***
Будучи занятым вечерней молитвой, его прерывает стук в тяжелые приходские двери. Воншик бросает взгляд на золотые часы, которые висели на стене, — слишком поздно для посещения церкви, но все равно спешит на звук. Его пальцы ловко отпирают двери, и он видит одетого в плащ человека с него ростом. Он не похож на одного из жителей деревни, потому Воншик не знает никого, кто мог бы быть таким же высоким, как он. — Могу я войти? — быстро спрашивает незнакомец. Когда священник не отвечает, тот делает попытку протиснуться вперед. — Пожалуйста, — он напрягает голос, почти скуля, — на улице сильный дождь. Разве? Из-за темноты Воншик может сказать, идет дождь или нет. Как по сигналу, неожиданно с неба начинает лить, некоторые капли попадают Воншику в глаза, из-за чего тот пытается моргнуть. Когда его взгляд проясняется, он, наконец, может видеть лицо незнакомца более ясно, теперь его мягко освещают тусклые церковные огни. Быть может, Воншик просто не умеет предвидеть опасность. — Входи, — выдыхает он, распахивая деревянную дверь, чтобы впустить незнакомца. Когда лицо того все больше попадает под свет, мужчина начинает чувствовать, как душа покидает его тело. — Что тебя сюда привело? Не думаю, что видел тебя раньше, — заикается Воншик, его глаза все еще сосредоточены на движениях пухлых губ незнакомца во время ответа. — Я турист, — говорит другой, улыбаясь губами и вдыхая запах церкви. — Так поздно ночью? — Никогда не поздно навестить вас, верно, отец? — Воншик смотрит, как незнакомец стягивает с себя плащ, и сдерживает свое громкое дыхание. — Можно мне это где-нибудь повесить? — Просто… просто положи на одну из них, — пастор указывает на деревянные скамьи. Когда он двигается, мужчина теперь видит, что тот одет в белую свободную рубашку, а под ней — шорты до колен цвета хаки, и ему удается разглядеть всю кожу длинных ног. От дождя его волосы мокрые, и, судя по освещению, русые. — Прости, что спрашиваю, но зачем сюда приходить? — наконец спрашивает Воншик после того, как он закончил его рассматривать, — как мне известно, гостиница все еще открыта. — А? — он смотрит на Воншика, снова приоткрыв свои гребаные пухлые губы, и во всех святых местах тот чувствует, что ему нужна ванна со святой водой. — Но дождь довольно сильный. Думаю, я просто останусь здесь на ночь. — Если хочешь, я могу одолжить свой зонт. — Все в порядке, отец, — отмахивается незнакомец, уже проходя мимо него и оглядывая помещение, — я и в церковь-то давно не заходил. Быть может, Бог будет ко мне более... благосклонен, если буду чаще ее посещать. — Да, это нехорошо, — хмуро отвечает священник, наблюдая за каждым его движением, когда тот смотрит на святых и цветы, украшающие здание. Какой бы маленькой она ни была, но вся красота внутри, и именно поэтому Воншик влюбился в эту церковь: — Останешься подольше? Завтра у меня утренняя и вечерняя проповедь. Возможно, ты сможешь… наверстать свои молитвы. — Значит, Вы и есть пастор, — снова дерзкая улыбка, — совсем на него не похожи, если не считать креста, который носите. — Существует ли визуальное требование о том, как должен выглядеть священник? — Нет-нет. Простите меня, если я обидел Вас, отец. Я просто нахожу Вас слишком привлекательным, чтобы быть замужем за Богом. Воншик буквально открывает рот, чтобы что-то сказать между фразами удивления, когда другой зовет его снова. — Отец, кто этот святой? — слышится его голос, доносящийся из самого алтаря, и Воншик чуть не спотыкается, чтобы до него добраться. — Это… это святая Бернадетта, — отвечает Воншик, слегка задыхаясь, — покровительница болезней и нищеты. — Она прекрасна, — слышит он в ответ, и Воншик выдыхает "да", после чего тут же замолкает. Как он надеется, что незнакомец