Мгла

Ноги шаркали по грязной поверхности дороги. Их Босые ступни сотни раз до этого стирались в кровь от рокритовой пыли и ржавчины, пока ярость не пресекла слабость изнурённого тела Кигра, вольного изгоя общины. Путь сквозь здания, улицы и развалины освещала тусклая сфера, маленькая, как бусинка, и столь тусклая, будто звезда, живущая свои последние десятилетия. Её хватало для ориентации и распознания контуров. Большего не требовалось. Далёкий потолок, невидимый в непроглядности бессветия, издал стонущий гул изгиба удерживающей конструкции. Это надавило на мозг одиночки, причиняя резкую боль, заставившую схватиться за обмотанную голову и истошно замычать. Это вонзилось в него гораздо большим, чем доступно его семье. Гул нёс боль. Она пронизывала так же, как вибрации от этого звука. Страдания миллионов просачивались в каждую щербинку его чувствительной души вместе с гласом улья. Уколы сочувствия и невозможности помочь исказили лицо в болезненную гримасу, но он рыком и жжением горла отогнал помеху и потащился дальше с большей уверенностью в смысле выбранной погони. Его семья есть большая община. Дети, старики, взрослые, женщины, мужчины, мутанты, животные - все, кто живёт в тесных блоках и между ними, под мглой потолка исполинского города, это скованные одной долей мученики, что должны держаться друг за друга и безвозмездно помогать в трудностях. Некоторые суеверные взрослые нравоучали тем, что есть только улей, а за ним только улей и ничего более, по этому наивные вопросы о космосе и свободе пресекались прутьями. Глупо, но иногда верилось. Как ни как это с целью обезопасить от скверны души и дать истинные цели для жизни: Бог, труд и семья. Высшая цель, высшая добродетель и высшая потребность. Просто и возвеличено. Особенно трепетали чувства от представления того, на сколько огромна эта семья во вселенской пустоте и насколько могуч Бог, защищающий в своих объятиях её целиком. А Бог есть творец этого мира, чьим молотом была справедливость, а сырьём - материя. Холодной и безжизненной она не представляла значимости, и только вдохнув пламя долга, чести, веры и единства появилась жизнь, награждающая за старания. Голодные и заблудшие вышли из укрытий, учуяв запах крови на бинтах. Они тоже родственники, но давшие слабину духа и тела под бременем смертности. Сколь тепло он бы к ним не относился, грязь лишила возможность очищения средствами, доступными ему здесь, на грязной пустующей улице, среди редких спящих автотранспортёров под гнётом возвышающихся от и к мгле жилых блоков. Безвыходное решение сжимало совесть и, в той же мере, успокаивало лишением мучений. Тройка заблудших разошлась, зажимая в полукруг. Их неуклюжая, усталая развалка вызвала жалость у Кигра, смешав с болью невозможности помочь: еда, снадобья и контроль спорили друг с другом о том, кто из них более мифичен. Так же не терпя громкие звуки, первый, на вид старый, но некогда могучий, рванулся вперёд молча, занося арматуру; Кигр дернулся, со всей возможной исхудавшему телу силой ткнув кулаком в глотку. Удивившись преимуществу своей реакции и скорости, он выдрал арматуру из рук первого и махнул, попав по черепу с характерным тупым звуком. Отступив, начал подбирать варианты действий, где не пришлось бы прибегать к ярости. Хотелось убить их чисто, честно оборвав жизни своими собственными руками. Не всеохватывающими линиями своего проклятия, которые он безуспешно попытался приглушить вниманием Бога, в безумном припадке вырезав слова на теле и бинтах, не ведая перевода. Но один из оборванцев жалостно прокричал "Отце!", подбежал к упавшему и сел пред ним на колени, начав покачивать руками, в тщетных попытках... да, видимо разбудить. Кигр обронил оружие, звонко ударившееся о землю: злоба глаз коленопреклонного человека резанула по нитям чувств, безмолвно обвиняя резким обращением взгляда. - Я... я не хотел... - прохрипел изгой, ошеломлённо пятясь назад. - Я-я могу помочь! - выдохнул надежду наружу, протягивая руку раскрытых пальцев в кратком шаге решительности. - УДиРАйСя!!!! - полное ярости кривое слово и изгиб конечностей одёрнули