голос такой расстроенный? Тебя кто-то обидел?       — Почему же? Я просто устала в пекарне сегодня. Мэй ушла в отпуск, и я осталась совсем одна.       — Может тебе найти кого-нибудь в помощники? — Кажется, мужчина не заподозрил фальши, тем лучше.       Пока девушка говорила с мужем по телефону, в открытое окно на первом этаже проникла мужская фигура. Маринетт всегда открывает его на ночь, чтобы утром там было свежо и не оставалось лишних запахов, а затем наполняла его новыми приятными ароматами блинчиков, вафель или тостов. Ранее никто и никогда не проникал в открытую щель, потому что дом был на сигнализации. И если посторонний попадал на территорию после ее включения, он не смог бы пройти и метра, чтобы не взвыла сирена. А эта темная фигура спокойно, не скрываясь, прошла вверх по лестнице прямо к спальне. В силу того, что сидела спиной к двери, Маринетт даже не подозревала, что кто-то пристально наблюдает за ней.        Услышав отрывки разговора, человек понял, с кем и о чем говорит хозяйка дома, и, не дожидаясь окончания разговора, бесшумно распахнул приоткрытую дверь, шагнув на свет. Это оказался Лука. После их разговора он так и не осмелился уйти, оставшись на крыльце возле дома, утопая в своих мыслях. Весь остаток дня он пытался решиться вернуться, но возможность быть отвергнутым еще раз его пугала и ужасно злила. Только когда он услышал свое имя вперемешку с наслаждением и болью, он без раздумий влез в словно для него оставленное приоткрытое окно. И теперь, видя полуобнаженную девушку, говорящую по телефону, он не мог сдерживать в себе весь этот накал, решительно сделав шаг навстречу.       — Хорошо, до скорого…. И я тебя люблю. — Успела выговорить Маринетт и повесила трубку.       — Обманывать нехорошо. — Отозвался Лука.       Резко обернувшись, девушка испуганно посмотрела на незваного гостя. Стремительно краснея, она руками пыталась спрятать наготу под одеялом, но парень не давал ей такой возможности, наступив на мягкий уголок, свисающий до пола.       — Что ты здесь делаешь? И как ты сюда зашел? — Паника переполняла Маринетт, отчего ее голос почти срывался на визг.       — Я не смог уйти. И потом… Ты слишком громко думаешь обо мне, — Лука сел на кровать к девушке, отодвигая одеяло подальше. От такого вида девушки его тело пылало не только изнутри. Температура тела начала стремительно подниматься, делая его горячим.       — Ты подслушивал? — Руками Мари закрывала грудь, а ноги перекрестила насколько это возможно. Ее лицо стало пунцовым, а глаза, как и кожа на щеках, блестели от слез стыда. А может это был не он?       — Ты стонала слишком громко… — Парень, аккуратно касаясь ее губ кончиками пальцев, не отводил от них глаз. Он страстно желал их и больше не мог себя остановить. Незаметно он снял с ног кроссовки, оставаясь в носках, и подвинулся всем телом к его «слабости». Руки повторили каждое движение, что делал днем: переплелись пальцы с волосами, обнимали ее тело, но теперь ему не мешала ее «брендовая» одежда. Ее бархатная кожа под его ласками пахла цветущими розами, из-за чего хотелось быть еще более осторожным и нежным. Медленно он уложил девушку на подушку и перевел взгляд ей прямо в глаза. Хотелось утонуть в этих бескрайних синих океанах, без надежд на спасение. Нависая над девушкой, он успокаивал ее томным шепотом, — Не бойся. Никто никогда не причинит тебе боль, пока я буду рядом, — от его мягкого и успокаивающего голоса дрожь отступала, и Маринетт постепенно расслаблялась под пристальным взглядом, а руки, хоть и медленно, но сами обвивались вокруг его шеи.       — Я тоже тебя... — только и успела выговорить девушка, перед тем, как раствориться на его губах.       