подумает, что он говорил о святой. — Простите, я уже представлялся? — О, нет-нет, господин. — Джехван. Ли Джехван, — как восхитительно он это произносит, и как сильно Воншик хочет спрятать лицо в ладонях, — без господина, пожалуйста. Думаю, я слишком молод для этого! — Я… священник этой церкви, — его руки не знают, куда деться, механически двигаясь, как у неисправного робота. — Ким Воншик, но отец Ким тоже сойдет. — Отец Ким… — медленно произносит другой, почти шепотом. Даже одна из свечей на алтаре гаснет, как будто кто-то только что на нее подул. Подобно человеческому инстинкту, Воншик начинает отступать, когда Джехван подходит к нему мелкими шагами. — Вы знаете, — начинает он, и глаза его сверкают, когда гаснет еще одна свеча. Осталась только одна и люстра, — Вы и правда слишком привлекательны, чтобы быть замужем за кем-то столь же спорным, как Бог. На этот раз все свечи люстры гаснут, даже без ветра внутри, который их каким-то образом потушит. Он отходит назад, пока его спина не упирается в подиум — подиум, где он читает свои проповеди. — А Вам не… скучно? Одиноко, наверное, — гаснет последняя свеча, и в этой холодной темноте Воншик ничего не видит. На его шее проступает пот, и он совершенно уверен, что это не из-за несуществующей жары. Мужчина тяжело дышит, глубоко вдыхает, чувствуя на себе руки Джехвана, плавно перемещающиеся вниз и вверх. — О, не против темноты? Воншик качает головой, но ему едва удается прохрипеть "нет". Кажется, Джехван все-таки сжаливается над ним, и вместо этого возле подиума загорается свеча. Света едва хватает, но этого достаточно,чтобы Воншик его увидел. Вопреки его беспокойству, что этот человек в темноте мог измениться или что-то еще, ничего не случилось. Просто… нечто новое в его глазах, что притягивало его… и эти пухлые, пухлые губы, на которые он смотрел слишком долго с тех пор, как тот пришел… — Как тебе мои глаза? — Джехван ухмыляется, при каждом движении его головы его волосы подбрасывает, став почти сухими, — мне сказали, что они довольно… привлекательные. Тем не менее, священник ничего не говорит, находясь на грани ворчания и тает, чувствуя, как рука другого скользит по его шее и касается затылка. — Твои длинные волосы делают тебя таким горячим, — комментирует он, ощупывая пальцами пряди, — священники с маллетом заставляют меня твердеть. — И как бы в доказательство своих слов прижимается к Воншику промежностью. — Твои очки тоже… они заставляют меня хотеть… согрешить. Когда Воншик не отвечает, Джехван следует за его глазами и видит, что он все это время смотрел на его губы. — Хочешь попробовать? — зная, что блеск в глазах священника — достаточный ответ, он даже не потрудился подождать, и просто рванул вперед, чтобы поймать его губы. "О, сладкие", — Воншик сдерживает стон, когда, наконец, касается его, жадно целуя в ответ, и чувствует, как все его желания разливаются по венам. — Посмотри на себя, отец, — смеется Джехван, нежно обхватив ладонью щеку Воншика, — ты ведешь себя так, словно тебя давно не кормили. Ты так голоден, да? Воншик молча тянет его за руку, и каким-то образом другой сразу понимает, о чем он просит. Их рты встречаются снова, языки горячо двигаются, когда Воншик добивает своей жадностью. Он покусывает губы Джехвана, слишком мягкие и настолько нежные, что когда отстраняется, видит, как они начинают кровоточить. — Дай мне… попробовать тебя еще, — не отрывая глаз от пастора, он быстро падает на колени, все еще в той огромной рубашке, которая действительно могла обмануть любого, что он не кто иной, как невинный турист. Его руки возятся под мантией Воншика, легко находя молнию, звук расстегивания которой эхом отдается в тишине церкви. — Сколько времени прошло с тех пор, как