***
Становились вороны красными от битвы людей, и воины стремились вперед за вождем, сминая тела павших. Кровь кипела в моих венах, а меч не звенел, но пел. Не будет принадлежать эта земля треликому лжецу, покуда я жив, а жить я буду вечно. Я ослеплял и разил, а жернов битвы подхватывал моих врагов и перемалывал их тела, наполняя реки кровью. Меч выпал из руки, затерявшись в грязи. Чужой гнев окатил меня как щенка, едва не утопив в собственном страхе. Конь всхрапнул и сбросил меня на землю. Каждая кость согнулась, готовая надломиться. Я изрыгал из себя остатки вина и воды, призывал блаженство забвения, но оно все не наступало. Свет был моим щитом, и страх заставил меня подняться на ноги. Из живых на поле остался только я и тот, другой. Кем бы он ни был, он умрет. Я слышал звон струн чужой души и шел на него, разгораясь все ярче. Звон складывался в песнь боли и тоски. Я невольно заслушался, но тут же заставил себя подобрать меч одного из мертвецов. Крылья воронов хрустели под ногами, как упавшие листья, когда я шёл по полю. Сегодня не человек его засеял, но смерть. Увидев его, я проверил пальцем остроту меча. Железо засияло, словно жидкое пламя. Скрюченный изломанный кусок мяса, едва ли похожий на человека с копьем, торчавшим из груди, медленно ковылял вперёд. Я коснулся мыслями его сердца и обратил его в пепел, я коснулся рукой его плоти, и та рассыпалась в прах. Мальчишка, которого это существо чуть не убило, посмотрел на меня. Один удар сердца, и я понял свою ошибку. Это он вдохнул жизнь в чудовище ценою жизни остальных. Он встал, убрав с лица волосы, и вытер нос, испачкав его еще больше. Мальчишка был одет как воин, но меча было не видать. Нужно было убить его, пока не поздно, пока он сам не убил меня. Странное дело — глядя на него, я не испытывал страха, лишь раздражение и злость. Вот он опять полез вытирать свой нос, заставив меня разозлиться еще больше. — Иди-ка сюда. — сказал я. Губы мальчишки задрожали, словно он почувствовал свою судьбу. Нехотя он приблизился ко мне, невольно греясь в моем присутствии, даже поднял голову, чем я не преминул воспользоваться и вытер ненавистное пятно на носу. — Папа… я думал, он вернется, я делал так с птицами, а это… это случайно. И какой дурак его учил, да и был ли вообще такой дурак? Это магия мертвых, страшно подумать, что будет, когда он вырастет. А эта такая человеческая привязанность к людям? Хуже проклятия чем любовь для мага нет. Талиесин столь силен потому что у него нет никого. Он и поделился-то магией, чтобы та своей силой не убила его. Я посмотрел на мальчишку. Кажется, он начал понимать, что натворил. Надо сказать ему, что это еще капля в море, что его магия отравила всю землю на долгие годы, припугнуть как следует, чтобы забыл о ней, и, если боги его помилуют, кончина его будет быстрой. Самая природа будет изгонять его из своего чрева, куда бы он ни пошел. — Ну-ну, с магией всегда так. Смерть — это не конец, разве не рассказывали тебе об этом? Но если будешь сильным, то больше она не отнимет у тебя никого. Я взлохматил чернявые кудри, и он подался вперед, уткнувшись мне в живот своим носом. Неуклюжий озябший медвежонок, запомни раз и навсегда, пока я рядом, ни одна тень не обидит тебя.***
Обветшавший остов мельницы, возвышался над вересковым полем словно гнилой зуб. В прохладной тени думалось особенно хорошо. Я лениво курил трубку, заставляя дым сворачиваться в тугие узлы и извиваться словно змеям. — Да пребудет с тобой благословение Дану. Талиесин опустился рядом и протянул кожаный мешочек. — Изыди, ты его не увидишь. — лениво отмахнулся я, но почуяв, приятный запах, тут же спросил. — А это что за дрянь? — Ох, солнце мое, сие есть высушенная под зеленым солнцем трава, найденная мной в одном из снов мертвой королевы. Не хочешь попробовать? Я ненавидел сны и все, что с ними связано, но трава пахла столь чудно, что я лениво кивнул. Белые волосы Талиесина струйками стекали по камню, на котором он сидел, а от самого мага пахло талой водой и сыростью. И все-таки он первым украл магию солнца, и об этом не следовало забывать. — Что мой солнечный внук? Коль не даешь увидеться, то расскажи о нем. Я пожал плечами, продолжив набивать трубку. — Ленивый, учиться не хочет, слезы над каждым насекомым льет, как такого учить, непонятно. — Весь в тебя. — улыбнулся Талиесин. — Еще чего. — Во всяком случае, ты всегда можешь его превратить во что-нибудь съедобное. Я раскурил трубку и дохнул на него. Талиесин закашлялся и тут же извлек свою. — Один королек заказал мне пророчество, да я все никак раскумекать не могу, что там еще такого можно насочинять, чего ещё не сочиняли. Дай, думаю, трубочку раскурю со своим сыном, авось, разум прочистится. — Кури, кто ж тебе запретит. Помогать ему я бы не стал ни за какие богатства Британии. Пусть сам себе сказочки сочиняет для дураков. Однако, ученик в скором времени должен был прийти, а Талиесин не должен даже имени его знать. Если мне нет покоя во снах, так пусть хоть мальчонку не трогает. — Ладно, чего у тебя там. Я хохотал так, что даже из ушей моих валил дым. Талиесин смахнул слезы и едва не просыпал остатки травы. — И пусть на землю упадут белые мухи, и два дракона сразятся за владычество людей... — И ирландцы мне нужно больше ирландцев. — поддакнул я. — Будут тебе ирландцы, но пусть все мирно кончится. От дурных концовок я теряю аппетит. Значит, ирландцы придут на помощь. — И будут разрубать головы до мозга. — Во имя Дану, Мерлин, что за жуть? — А что такого? Скажем, что во имя бога, они всегда так говорят. — Что ни сделаешь ради сына. — И про ирландцев не забудь! — топнул я ногой и вновь захохотал. Если бы кто-то сказал мне, сколь весело изрекать пророчества, то я бы занимался этим всю жизнь. И вдруг взгляд мой зацепился за меч, прислоненный к стене. — Талиесин? — Что, солнце? — А давай мой меч в камень засунем и скажем, что тот кто вытащит его, станет королем? — Тебе делать нечего? — Да. — Мне тоже, бери меч, пошли. И вот мы сидели, довольные проделанной работой, и докуривали свою чудо-траву. Я лениво усмехался, думая о том, сколько дураков положат жизни на то, чтобы вынуть эту железяку из камня, но сделать это не удастся никому, ведь это по силам только чистому сердцем, а таких нынче нет. Это была хорошая шутка, что наверняка войдет в историю. Ученик подошел неслышно, а я едва не поперхнулся дымом, увидев, что он несет в своих руках. — Господин, вы потеряли свой меч, но не бойтесь, я его нашел. Завидев его, Талиесин расхохотался так, что стек с камня и тут же подошел поближе к ученику, чтобы внимательно его рассмотреть. — Как зовут тебя, солнце? — наконец спросил он. — Артур. — был ему ответ.