обмотанного, будто молитва об изгнании нечистого. Кигр попытался издать хоть какое-нибудь слово, но ком в горле сдержал его. В отчаянии он рвалнулся вперёд, позабыв про боль в терзаемых весом сухожилиях ног. Душу разрывало мучительнее телесной бренности. - Давайте сюда! - позвал нас Перец, забравшись на горку из обломков. - Вот! - сказал он тише от нашего приближения, но всё ещё восклицал, и указал вперёд. Оказавшись на завалине, я увидел эту сказочную заброшку. Она была сказочно огромна. Не хватило глаз, чтобы увидеть самый высокий её шпиль. Стоп, точнее столб. Это были не привычные шпили писцов, а грубые башни Машин. Определённо, туда Бог ссылал неугодных и там создавал Машины, своих детей. Таких же, как и мы, просто металлических, ведь "Материя едина." А врата! Туда могли войти Машины Войны даже не пригибаясь! С разбега! Но зачем? Разве их здесь когда-то рождали? Но мы не смогли бы войти. Адамантиевые ворота мешали, а это точно был адамантий. Уж я то знаю. Жрецы всегда были готовы к войне! По этому мы и пошли по пути Перчика. Он как-то смог найти лазейку и ей оказалась дыра в трубе под заброшкой. Заброшкой, сказочно огромной и внутри! Просто дух перехватило от громадной высоты потолка! Конечно, мы всегда жили под ещё более высоким потолком, но его не было видно из-за мглы. А этот был готов упасть здесь и сейчас, раздавив нас с смачным "плюх-плюх", будто помидорок под сапогом. - Я же говорил. Местечко то что надо. - Но ведь это далеко от дома... Нас будут искать, а потом бить... - Ха, ты всё ещё боишься прутьев?! Мы притащим с собой много хороших железок, по этому просто поорут. Не дрейфь, новобранец! Бери лазган и в бой! Гюнтер всегда умело начинал игру в Гвардейцев. Мы уже давно знали, кто кем являлся, по этому быстро рассредоточились и последовали за Перцем, разведчиком нашей команды. Гюнтер, как комиссар, шёл вторым, всегда готовым яростно разорвать врагов своим мечом. На разведчика ложилась и ещё одна обязанность - придумывать врагов, и в этот раз ими были глючные сервиторы и страшные мутанты. В реальности это и вправду были отключённые сервы и чьи-то останки, что только улучшало игру! - Везде трупы и дырки в стенах от стрельбы. Кажется кто-то поработал тут на славу, а? - подметил реальность я так, чтобы она идеально слилась с игрой. Даже стало страшно от такого погружения, но я взялся за невозмутимость Молота Императора, решив, что буду распутывать этот вопрос со всеми, будто и вправду являлся Гвардейцем и ни за что не заною, если что-то ужасное произойдёт в реальности. - Эт верно. Но ответы точно глубже, - с широкой улыбкой Катачанца сказал Библ, изображая мрачную жажду боя. - Цыц, - тихо и коротко отругал нас Перец, после указав на вход в блок управления подъёмником и сделал жест "притаившейся опасности", добавив "мелкокалиберная мелочь". Второе мы придумали сами. Он повернул голову к нам, дав увидеть серьёзное лицо настоящего, на мой взгляд, Гвардейца. Он работает с отцом, по этому физиономия и руки в шрамах, а левый глаз с красными пятнами, так ещё и успевает лицо обмазать грязью, маскирующей в тени. Когда входил в роль, казался немного жутким. Он тыкнул воздух дважды, указав на меня и Библа, а после в блок. Мы коротко кивнули, вскинули лазпалки и понимающе пошли проверить. Остальные рассредоточились, обыскивая остальной "комплекс", а это обозначение первой придумала медик Юна, когда, войдя, оценила ужасающе большой уровень грязи. Библ сразу прислонился к ближайшей стороне входа и глянул мне в глаза. Издёвка. Как самый смелый, он был и самым злорадным, а эти двое в нём постоянно дрались. В этот раз победило злорадство и он решил проверить мою смелость, ибо я вздрогнул от раздавшегося изнутри шороха. Лазпалка была хорошо сваренной арматуриной, которой и вправду можно было прикончить, просто воткнув заточенный ствол в пузо или нанеся размашистый удар прикладом. Держа её у плеча, я нырнул внутрь, готовясь перехватить так, чтобы использовать как короткое копьё или дубину, ибо, зараза такая, не стреляет. Тусклый свет налобной сферы помогал различать контуры, но на всякие мелочи