кто-то к тебе прикасался, отец? — спрашивает его Джехван с глазами полными восторга, рука скользит вверх и вниз, просто чтобы сделать его немного тверже, чем он уже есть. — Жаль, что никто не получит в свои руки такой восхитительный член, как этот. С таким же восторгом он берет его себе в рот, и Воншик чувствует, как головка члена упирается в заднюю часть горла другого, и даже тогда Джехван не показывает никаких признаков рвоты. Мужчина может ощущать, как нос незнакомца прижимается к его промежности, а его лицо полностью утопает во всей длине члена. — Черт… — Воншик осознает, как грехи на него давят, его руки беспомощно тянутся к светлым волосам Джехвана, чувствуя, как влажный язык прижимается к головке. Джехван... Он слишком талантлив для этого...Черт, слишком быстро. Его колени дрожат, когда другой отрывается. С уголка рта Джехвана стекает преякулят, и Воншик внимательно наблюдает, как розовый язык высовывается, чтобы слизать остатки обратно. — Ты… — священник начинает бормотать себе под нос, — ты чертов демон… — А? — Джехван дерзко ему улыбается, его глаза на мгновение вспыхивают желтым, прежде чем вернуться к нормальному состоянию, — ты понял это только сейчас? Напоследок он целует его член, после чего поднимается снова. На этот раз он не ожидал, что Воншик потянет его к себе и они поменяются местами, поэтому теперь оказывается у подиума. — Ты сводишь меня с ума, понимаешь? — бормочет ему на ухо священник, грубо вдавливая свой член в одетого в шорты Джехвана, — ты так сильно меня возбудил… Чувствую, как наполняюсь грехами. Джехван попытался ответить, но внезапно вскрикнул, когда тот начал целовать его шею и кусать ключицы. Его кожа словно горела, каждая отметина, которую он делал, прожигала все сильнее. — Тебе нравится? Заставлять меня сломаться прямо здесь, перед святым алтарем? — Отец, — произносит Джехван, заставляя Воншика оторвать взгляд от его груди, — я хочу твой член, отец. — Такой греховный рот, — ворчит мужчина, снова глубоко целуя Джехвана, его рука отвлеченно расстегивает шорты и тянет их вниз, пока все, что на том остается, — это огромная рубашка. Его член такой же твердый, дергающийся при каждом минимальном контакте с рукой Воншика. — Посмотри на него, — воркует он, беря его в руку и нежно поглаживая, — он так рад меня видеть. — Трахни меня, — требует Джехван, когда Воншик начинает дрочить, просто чтобы немного подразнить его. — Пожалуйста, отец, трахни меня. — Ты не заслуживаешь того, чтобы тебя трахали, — с тихим вздохом он прижимает два пальца ко рту Джехвана, чувствуя, как тот засасывает их точно так же, как это делал с его членом. — Ты согрешил и заслуживаешь наказания. — Он еще сильнее проталкивает пальцы, почти задыхаясь, но Джехван почти не издает ни звука и просто проводит по коже языком. — Твой рот действительно создан для того, чтобы сосать, — продолжает он, внимательно наблюдая, как Джехван берет в рот еще один палец. — демоны наверняка предназначены для подобных желаний, да? Получив удовлетворенность, он вынимает свои мокрые от слюны пальцы, а губы Джехвана снова приглашают его войти. Легко поддавшись соблазну, тот целует его снова, отвлекая от пальца, который только что коснулся его входа. — Успокойся, детка, — шепчет Воншик ему в губы, прежде чем вставить один, и его встречает тепло Джехвана. Палец скользит легко, как будто он не первое, что входило в него сегодня. — Разве ты не растянут, — комментирует он, медленно толкаясь, — перед походом сюда член уже побывал в твоей заднице? — Н-нет, — выдыхает Джехван, сдерживая дыхание и извиваясь в объятиях Воншика, — просто… просто трогал себя. — Будь проклят, если ты мне соврал, — продолжает пастор, без предупреждения добавляя еще один палец. — Твоя