Лука прижал возлюбленную к себе всем телом, по-змеиному быстрыми движениями пройдясь по ее губам своим языком. Он хотел приручить их к себе, дать привыкнуть к своему натиску. И вот, наконец, он скользнул внутрь. Он ласкал ее тело, поглаживая руками плечи, опускаясь к груди, не оставляя без внимания ни один сантиметр ее кожи. Из ее сомкнутого рта слышались стоны наслаждения. Истинного наслаждения, в котором она так нуждалась. Однако тут Лука прервал их поцелуй, оставляя ниточку слюны между ними. Взглянул в глаза своей «подруги» и увидел только просьбу продолжения.       Переплетя свои пальцы с Маринетт, он опустился чуть ниже, решив уделить внимание возбужденным бусинкам на ее вздымающейся груди. До него доносились сладкие мычания, направляющие его в нужном направлении.       — Снимай! — Выпалила девушка сквозь тяжелое дыхание. И Лука тут же понял, что она имеет в виду. Скользя вдоль ее рук, в считанные секунды, парень скинул с себя привычный черно-синий пуловер и расстегнул тугой ремень на джинсах.       Маринетт протянула к его теперь уже обнаженной груди свои руки, поглаживая рельеф напряженных мышц. Такой горячий и такой живой… Она предвкушала приближающееся удовольствие, что сама не заметила, как простыня под ней стала намокать все сильнее. Это заметил и мужчина. Довольно ухмыляясь, он опустился чуть ниже и зубами стянул кружевное белье, а игрушку, прятавшуюся под ним, отправил одним броском на пол, тут же раздвигая худые ножки в стороны.       — Ты такая мокрая… — Страстно облизывался Куффен, — Ты так сильно хочешь этого… — Нет, он не спрашивал, а знал наверняка. Оттого стал нежно целовать ее внутреннее бедро, все выше и выше, пока не оказался прямо перед самой чувствительной точкой. Вытянул язык, касаясь ее самым кончиком, и услышал самый сладкий протяжный стон, ласкающий слух.       — Ах! — Возбуждение от тонкого голоска стало окутывать все мужское тело.       Он старался подарить девушке то наслаждение, которого она заслуживала. Показать то желание, которое он скрывал много лет. Именно то, отчего она стонала еще громче, безостановочно извиваясь на хлопковых простынях. Это так нравилось Куффену, что он проникал языком как мог глубже. А Маринетт выгибалась в разные стороны сильнее с каждой секундой. В один момент, когда эйфория была уже на грани, а брюнетка зажала его голову ногами, движения прекратились.       — Подожди, моя маленькая, — произнес Лука, обнажая свое тело уже полностью. Нависнув над девушкой, он дразнил ее еще сильнее. Но на самом деле, предвкушал, как сейчас произойдет то, о чем он мечтал еще со школьных времен. И вот, наконец, он внутри. Боже, как же горячо…. Услышав новый стон своей некогда подруги, он оглядел ее с новыми чувствами. Как же она прекрасна. Словно распустившийся ранним утром бутон самого прекрасного цветка на Земле. Первый толчок. Затем еще один, и еще…. Звуки хлопков начали заполнять комнату, смешиваясь со вздохами обоих людей, с каждой секундой становясь все настойчивее и напористее. Капельки пота выступали и терялись где-то на белоснежных простынях. Они обнажали свои тела и души друг другу…       — Я кончаю…. Сильнее!       — Скажи это мне! — На таком же пределе выпалил парень, прижимая тело девушки сильнее, — Скажи!       — Но… Я… — Слова сбивались, не могли соединиться в единое предложение, но в одночасье… — Я люблю тебя, Лука! — С этими словами внутри каждого из них одновременно разбушевалось чувство громогласной эйфории.

***

Злобный Купидон сыграл с Маринетт злую шутку. Когда это произошло? Возможно, сегодня, когда Лука перешагнул порог пекарни? Или в тот момент, когда она спустилась в его каюту пятнадцать лет назад? Не важно. Важно то, что ее жизнь разделилась на «до» и «после». Эта ночь была длинной нежной и яркой. Но самое главное — они провели ее вдвоем. Растворяясь друг в друге, дыша друг другом. Что будет дальше, не знал никто из них. Но сможет ли она смотреть в глаза Эдриану после всего, что произошло в их общей спальне? Или Лука — это просто ошибка? Как много вопросов. И донельзя мало ответов. Но сегодня каждый из вас ответит на них сам.