его не хватало. Я тыкнул в него трижды и яркость увеличилась, дав разглядеть пульт управления со всякими рычагами, полки с инструментами и стулья. Сразу видно, работники тут перекуривали да чаёшничали. А потом что-то шевельнулось под панелью рычагов. Немного страха подплыло к горлу, но я сделал пару шагов вперёд, пытаясь разглядеть источник разыгравшейся фантазии. Они пришли. Их присутствие почти осязаемо. Бросили якорь на орбите нашей родины, безмолвно встали чёрным пятном на чёрном фоне. Сгусток втянутой пустоты, более пустой, чем бесконечное пространство; источник тишины, что громыхал громче любых орудий. Они делали это всегда, но так растянуто в веках, что каждый их приход был воплощением мифов в жизнь. Кигр верил в их существование всегда. Эта вера стала знанием после пробуждения. Он точно знает, что только они, ведомые волей Бога, имеют право распоряжаться его судьбой - не Арбитрат, не Идущие, не вечно шепчущие голоса, не он сам. Будь то милость Императора, вечные муки, печать порченности или пища для Солнца - он внемлет любому слову Чёрного Корабля, сбросившего ловчих на твердь, чья воля разительно контрастировала с серым однообразием семьи. Горела огнём, давила стойкостью, резала жаждой убийства - несколько ярких душ маленькими искрами просачивались сквозь толщи улья, привлекая проклятого мотылька с оборванными крыльями. На периферии взора было что-то ещё. Люди, столкновение с которыми избежать не позволило время и ослабевающие силы, ибо среди них были проклятые. И Кигр знал их. Некогда стремясь найти наставников на пути контроля, он нашёл лишь опьянённых глупцов, зовущихся Идущими. Община в общине, объединённая идеей достижения могущества, которое они желали получить в дар у шепчущих лжецов, нагло облизывающих уши таких же, как он. Тогда же ему укрепили догадки фактами, ибо не ведал обмотанный о существовании подобных себе - родственников со взором, яростью или дланью. Но они были слабее и недальновиднее. Легко велись на обман, самонадеянно пользуясь этой силой, воспринимая просачивание порчи в их тела за показатель опыта. Во встреченной группе, шлявшейся по автостанции, из девяти Идущих было двое проклятых. Но для них это благословение. Сильный удерживал свои мысли болью, что приносили ввинченные в кости шурупы, иглы в мышцах и ранее надрезанные сухожилия. Высок, брит, раздражённо бдителен и дышал через оскаленный от боли и злости рот. Слабый был защищён безумием, надрывая мышцы в судорогах и бесконечно плавая от к крайности к крайности эмоционального состояния: визг, плач, стихи, пустоглазая апатия, мазохизм. Тощ, сгорблен, остатки длинных волос и старых одежд испачканы в отходах и грязи. Именно немощный засёк названного чужака. Он дёрнул голову в сторону его местонахождения и начал шёпотом выпихивать из своей глотки многоголосые проклятия, указывая пальцем. Старший пару раз что-то гавкнул и группа рассредоточилась, образовав искривлённый круг, и начала медленную молитву на неизвестном Кигру языке, медленно выпевая каждое слово звучной низкой нотой. - Жалкое зрелище... - сказал выходящий к ним в открытую обмотанный бинтами человек в багровых нагромождённых тряпках, стараясь говорить достаточно громко и разборчиво, при этом не хрипя, что неизбежно получалось, когда он излишне повышал голос. Слабый заржал и начал несуразно прыгать вокруг каждого члена группы, выкрикивая "Инхара!Инхара!Инхара!" Сильный напряг мышцы на грани их срыва и... - Он принялся черпать силы? - мимолётная мысль, расширившая глаза - Постой! Я не желаю вам зла! Ты ведь способен на контроль, так!? - приподняв руки, хотел неожиданно для самого себя избежать крови. - Он постиг контроль? Хотя бы малую часть? Тот с рыком рубанул воздух рукой, и Кигр ощутил над собой длань. Внезапный страх воззвал к силе и создал защиту. Грохот столкновения двух проклятий раздался звуком выстрела орудия невообразимых размеров, ударной волной снеся всю пыль с окружения группы и одиночки. Люди в круге упали, из их ушей пошла кровь. Сильный упал на колено и грозно выдохнул, а безумец с чириканьем бросился к изгою, ни сколько не