задница заслуживает только одного члена, и этот член мой. Понятно? Когда Джехван не издает ни звука, его охватывает сильный толчок, заставляющий громко стонать. — Да, отец! — Гребаная шлюха… ты даже не можешь сдерживаться в церкви, — Воншик раздвигает внутри пальцы, чувствуя стенку. — Черт, ты такой теплый, — стонет он, вновь касаясь губ демона, ускоряя темп и подбираясь ближе к простате. — Черт, черт! — вскрикивает тот, когда мужчина вставляет третий, не утруждая себя ждать, пока тот привыкнет, и просто начинает грубо толкаться пальцами. — Пожалуйста, отец, я хочу твой член... я хочу... — Такой ненасытный, — упрекает его другой, полностью вытягивая пальцы. Он поворачивает Джехвана лицом к себе, его задница обращена к нему, и он с удовлетворением наблюдает за тем, как колечко мышц сжимается. — Посмотри на это. Неужели не можешь жить без члена в себе? — Отец, пожалуйста. Трахни меня, умоляю… — остальные слова заглушаются, когда Воншик входит в него без смазки, не давая ему ни секунды даже на дыхание. — И все? Это все, чего ты хочешь? Член священника? — он прижимает Джехвана к деревянному подиуму, подиуму, где читает свои проповеди, где читает свои священные тексты. — Демон, принимающий член священника перед святым алтарем, на виду у всех святых? — Сильнее, отец, — ноет Джехван, отвечая на его толчки, когда из-за онемения тела слабо хватается за дерево. — Примешь то, что тебе дают, — говорит ему Воншик, натягивая его светлые волосы, едва видя выражение, которое явно упустил. Не говоря ни слова, он выходит из него, повернув к себе лицом, прежде чем схватить Джехвана за бедра и заставить оседлать его. — Надеюсь, это заставит тебя заткнуться, — он находится уже на пределе, пока Джехван не затягивает его в поцелуй, заставляя Воншика проглотить все его стоны, когда тот еще глубже насаживается на его член. Он чувствует, как пальцы Джехвана запутываются в его волосах, тянут длинные пряди вниз по затылку, прежде чем беспомощно ухватиться за спину. — Чувствую.… чувствую себя так хорошо… — священник слышит его бормотание, вишневые покусанные губы выплескивают все эти мелкие вздохи, которые плавают в ушах Воншика. — Вот как? Тебе нравится? Любишь мой член? — Д-да, отец! — на последнем слоге голос Джехвана повышается, когда другой меняет угол, ударяя его прямо в простату. Его руки ищут опору в спине другого, ногти впиваются в кожу, неумышленно оставляя царапины. Услышав шипение Воншика, ему каким-то образом удается ухмыльнуться. — Хочу трахать тебя всю ночь, детка, — хрипло говорит он, уже теряя ритм, будучи близок к разрядке, — твоя задница просто создана для меня. — Пожалуйста… — целуя Воншика, умоляет демон, пока его член все глубже и глубже в него входит. — Хочу кончить, отец, пожалуйста. — Ты этого заслуживаешь? Не думаю. — Нет, пожалуйста! Пожалуйста, пожалуйста… — тянет он, с увеличением темпа каждая мольба становится громче, жар в промежности становится слишком уж сильным. — Ты кончишь нетронутым, — стонет пастор, полностью находясь внутри Джехвана, и, просто двигая бедрами, его накрывает огромная волна возбуждения, пока он, наконец, не кончает. — Черт… ты чувствуешь это? В твоей заднице моя метка собственности. Джехван ощущает, как внутри него разливается тепло, и ему не требуется слишком много времени, чтобы кончить на их животы. Он пытается отдышаться, но у Воншика другие планы. Он ставит его у подиума, беззвучно раздвигает Джехвану ноги и зарывается лицом меж его бедер, жадно слизывая всю сперму, медленно стекающую наружу. — Ах, отец! — демон беспомощно начинает дергать его за волосы, извиваясь при каждом прикосновении к его чувствительному входу. Он слышит этот пошлый звук рта и подается навстречу его языку. Все, что ему нужно, это язык Воншика внутри, заставляющий Джехвана кончить еще раз, отчего он стонет, и его голос эхом отдается от стен церкви. Только тогда священник с улыбкой отстраняется, демон, наконец, зажигает все свечи. Они оба молчат, лишь Джехван тянет за мантию для очередного поцелуя и вылизывает всю сперму, которая осталась на языке Воншика. — Ты никогда мне ничего не оставляешь, — жалуется он. — В прошлый раз ты сказал, что заставишь меня все вылизать, но все равно большую часть проглотил. — Прости, Джехвани, — Воншик просто утыкается в щеку носом, наслаждаясь ощущением жара на его коже, — напомни мне в следующий раз. — В следующий раз тебе лучше вернуться в свои покои, от древесины у меня болит спина. — Чья это была идея трахаться на алтаре? — Ты худший священник в мире. — Кто бы говорил, демон. Джехван по-детски щиплет себя за обе щеки и тянет за кожу, пока не успокоится. — Ты же знаешь, что так не больно. — Я тебя ненавижу. Вернусь в подземный мир и найду себе нового парня. — Ты серьезно? Где еще в подземном мире ты найдешь демона, замаскированного под священника, которые трахает тебя на алтаре? — даже если Воншик говорит это так небрежно, Джехван чувствует тяжесть собственничества в своей руке, которая крепко его держит. — Кстати, ты так ужасно играешь, — добавляет он, наслаждаясь возмущенным выражением лица демона, — кто сообщает о дожде, прежде чем его сделать. — Пфф, только ты такой умный. — А плащ? Никто в здравом уме не поверит такому незнакомцу, особенно в маленькой деревушке, где все друг друга знают. — Ладно, я понял. — И ты слишком рано начал. Любой бы испугался твоего напора. Застонав, Джехван кладет голову на плечо Воншика, его парень просто говорит ему о том, как ужасно он ведет себя в роли человека. — Просто скажи, что был слишком возбужден и скорее хотел мой член. Ты поторопился. — Ты таааааак бесишь, — смеется он в ответ, пытаясь позлить его и устроить еще один раунд, вместо очередной лекции о том, как работает человеческий мозг. — Ли Джехван, это больше на меня не действует. Я точно знаю, чего ты хочешь. — А теперь? — на губах Джехвана начинает появляться улыбка, его рука вновь притягивает Воншика ближе для нового поцелуя. Расстояние между ними почти исчезает, но.... — Ты ведь голоден, да? Желудок Джехвана урчит, словно соглашаясь с ним. — … Возможно. Посмеиваясь, тот стаскивает его с подиума, делая кислое лицо от всей высохшей спермы, оставшейся на их животах. — Знаешь, сперва лучше принять душ.***
— Шикки? Находясь в тишине комнаты, Джехван снова решает открыть рот. Его парень хмыкает, только притягивая второго ближе, поскольку они разделяют столько тепла, сколько могу испускать демоны. — Как думаешь, люди поняли, что ты… Ты не обычный священник. Воншик приоткрывает один глаз, встречаясь с обеспокоенным лицом Джехвана, после чего весело выдыхает. — Конечно, я говорю им, что каждую неделю у меня есть дела. Предупреждаю, что уезжаю в Сеул, — бормочет он сонно, отчего его слова звучат слишком громко, — иногда я езжу туда для развлечения… но ты ведь знаешь, большую часть времени я провожу там, чтобы прокормить себя или не голодать в этой проклятой деревне. — Но тебе здесь нравится. — Мм, да. Не дает мне скучать. — Тогда почему бы тебе не забрать души отсюда? Это меньше тебя утомит. — Это маленькая деревня, здесь каждый в курсе, принимал ли ты душ в течение дня или нет, что тут говорить об исчезновении человека? — К тому же, — продолжает он, зевая, — мне приносят домашнюю еду. Это не наполняет меня так, как их, но лучше, чем ничего. Ты ведь уже пробовал пулькоги, да? — Было вкусно... — Понимаешь? Не так уж и плохо. — Хорошо, но как ты объяснишь на своей завтрашней проповеди, почему на твоем подиуме пятно спермы демона?