пострадав. Побежал с пугающей скоростью, слишком эффективной для такого, как он. Кигр напрягся в устойчивой стойке, не зная, как действовать: уповать на удачу проклятия или на металлический кол в руке. - Когда он в ней оказался? Тварь набросилась, сбив с ног и начала метить своим ртом гнилых зубов в шею, туго обхватив плечи. Поваленный вцепился в шею, силясь отвести вонючую пасть, другой рукой проткнув грудь. Ощутилось касание металла о рёбра, а после мягкость легкого. Урод захрипел, немного ослабнув, но после резко только усилил напор, выдыхая кровь из пасти. Он увидел лжецов и воспринял их за покровителей жизни, решив уподобится. Этот взор неуправляемо цепанул сознание врага дланью, схватил его память и выкинул... наружу. Пространство в радиусе нескольких метров вокруг них обоих исказилось; материя прилипла к материи и изменила цвет в тщетной попытке уподобится памяти. Частицы пыли и дыма замерли в воздухе, прицепившись друг к другу и полу незримой межмолекулярной связью, достаточно сильной, чтобы удерживать, но недостаточной, чтобы с тихим треском не сломаться от движений валявшихся в центре купола людей. Невозможное но существующее. Глаза Слабого на секунду опустели и после ему вернулась ясность взора и мысли. Он постарался закричать от нахлынувшей боли в протрезвевшее сознание, но вызвал только хрип и слабость, положившую его на бок. Кигр быстро встал, думая о Сильном, уже концентрирующимся на новой атаке. Кровь текла из мест ввинченных шурупов, зубы ломались от давления челюсти - эта ненависть выходила за рамки порченного сознания, медленно скручивая остальных Идущих, корчащихся лежащими: болезненно, но не смертоносно, ибо смерть он целил в незваного убийцу. Изгою срочно нужен был страх или гнев, чтобы чем-то ответить. Но пришла только глупая надежда. - Ты, сейчас, в такой момент, умудряешься думать о мире? Об этом жалком взаимопонимании? Блеснув в груди комковатым ощущением, она призвала проклятие, а оно отменило атаку израненного-вольными-язвами. Просто вычеркнуло из этого поганого места, будто никогда не существующее, захлопнув концентрацию и контроль. Сильный поник. Пал на колени, не способный более выдавливать из своей сущности злобу. Кигр уже стоял над ним, повиснув бело-багровым пятном, если в этой тьме вообще были различимы оттенки. - Зачем?.. - хрипло выдавил стоящий - Зачем вы напали? - поднеся своё лицо ближе, надавил он - К чему это? - начал истошно молить обмотанный, вцепившись в воротник сидящего и пуская невыносимо раздражающие его самого слёзы - Это всё, что вы хотите, да? Чтобы я отнимал жизни раз за разом в тщетных попытках помочь?! Сильный рыкнул и отбил держащие его руки. Собрав крупицы сил, он медленно, с паузами, почти скрипя, поднялся на ноги. - Кертан, Инхара! - взвопил он в лицо, брызнув грязной кровью. - Ч-что? - опешил Кигр, удивлённый его приятным грубым голосом и возможностью говорить разборчиво - Я... я не учил вашего наречия. - Заткнись, Анафема! - Чудище прыгнуло! Прямо из тьмы! Набросилось, да, ДА, ударился на землю, а потом, а потом рука! Она начала грызть прямо кости,а пальцы, они здохли, и я начал кричать, и там и там больно, прямо в руке, все сухожилия, и горлу больно! Я ведь перестал кричать, да? Очень боль и страх, и всё загорелось, тело с кровью! Чьё? Моё и её! Мы горели! Рычала, дёргало прямо за сухожилия и кости, мышцы здохли! Что? А потом ОГоНь! ДА! Везде! Я не видел, глаза тоже горели прямо взором, и всё начало разговаривать! Нет, но да, и они тоже, но и ОНИ тоже! Они начали кричать, выть, орать, спеятся, плакать, крича, убивая, улыбки, три батареи Базелизков, лязг стали, смерть и смеху, везде колесницы! Всё ещё ДА! Везде! ВЕЗДЕ! - Ты! Ты способен только разрушать и причинять боль, жалкий выродок семьи! - Прямо отовсюду! Вон там и Да там так же, но по другом, но там, там! Почему они хотят меня убить, я же, нет! Из ВЕЗДЕ! На краю, с краюшку, вон там и потом тут, сюда же! С ТОЙ стороны, стена же! Вы не видите? - Припёрся к нам тогда, как великий мученик! Мы приютили тебя, хотели научить контролю, но ты, ТЫ нас разорвал! УНИЧТОЖИЛ! - Как? Нет, не я! Это огонь! Везде и тоже отовсюду! Он выжигал железо и даже боль! Она сожглась, да! Просто пропала, и рука целая! Всё сгорело! Что? Но... нет... почему же, я ведь вид... - И теперь, сейчас, даже после этого, ТЫ продолжаешь ко всем лезть! Сувать свою дырку от носа всюду, куда дотянут тебя делвара! Полностью всё понимая, не убиваясь от боли, голосов или безумия, ты просто своей волей всё УНИЧТОЖИЛ! Вагонетка с ритмичным стуком потихоньку ползла параллельно улице, освещая мягким светом дорогу, а колёса изредка полязгивали. Кигр сидел у пульта и смотрел в бесконечность мглы, думая, попытаться использовать ли взор, чтобы увидеть потолок, или оставить тайну неразгаданной, но изначально знал, какое решение примет. Достигнув станции, было легко найти эту исправную машину и, наконец-то, дать ногам отдохнуть, заполняя пустой желудок пастой, откопанной там же. Какая-то безвкусная зерновая каша с редкими кусочками мяса. В принципе удобоваримыми были и крысы, но чёртово проклятие чаще их испепеляло или сплющивало, а ловить самостоятельно сил и времени не хватало. Вагонетка питалась Живительной Силой и не грохотала двигателем, потихоньку неся лёгкий органический груз. Изгой извинился за столь расточительное использование её сил пред поездкой, но, показалось, ощутил отголосок принятия в ответ. А дома за окнами всё так же просто стояли, покрываясь слоями пыли. Доподлинно неизвестно, что привело этот уровень в запустение, но остатки жителей всё так же продолжали производство, ибо и линии поставки ресурсов и линии принятия готовых продуктов всё ещё функционировали, а семья не стала испытывать судьбу бездельем, которое, по заверению оставшегося здесь машинного жреца, "повлечёт за собой автоматическое прекращение поставок пищи". Пока шла работа, шли и необходимые для неё ресурсы. Слова израненного-вольными-язвами отражались эхом в голове, но не смогли заставить обмотанного сменить маску апатии. "АНАФЕМА!" - Что это значило? Я ведь ранее никогда не слышал этого, но слово полыхает смыслом, а ощущение, будто понимаю его, не уходило и не подходило ближе. Было, зиждилось в разуме, ждало. "ТЫ!" - Нет! Не столь крайне, но нет... Да... Разрушать... Это подходит, крайне точно, почти абсолютно, если взирать в фундамент, не вывод. Как со ступнями - я ведь просто вырезал из реальности их слабости. Защита, износ, боль больше им не нужны, как проклятый Кигр семье. Да, ты проклят видеть стену. Проклят скрести по ней ногтями, умоляя соседей СВАЛИТЬ ПРОЧ ИЗ ГОЛОВЫ. "ЖАЛКИЙ ВЫРОДОК СЕМЬИ!" - Все мы жалки, брат. А мы с тобой со всеми схожими едины в уродстве. Иначе бы большая часть не ломала свою оболочку, не впускали бы внутрь жадных лжецов, не были вестниками искажения. "ТЫ нас разорвал!" - Защищая вас от самих себя и от семьи. Ты же знаешь, да? Знаешь. Жертва. Группа ничто. Смерть убирает. Я решил убрать. Не сжигал. Очистить себя могли только вы сами. Просто убрал. Но не тебя. "УНИЧТОЖИЛ!" Его скрутило. Он сжался в комок грязи, умещаясь на троне своего безмолвного громкого друга железа. Память вылезла наружу, с безумной улыбкой и пустыми глазницами поочерёдно показывая старые фотографии, подробно рассказывая их истории, хохоча с них как с анекдотов. Вот лежит Библ, перед его тела обуглен, рот открыт. Тогда он пытался кричать. Вышел только последний выдох. Почти ничего не почувствовал - нервная система быстро перегрузилась, чтобы дать мозгу всю полноту ощущений. Вот висит Перец. Он ведь побежал на помощь. Его немного поломало и кинуло, от чего он растянулся и намотался на раму подъёмного крана. Голова почему-то не переставала качаться, а красная жидкость всё текла и текла. Кажется, время сломалось, да? А там, согнувшись, хватал воздух Гюнтер, правда он свистя выходил через щель в шее. Тут тоже была красная жидкость, но не из шеи - из рубца на голове. Он немного обмяк, почти как тряпка, и сложился на полу под затухающее биение своего сердца. Мекер кричал объятый пламенем. Он загорелся от поломанного огнемёта, который выдумал для игры, постоянно шутя о смерти от лучшего друга. Маленький костёр долго не угасал, подобная прометеевому огню. Юна не падала дольше остальных. Просто заплакала на коленях и почему-то не переставала. Кигр тогда пытался её успокоить, но она просто не обращала ни на что внимания. Когда вернулись взрослые, Юна уже уснула. Кажется, кончилась вода, чтобы продолжать скорбеть. "ТЫТРУС!" - ТЫ НЕ ГОВОРИЛ ЭТОГО!!! - впервые в жизни закричал изгой по настоящему, не жалким хрипом с последующим кашлем. Рубка управления сдавилась, будто пластилин, потыканый пальцами. Внутренности медленно, со скрипом лезвий о металл, покрылись порезами и царапинами, не имевшими какой-либо системы. На царапинах вмятины, но не смогли смять. Выкрутившись, вмятины свернули царапины в спирали, чтобы оказаться под. Обмотанный выпрямился и шёпотом извинился пред машиной, не желая расстраивать проявлением безразличия. Сквозь боль сна глаз он просочился в реальность. Гудящую, тихую, неизменно безразличную черноту, бесконечно сжимающую. - Жаль. Всё ещё жив. Здесь, в верной нам мгле. Трясущейся рукой нажал на сферу дважды, соблюдая Такт Пробуждения. Свет поднялся и ушёл, отзываясь Такту. Три нажатия Такта Виденья пробудили механизм полностью, дав слипшимся глазам видеть приборную панель. Рычаги, руны, переключатели, измерители состояния скромной вагонетки. Да, скромной. Она не требовала возвышенного почтения. Позволила прошлым людям обустроить комфорт: брелки, четки, коврики, раскладное место для сна, чаёшник. Взамен ей отплатили заботой, сохраняя целостность за... почти век, судя по родовой табличке слева. Вздох. Дёрганный, тяжёлый, через напирающую сломленность, ведомую целью обратить путь. Протерев глаза, он посмотрел вперёд, за лопнувшее стекло, в темноту, сожравшую свет ламп. Они медленно пали в объятиях. А он медленно ощущал подход к назначенной остановке, виднеющейся в пробитом взором канале. Дальше этого машина не пойдёт. Город не позволит. Кигр усыпил друга, с сожалением расставания закончив молитву. Представление того, что оболочка Духа может остаться на века не ведая лечения, вызвала страх, что он как можно быстрее отогнал, отворачиваясь к ловчим Чёрного Корабля. Они близко. Ближе, чем виднелось сомнениям. Достаточно близко, чтобы они пошли навстречу. Шмат мог часами чесать языком, постоянно разбрасывая колкости и подстрекая к конфликту. Как этого подонка вообще к нам приняли? Боевые навыки лучше у любого солдата, а какое-либо сотрудничество с ему подобными омерзительно. Урод должен быть убит, пусть его уродство и незримо в плоти, но оно явно сочится из его уст. - Да вы блять издеваетесь, ага? - продолжал исторгать желчь этот ублюдок - Ну вот каким надо быть идиотом, чтобы поверить этому недоумку, а, Фестерхолд? - Ты не доверяешь Избраннику Императора. - остановившись, сказал старший, надавив взглядом через плечо. - Силы его избраны, а как был жалкий человек, так и остался. Не пудри мне мозги, узколобый. Его задача свои бредни отсылать, а не нюхачом подрабатывать. - Ведьма здесь, и мы не оставим наш долг воронам, - зашагал далее наш лидер. - Как раз таки это и надо сделать, дурень! Этот мир мёртв и тут нечему выплачивать долги. Ой, подожди, есть - черви блять! У которых мы идём забирать последние крохи дохлого хлеба! - как же раздражает его привычка яростно жестикулировать, водя из стороны в сторону своим примитивным оружием, что по глупости предпочитает больше, чем технологичное. - Угомонись, - попыталась вмешаться я, полностью осознавая бесполезность этого - Привлечёшь неприятности. - О да, милая, привлечу и разнесу в клочья, ибо делать тут и так нечего! Нихилус остановился, своебразно зашипев от боли в висках. То, как болезненно он опирался своими худыми руками на старый деревянный посох и прикладывал кисть к лицу под растянутое хриплое дыхание... мне всё ещё неуютно от него. Прошло пол года с нашей с ним встречи, а его здоровье угасает чудовищными темпами. Закончит жизнь в ближайшие пару Терранских циклов. - Он... там, - сухо прохрипел Астропат. - Ооооо, мистер-передвижной-телеграф вновь подал голосочек. Правда не слышно нихуя! Пищщщит только шото, ага? - Я его вижу, - неожиданно подала голос мисс Головоломка, устремив взгляд вдаль дороги. Излишне плавный и иногда пугающе бесстрастный. Кто? Голос или взгляд? Оба. В её случае оба. - О, у кого-то галюны... - нагло улыбаясь повернулся подонок, но быстро потерял уверенность от лицезрения источника "галюнов" - Эй, постой, не гони лошадей, это может быть не он... - замялся он, ибо только к ней имел некую степень уважения, известную только ему. - Но это он, - сказала она, не сводя взгляда с темноты, что легко пробивалась её аугментированным глазом, неотличимым от натурального. - Заткнись! Заткнись! Заткнись! Нет! Зачем? Жалкий кусок арматуры! Подчинись и иди! Но неееет, надо боль, да?! Истязать глупостью. На краю, да невоздержан снаружи. Проклятие молчит. Замкнулось, оставив крохи взора крошками на столе. Издевается, принуждая тащить эту тряпку обмякших мышц, более неспособных выполнять цель своего существования. А цель проста в своём понимании. И прост остаток. Остаток. Последняя прямая переставления в представлении безглазой мглы. Там, идут, и навстречу им. Пять ловчих, пять судей, одна точка в безвременье растянувшемся вдоль бесцветия. Бесцветия невозможности цвета, разрушаемое армагеддоном аккордов края из проклятия, золота, чернил, видящей слепоты, пылающей жизни и кричащего ничего. Вижу. Рядом. Здесь. Немощный ободранец. Отказавшая нога. Нездоровая бледность. Грязные бинты под багровыми тряпками. Это мы узрели под резкий свет прожектора. Он одёрнул мутанта, но не смог заставить закрыть лицо руками, хотя до него и было не меньше пятидесяти метров. Выползая из теней эта грязь всегда страшилась света. Этот лишь немного прищурился. - Д-да, - неожиданно отозвался тот, борясь с слышимой в сухом голосе неуверенностью - Спасибо. "Спасибо"? Он либо упивается болью, либо обладает пока неизученной иронией локальной культуры. Мара встала спереди, светя прожектором, но после слов нашей цели значительно ослабила мощность. Как будто решила уменьшить его боль. Хотя лучше не пытаться гадать, зачем она делает что-либо, и тем более не спрашивать. Адамс подался вперёд, громыхнув доспехами, и издал первый звук своей фразы, но тут же был прерван ползучей выскочкой. - Т-так долго! Виноват, слишком слаб. Пробираясь, часто уходил. Необходимо было идти, но я отвлекался. Слабость. Моя вина, не шёл вперёд. Они были слабы, но я всё равно уходил, цепляясь за ложные мысли. Эта почти бессвязная груда мыслей обрывками пыталась нам что-то объяснить, при этом не касаясь сути? Ужасно. Его разум изъеден хуже, чем у Шмата. Ещё один глупец, смешанный с головоломкой, и при этом... поломан. Я уж точно не вытерплю и минуты. А он просто стоял, пошатывался и подёргивал головой в такт тону слов, что произносил своим... Ртом, сияющим в улыбке? - Но-но теперь я здесь. - Да, я здесь. Прибыл. Сюда! Прошёл. - Отсутствие контроля, оно ведь смертно, так? - Обязано быть смертно. Как всё: пустота, смерть. - М-мешает, да! Сбивает. Искривляет. Громоздко. Бесконтрольно. Невозможно из раза в раз раскалываться от ускользания из-за бессилия, что от слабости, что от отсутствия. жалокничтоженслабуродслабакжалокублюдоквыродокздохниумриизыйди - Вы ведь заполните это отсутствие? - переставил ногу, приблизившись к ловчим - Поможете, так? - переставил металлический стержень, подпирающий его от разваливания тела - Ведь никак иначе, вы пришедшие нацеленно, связанные вместе и долгом, знающие запретное и недостойное младших умов. Кигр медленно тащился, перебирая бесчувственно уставшей плотью и неведомо древним металлом, разводя по воздуху волны смысла из ожиданий о властителях, ткущих судьбы верного в понимании покаяния. Но они не вторили ему, беззвучно наблюдая из мглы, что была рождена белым светом искусственного глаза. Осуждали. Ненавидели. Ждали. - Недостойное... для неготовых. Воспоминания охоты возникли в поникшей голове. Каждая добыча имела своё место, ибо каждая несла своё для остальных. Проклятия заменяли собой предначертанные судьбы покоя, а он отсекал неготовых нести замену, уберегая не отнятое. - Но готов ли я? - громче и настойчивее спросил жаждущий. И пал. Колени коснулись подножной плиты, стержень звоном металла указал разорение. Воспоминание влилось в сейчас и вновь стало явью. Оно сутью страха от возможной вероятности вцепилось в грудь, перехватывая дыхание угрозой бесполезности. "Ты - не готов." - её имя. Закрытое на забытое время в дальнейшем переулке нижайшего блока в блоке, куда не проникают стоны города, капли конденсата влаги и самые заблудшие умы. - СКАЖИТЕ! - воскликнул он, содрогаясь - ОТВЕТЬТЕ МНЕ! - содрогнул реальность он, восклицая - ТО, ЧТО Я ДУМАЮ ЕСТЬ НЕПРАВДА!? - продолжил, не взирая взглядом на скривления сплетённых лучей белого света. - Мне... стыдно, Инквизитор. Ибо я убоялась. Мироздание, адамантовые колонны естества, от куда всё берёт бесконечное начало без отсчёта, покосилось, размазалось вокруг центра, а центр тот - мутант. Это глубже материи, но и она стала будто краской в банке, размешиваемой первой попавшейся палкой. Пыль, свет, время, дорога, здания, пространство, воздух и всё остальное, недоступное познанию моей смертной оболочки, ушло со своей изначальной природы, наслаиваясь друг на друга, что аж... можно видеть несколько объектов в одной точке. Месиво материи и пространства ползло, болезненно подёргиваясь в мышечных спазмах. Погань проклятой сферой шла вовне, беря силы из расщелины междумирья в теле незатронутого ею псайкера, оставшимся концентрацией правильности, из-за чего резко контрастировал на фоне разворачивающегося ада для ориентации в реальности, что уходил корнями к отторжению нереального фундаментальным страхом. И она не знала, разделяют ли его с ней братья по Инсигнии, ибо взгляд неотрывно следовал за искажением заболевшего мирка в мире, запрещая обернуться. Доспехи издали лязг металла с сопровождением жужжания рукотворных мышечных связок. Фестерхолд твёрдо вытянул левую руку. Литые пластины армапласта, покрытые искусным узором из серебра, латуни и золота, должны были мягко, почти незаметно блеснуть от белого света прожектора, но вся грязь воздуха... очернила осквернением лик мессии благого очищения... заползая в щели бессмысленной в бесполезности гравировки. Угольный Рыцарь. Давняя мысль. Она всплыла, когда Шмат подметил пропажу увеличения шанса их обнаружения каким-нибудь весельем. Тогда он взглянул на свои руки и ладони их остались нетронуты: выгравированные обещания Богу-Императору на них всё так же отчётливо читались, как и в первый день выхода из под рук мастера. Но оружие, сжатое в кисти, воззвало к вниманию, чтобы вытянуть из мгновения мысли и вернуть сюда, в грязную улицу, лишённую своего света, что некогда сочился из радикально практичных многоэтажных домов и придорожных ламп. Только луч чужого для неё озарял невидимые щупальца высвобождённого ада, ждущего решения. Палец надавил на спуск. - Что? Это не так. Этого не должно быть. Всё есть простая ложь. Хватит. Вы всегда лжёте. Вы слабы и только на это способны. Из всех времён и безвременья только этим вы полны, слиты в разодранной целости. "Ты - не готов." - Но не слаб. Он поднял веки. Открытым глазам предстал изуродованный проклятием. Он корчился, извивался, перегибался, изламывался, стонал, растекался, наслаивался, не находя сил сопротивляться поруганию. - Прости, - лёгким шепотом сорвалось от плоти, что сжалась стыдом. И Закон внял полотном, приняв вторжение с терпимостью бесконечности вечных. За Ним стояли пришедшие, выделенные гранями за их телами, просачивая каждого насквозь. Люди. Каждый. Вне зависимости от порчи, благословений, проклятий и крика. Были здесь, ведомые нависшей тенью уважения к незримому взгляду, такие простые, неожиданно обычные оболочки со страхом мыслить и смертные плотью и кровью, насыщенные бессмертием. Рыцарь из металла полузабытых рассказов на ночь по́днял дитя несения грубого умерщвления, закованное в сталь, предвещающее порождённое рёвом шипение и отсекание процесса созерцания. Твёрдое сердечко настоящей жизни забилось чаще от предвкушения последних мгновений пред исполнением своего единственного в многообразии понятий предназначения. Железо двинулось от силы, создавая решение. Боёк коснулся капсюля. - Я... не готов? Раздался гром.